A Different Kind of Battle

По мнению Хаширамы, секс являлся хорошим времяпрепровождением. Иногда просто «хорошим», а иногда — великолепным или потрясающим. Всерьёз Сенджу об этом, правда, не задумывался, считая, что секс, по своей сути, для всех одинаков: радость от общества того, кого желаешь, и экстаз от получения удовольствия вместе с ним. Никто раньше не отвечал ему отказом и никто после этого не оставался разочарованным — так зачем же менять свою позицию? Он думал, что с Мадарой будет точно так же. Он желал Учиху сильнее, чем кого-либо до этого, и думал, что секс с ним окажется самым лёгким и потрясающим. Разумеется, подобные мысли являлись верхом наивности и глупости: ничто, касающееся Мадары, не могло быть лёгким по определению — скорее, душераздирающим, болезненным, трудным, опасным или яростным. А возможно, и всем сразу. Получение согласия от Учихи, разумеется, исключением не стало. Осознание, что он впервые желал мужчину так, как желал лишь женщин, показалось Хашираме довольно ошарашивающим, но, тем не менее, настолько правильным, что Сенджу не мог перестать думать об этом. Почти сразу после окончания войны они с Мадарой стояли очень близко друг к другу, обсуждая план построения деревни. Хаширама иногда обращал на друга взгляд, понимая, что целую декаду мечтал о простом разговоре с ним об их мечте, и не мог поверить, что для этого потребовалось целых десять лет и столько невинных жизней. Хаширама искоса смотрел на Учиху, вспоминая бесчисленные бессонные ночи и отчаянные грёзы, в которых Мадара представлялся ему союзником и другом. Именно в тот момент для него стало ясно: он хотел от Учихи даже большего. Всегда хотел. Так что, недолго думая, Хаширама нежно дотронулся до его лица. В ответ Мадара чуть не сломал ему руку. В двадцать четыре года Хаширама, наконец, понял, что не все люди на земле горят желанием ринуться к нему в постель при первой же возможности. Пришлось начать период ухаживания: душераздирающий, болезненный, нелепый, опасный и раздражающий — именно в таком порядке. Не было и дня, когда Сенджу не приходилось залечивать раны, глушить пиалами саке боль сердечную, справляться со своей бедной, обделённой должным вниманием эрекцией или уходить на долгую тренировку, чтобы хоть на время позабыть о… вещах насущных. — Почему ты такой… ты? — пробурчал он после нескольких месяцев мучений, только что заполучив новую рану: Мадара оставил порез на щеке после очередного неудавшегося поцелуя. — Так же будет лучше для нас обоих! — О чём ты вообще? — Мадара провёл перед ним окровавленным лезвием. — Разве тебе не хочется этого? Я же хочу тебя… — Нет, конечно же. Разумеется, мне не хочется… — тут же возразил Учиха. Но, даже если Хаширама и был плох в ухаживаниях, то с принятием отказа дело у него обстояло ещё хуже: он просто решил не отступать и переубедить Мадару во что бы то ни стало. Так что, рискуя получить кунай в живот, Хаширама сократил расстояние между ними, запустил ладонь в копну буйных чёрных волос и поцеловал их столь же буйного владельца. Учиха всё же ударил: в затылок, рукоятью куная, вызывая лёгкое головокружение, но, тем не менее, не разрезая лезвием плоть. Хаширама понадеялся, что это означало скрытое согласие. Сенджу всё не выпускал обнадёживающую мысль из головы, ощущая болезненные укусы и острые ногти Учихи, и, наконец, был вознаграждён: Мадара ответил на поцелуй. Они не стояли на месте. Хаширама начал беспокоиться о безопасности такого движения по комнате, только когда Мадара неожиданно достиг стены, но был вовсе не против прижать того к углу. Сенджу задрал его кофту, прикоснулся к белой коже, усыпанной старыми шрамами, и отнюдь не нежно прикусил стройную, мускулистую шею, которая так манила его всё это время. Чёрт, как же пьянит! — запах Мадары возбуждал, выбрасывая все мысли из головы, оставляя лишь желание завладеть им. Мадара простонал, выгибая спину, когда Хаширама случайно задел его сосок ногтем, из-за чего тот поспешил сделать так снова. Одежда Учихи - длинная, неудобная, тяжёлая, - ужасно