Спустя годы

— Кагура, Кагура, — после каждого слова следует сильный удар по щеке, а голос Сое доносится приглушенно, будто сквозь толстую стеклянную перегородку. Пускай голова болит адски, и сознание возвращается медленно, но тело чувствует легкость необычную и странную. Ято почему-то хочется никогда больше не просыпаться, отдаться первобытному инстинкту и сдаться. — Пожалуйста, очнись. Едкий запах выбрасывает ее из острого, но превосходно удобного мирка, где воздушное ложе вперемешку с осколками разбитых желаний стелется под ней. Когда ее еще раз стряхивают, а сильные руки болезненно сдавливают плечи, контрастируя с тем смертельным наслаждением, Кагура внезапно открывает глаза. — Ты в порядке? — глаза у Токугавы красные и заплаканные, беспокойство плещется на их дне и вязкий, удушающий страх. В рыбьих глазах Гин-чана нет ничего, кроме усталости и раздражения. Похоже, ему действительно поднадоело все время ей потакать. — Да, — Ято принимает руку учителя и поднимается на ноги, все еще ощущая соблазнительную боль во всем теле. Стоять прямо оказывается сложнее, чем она себе представляла. — Идти можешь? — не дожидаясь ответа, Саката закидывает ее руку себе за плечо, и медленно идет в сторону медпункта. На другой стороне поля кто-то громко кричит и радостно восклицает слова поздравления, мальчишки столпились в одну кучу, поднимая над головами кубок. Тот кубок, который сегодня должна была принимать Кагура. — Мы... — Проиграли, — своим обыденным тоном отвечает учитель, совершенно не выказывая своего расстройства. — Ты не успела отбить мяч, — тебе зарядили им в голову. Хотя, странно, что ты отрубилась в то же мгновение. Девушка качает головой, не понимая. Она готовилась к этому матчу, почти спала с бейсбольной битой в обнимку, чуть ли не завалила половину экзаменов из-за тренировок. Как она могла проиграть в последний момент? Подвести всю команду, одноклассников, учителей, Гин-чана? — Хотя, Окита-кун тоже недурен, — Саката заходит внутрь комнаты, отпуская Кагуру на кушетку. — Он играл еще со второго курса средней школы, так что не волнуйся, — Гинтоки присматривается к баночке с подозрительной жидкостью и кривится, принюхиваясь, — ругать тебя никто не будет. Ято молчит, хмуро осматривая свежий синяк на локте, что невыносимо чешется, и новую рану на колене, от которой явно останется шрам. Отпечаток жестяной крышки от бутылки, который кто-то бросил на поле, и на который она успешно упала. Кто бы мог подумать? — А где сейчас этот Окита-кун? — шипит от злости и разочарования Кагура, ибо ее не так волнуют раны, хотя, чего таить, ей наплевать на них. Просто хочется увидеть самодовольную морду этого идиота. Пускай он и стоял напротив нее на поле, но, почему-то, даже очертания его лица запомнить не удалось. — Наверняка в раздевалке, — Саката не обращает на ученицу внимания, решив заменить оказание первой медицинской помощи осмотром всего местного оборудования. Новая открытая бутылочка и читающий состав Гинтоки это только подтверждали. — Им же сейчас еще ехать обратно. А что? В голове пусто, на душе гадко, хочется рвать, метать и разбить лицо тому ублюдку, который посмел забрать ее кубок. Потому избегая встретившихся по пути одноклассников, Кагура все же добирается к мужской раздевалке. Но внутри никого не оказывается.

***

У каждого в этом мире есть родственная душа, иная половина целого, которую найти в огромном мире не легче, чем иголку в стоге сена. И, когда кажется, что ты нашел того человека, с которым проведешь всю жизнь — это оказывается обычной случайностью, ведь только глядя друг на друга впервые: один теряет сознание, а второй чувствует необычайную радость. Судьба — штука гадкая — смеется и издевательски подбрасывает новые препятствия, крошит над головой хрупкие надежды, осыпая пылью жизненных ценностей. Кагура смотрит на часы, понимая, что пришла как раз вовремя, благо, Камуи разбудил ее за три часа до собеседования и она успела добраться до офиса. Тучи сгущаются, предупреждая о скором дожде, а может даже ливне, будто подгоняя девушку побыстрее зайти внутрь. Голова кружится невыносимо, ноет, страдая от звуков отбойных молотков, ломающих ее сознание на мелкие кусочки в самый неподходящий момент. Лифт двигается мучительно медленно, а секретарша испуганно отшахивается, встречаясь с ней взглядом. — Кагура Ято, — слышит она, как только дверь кабинета закрывается за ее спиной. Игнорировать жуткую боль уже почти нереально, и девушка поднимает глаза на собеседника, но широкая улыбка не сходит с его лица, — давно не виделись. Он кажется ей знакомым до той степени, что она уже готова просто уснуть на полу кабинета, посчитав мужчину за лучшего друга. Готова вяло соглашаться со всеми его словами, кивать на каждую сказанную глупость, лишь бы прошло то адское гудение в ее голове. — Как Вас? — осторожно спрашивает, заметив, что тот встал с кресла и подходит к ней. — Сого, — отвечает он, шире скалясь и подхватывая ее на руки, когда Кагура уже готова встретиться с полом. — Окита Сого. Голос снимает большую часть мучений, позволяя находиться в сознании, осознавая, что она только что упала в обморок при своем будущем начальнике, у которого еще даже не прошла собеседование. А имя плотно заседает в голове, будто навязчивая идея при обсессии, и Кагуре хочется перекатывать его на языке, списать несколько тетрадей и закричать где-то, чтобы плотно похоронить два слова под коркой собственных воспоминаний. — Ты, — шепчет Ято, — двенадцать лет назад. Это был ты, — улыбка выходит вымученной, но почему-то искренней. — Так помоги мне снять боль, тупой Садюга. Находясь на грани между реальностью и отчаянием, она совсем не понимает, что говорит. Все яство твердит о том, что именно Окита Сого снимет ее боль. Усмешка на его лице ясно дает понять, что он наслаждается ее страданиями, и не спешит помогать. — Двенадцать лет назад мы разошлись в разные стороны, — мужчина поднимает руку и приближает к ее лицу, — Ты собираешься поступить также сейчас? — Умри, — отвечает Кагура на китайском, и холодная ладонь ложится на мокрый лоб. Из груди вырывается тихий стон, и она закрывает глаза, полностью уступив место своим желаниям. Окита не отводит взгляда, осторожно проводит пальцами по коже, понимая, что потом им предстоит долгий разговор. Ведь он не такой тупой, как Чайна, и сразу догадался обо всем. Вот только судьба их снова свела, спустя годы.