раздражала. Сенджу сначала попытался снять её, однако вскоре осторожность сменило раздражение, и рубаха порвалась с громким, резким звуком. Воцарилась давящая тишина. Мадара раскрыл до этого момента сжатые губы и обратил на Хашираму взгляд - зловещий, кровожадный. — Что ты, чёрт подери, творишь?! — прошипел он, оттолкнув Хашираму, будто бы и не принимал его прикосновения пару секунд назад и не отвечал на них с той же настойчивостью. Выходов Хаширама видел два. Либо бежать, пока ноги несут, либо рискнуть головой, но, в лучшем исходе, добиться желаемого. К счастью, ему повезло (в данном контексте, разумеется) столько раз сражаться с ним в течение войны. Хотя, особой разницы между битвой и нынешним своим положением Сенджу не видел и отступать, как и всегда, не собирался. Так что, не ответив на вопрос, он поцеловал мужчину перед собой, не отстранившись, даже когда острые зубы до крови впились в его нижнюю губу и когда тонкие бледные пальцы чуть не выцарапали его глаза в попытке заставить инстинктивно отдалиться. Тем не менее, он всё-таки надеялся, что Мадара не достанет кунай. Как оказалось, разница между Мадарой, желающим вас убить, и Мадарой, желающим секса, оказалась довольно незначительной. Он всё ещё кусался, всё ещё царапал до крови кожу на спине, всё ещё тянул за волосы, но при этом отвечал на поцелуи и стонал в губы Хаширамы - тихо, низко, жадно, до невозможного возбуждающе. Секс, по опыту Хаширамы, должен был быть нежным или страстным, безответственным или интимным — в зависимости от партнёра. Но Сенджу и подумать до этого не мог о нём, как о битве - серьёзной, опасной, перед победой в которой ему придётся пережить бесчисленные ранения. Впрочем, сейчас секс был таким, каким было всё, с чем Хаширама ассоциировал Мадару: болезненным, трудным, опасным и яростным. Так что, казалось бы, стоило ли удивляться? Тем более, что ни одно из этих определений не уменьшало желания. Вскоре оба почти лишились одежды: лишь оборванная ткань лежала на полу. Нагой Учиха оказался именно таким, каким и представлял его Хаширама: сильные, упругие мускулы и ровные полоски бледных шрамов на груди, спине и на одном из бёдер, прекрасные и возбуждающие. Сенджу медленно двигался, спускаясь всё ниже и ниже, от одного шрама к другому, целуя каждый и проводя языком по шероховатой коже, отчего с губ Мадары срывались те же будоражащие кровь тихие стоны. Однако, когда Хаширама чересчур увлёкся шрамом на бедре, Мадара запустил руки в его волосы, до боли сжимая пальцы. Он был возбуждён, его член стоял - красный, налившийся - в паре сантиметров от лица Сенджу. И когда Учиха небрежно, будто бы случайно, потянул Хашираму в его сторону, тому захотелось даже извиниться: до этого момента он не уделял желаниям партнёра никакого внимания. Однако не произнёс ни слова, боясь спугнуть Учиху, и вместо этого опустился с полуприседа на колени и одарил друга обнадёживающей улыбкой. Не это ли обычно делают любовники? Он помнил, сколько удовольствия приносили ему подобные ласки, и смело взял член Учихи в рот. Вкус был странным, не отвратительным, но и не приятным. Однако запах Мадары, такой притягательный, сглаживал все неприятные ощущения. Хаширама взглянул на Учиху, закрывшего глаза и зажавшего рот рукой в попытке сдержать стоны, и остался доволен эффектом: видеть горделивого мужчину в таком состоянии было лучшей наградой — это возбуждало чуть ли не сильнее, чем поцелуи или прикосновения к нему. И пусть Сенджу и чувствовал себя неловко и, отчасти, немного униженно, он с таким усердием старался доставить Учихе удовольствие, будто сам был на его месте. Хотя, особых успехов, надо признать, он всё равно не добился. Хашираме было довольно трудно удерживать его во рту, даже несмотря на то, что Мадара не был таким уж и большим. Не то, чтобы Хашираме хотелось сравнивать члены, но не заметить (с определённой гордостью за себя, к тому же), что его собственный был как длиннее, так и толще, он просто не мог. Обхватив основание рукой, он попытался придать своим действиям какую-то упорядоченность: хоть ответные движения и были довольно слабыми, но они сбивали, не давая в полной мере сконцентрироваться. А после одного чересчур резкого толчка, сорвавшего его дыхание, Хаширама и вовсе решил, что с прелюдиями пора заканчивать. Он поднялся с колен и, игнорируя слабую мысль о негигиеничности, вновь поцеловал любовника: теперь уж, по его мнению, он имел право так называть Мадару, пусть даже и в собственных мыслях - звучало, по его мнению, неплохо. Сенджу притянул к себе мужчину и обхватил его задницу. Он был столь взволнован, что даже мысль о том, что вскоре он завладеет Учихой, доводила до грани. Его пальцы скользнули меж соблазнительных ягодиц и надавили на сфинктер. Мадара явно занервничал, так что Хаширама постарался зажать его между своим телом и стеной, предотвращая возможный побег. — Прошу, — пробормотал он в губы друга, моля о, по сути, запоздалом разрешении: его пальцы уже немного проникли внутрь, заставляя бледное тело в руках Сенджу напрячься ещё сильнее. Даже затуманенным страстью разумом Хаширама понимал, что нужно было чем-то облегчить проникновение. Чёрт, он должен был приготовиться, должен был подумать о смазке на случай, если удастся зайти так далеко! Всё-таки, если он сейчас упустит Мадару, подобного шанса может больше не выдаться... Однако, этот секс не был обычным, напомнил сам себе Хаширама. Это была битва. На поле боя нельзя сказать противнику, что ты забыл своё оружие дома, и, усердно извиняясь, попросить отложить битву до лучших времён. Здесь ты должен импровизировать. Решив, что использование меддзюцу для расслабления мышц — вполне неплохая альтернатива смазке, он не подумал о том, что неплохо было бы ещё предупредить Мадару о своих намерениях. Так что, когда он попытался сложить печать, Учиха молниеносно схватил его за запястье и, достав кунай из, похоже, нательной печати, приставил смертоносное лезвие к горлу Хаширамы. Будучи тем ещё параноиком, тот вполне мог решить, что Сенджу собирается его атаковать. А, может, просто был не в восторге от выбранной альтернативы смазке. — Мадара… — в одном его слове слилось всё: желание, отчаяние, непонимание. — Без понятия, что ты задумал, но… — в тоне же Учихи он смог различить лишь холод, недоверие. И пылающую злость, вырвавшуюся из-под маски спокойствия, которую Сенджу игнорировал всё это время. — Я просто хотел, чтобы было приятно… чтобы тебе было приятно. Если ты позволишь… — Зачем я вообще должен тебе что-то позволять? — Доверься мне… — Зачем? К чёрту переговоры, подумал Хаширама. Словами сейчас он точно ничего не добьётся: попросту не сможет склонить Учиху к согласию, пока сам находится на грани отчаяния. Так что, игнорируя острое, как бритва, лезвие, Хаширама молча взглянул в тёмные глубокие глаза и продолжил складывать печати. — Прекрати, — прошипел Мадара, гневно нахмурившись. Хаширама не выполнил приказ, и он надавил на лезвие сильнее, из-за чего по шее Сенджу потекла маленькая алая струйка. Но тот в ответ лишь наклонился, чтобы поцеловать Учиху, и закончил активацию дзюцу. Мадара приглушённо ахнул, стоило Сенджу прижать ладонь к его заднице. Ками свидетель, ему чертовски трудно было держать ток чакры постоянным и равномерным, как того требовала техника, когда единственное, чего он хотел — поскорее поглотить человека, которого так жаждал, быть в нём, трахнуть его, завладеть им, стать с ним одним целым. И эти невообразимые тихие стоны, вновь срывавшиеся с губ Мадары, ничуть не помогали сконцентрироваться. Сенджу проник одним пальцем, а через секунду - и вторым. Достаточно. Техника должна была уже дать результат. В любом случае, больше терпеть он не мог. Стоило ему смазать свой член слюной, и он почувствовал, как Мадара напрягся в его руках, хотя и не пытался отстраниться. Одна из ног Учихи вскоре переместилась на талию Сенджу, который так медленно, как только позволял почти потерянный самоконтроль, вошёл в тело друга. Мадара зашипел и схватился за волосы Хаширамы, чудом не вырвав их с корнем, что взбудоражило последнего ещё сильнее. Хаширама обхватил вторую ногу Мадары, полностью оторвав того от пола. Теряя самообладание с каждым сантиметром, Сенджу проник в него полностью и остановился. Они не двигались довольно долгое время, прежде чем Хаширама почувствовал дрожь в руках — не от того, что ему пришлось держать на себе вес Учихи, но из-за обжигающего желания большего. Мадара решил нарушить спокойствие первым. Вновь схватив Сенджу за волосы, он приподнялся и снова опустился на член. В следующую секунду двигались уже оба: одной рукой Хаширама обхватил Учиху за талию, другой же он сквозь череду отрывистых толчков пытался опереться о стену, а Мадара, тем временем, ещё сильнее обхватил ногами туловище Сенджу и приобнял его, ногтями оставляя на спине болезненные царапины. Его дыхание сбилось, он задыхался, бормоча слова, не имеющие никакого смысла, но звучащие так, будто были произнесены не сколько в страсти, сколько в ярости. — Чёрт… чёрт… Мадара… — Хаширама тоже не мог похвастаться осмысленной речью. Он попытался достать губы любовника, однако его глаза были закрыты, и целовать, изредка покусывая, пришлось то, чего удалось достичь — белую шею. Чем, похоже, застал Учиху врасплох, из-за чего тот дёрнулся, выведя их и без того ненадёжную позицию из равновесия и соскользнув с члена. — Почему даже такая простая вещь, как секс, превращается с тобой в балаган? — вновь стоя на ногах и гневно смотря на него, причитал Мадара. Удивительно, особенно учитывая, что именно Сенджу подвёл их к этому. Так что, даже не удостоив любовника ответом, Хаширама повалил его на пол, за что получил парочку дополнительных укусов и ударов, но они не волновали его больше. Через пару мгновений он снова вошёл в Учиху, а тот, в свою очередь, вновь обвил ногами его талию. Хаширама двигался всё быстрее и быстрее, вбиваясь в бледное тело под собой, приближаясь к развязке, но не желая кончать. Не сейчас. Не когда ему пришлось столько ждать. Не когда он не был уверен в том, что будет следующий раз. Тем не менее, когда пальцы Мадары обвились вокруг его собственного члена, под тяжестью тепла и тесноты он почувствовал, что не может больше терпеть. Он подхватил Учиху за задницу, приподнял с земли и раздвинул пальцами его ягодицы так, чтобы проникнуть настолько глубоко, насколько возможно. Несколько сильных толчков, и он кончил. Мир вокруг перестал существовать на несколько мгновений: для Сенджу теперь не существовало никого и ничего, кроме их связи с Мадарой и обрушившегося на него удовольствия. Смутно он также осознавал, что его любовник выгнул спину, опираясь о пол только лопатками, и что он сжался вокруг обмякшего члена Хаширамы, проливая собственное семя. Обессиленно лёжа одной половиной тела на полу и второй - на Мадаре, Хаширама чувствовал себя счастливым, как никогда. Укусы и царапины, оставленные Учихой, горели, голова покалывала в тех местах, где тот хватал его, и кровь застыла на шее под порезом от куная. Хоть путь к этому моменту и был душераздирающим, болезненным, трудным, опасным и яростным, но награда вполне его стоила: Учиха приобнимал его одной рукой за шею так, будто не хотел отпускать. Хаширама улыбнулся. Лежать таким образом было так же приятно, как заниматься сексом. — Не хочешь слезть с меня? — через некоторое время проворчал Мадара, даже не думая убирать руку. Хаширама поцеловал его шею, из-за чего тот пробормотал что-то об идиотах Сенджу. — Надо будет повторить, — начал Хаширама, говоря даже более уверенно, чем чувствовал себя. — Какого чёрта ты думаешь, будто у меня есть время возиться с тобой? — произнёс Мадара пренебрежительно. Его тело же явно имело свою точку зрения. Сенджу даже стало интересно: друг вообще осознаёт, что его пальцы играют с его волосами?.. — Ну, сейчас же время есть, не так ли? Дай мне пять минут. — Ты издеваешься?! Хаширама приподнялся на одном локте, задорно улыбнулся любовнику и затем опустил к нему голову, затягивая в глубокий поцелуй. Судя по своему состоянию, ему и пяти минут не потребуется.