multiverse

Параллельные вселенные это не так уж и классно, когда ты влюблён, думает Исак, лёжа в кровати трупом второй день, не отвечая на звонки и крики Эскиля, не выходя даже за едой. Параллельные вселенные заставляют тебя чувствовать себя настолько пиздецки одиноким, будто ты никогда не был нужен ни одному человеку на Земле. Исак не знает, что хуже - быть запертым наедине со своими мыслями или чувствовать себя одним в мультивселенной, но он уверен, что чувствует всё это разом. Он бы хотел умереть, потому что Эвен говорил, что это единственный выход, но он не может, потому что не знает, куда ему уходить. Исаку с годами становится хуже и хуже существовать, и смерть должна быть хуже всего, но хуже того, что сейчас, ни один ад ему не предложит. Сначала отец, потом мама, потом Эва, потом чертова туча девушек, у половины из которых он не помнит имен, а потом человек, в которого он влюбился, словно прыгнул с обрыва - с каждой секундой все быстрее, необратимее, ближе к точке невозврата. Только Исак думал, что до точки невозврата они дойдут вместе, а теперь с неебической болью понимал, что дошёл до нее он один - влетел в нее на первой космической и остался там, где-то на границе Вселенной, посреди холода, вакуума и пустоты. Черт, Исаку теперь всё было холод, вакуум и пустота. Эскиль говорил, что Исаку стоит подумать, прежде чем ставить себя выше Gay Pride. Сейчас он готов поставить себя так низко, на такое блять дно, только бы Эвен вернулся. Исак бы отдал все, что у него было, только бы соединить пальцем родинки на щеке Эвена в что-нибудь, отдаленно напоминающее созвездие. Только вот сейчас Исак с безразличным, бессильным осознанием понимал, что без Эвена у него нет ничего, и отдавать ему тоже нечего. Без Эвена у него нет даже самого себя, потому что он сам себе нахрен не сдался, такой бессильный, опустошённый и одинокий. Мама в детстве, единственном счастливом времени в жизни Исака, говорила ему, что пока люди любят, они прощают. Исак был точно уверен, что это не её фраза, но он запомнил ее на всю свою жизнь. Он ненавидел себя за это, но он не мог не простить Эвена. Не мог, потому что знал, как улыбаются эти губы, как смеются эти глаза. Как теплы эти руки, и как бесподобно мило Эвен сопит во все. Исак не знал, зачем он перебирает всё это в своей памяти, сжимая каждое воспоминание в ладони как чертов стеклянный осколок, но он не мог. Он не мог не любить Эвена. B нем не осталось ничего кроме чувства самоуничижения и чувства любви, которое было настолько блядски всепоглощающим, что под веками у Исака, стоило ему только закрыть глаза, появлялись чужие голубые радужки с перекрывающими их зрачками, и Исак боялся спать, потому что чертовски не хотел просыпаться. Мультивселенная, недостижимая и непостижимая, в воображении Исака теперь имела лицо. Лицо человека, которого Исак любил до ртути, текущей по венам вместо крови. Лицо человека, который предал его. Исак закрыл глаза, сдаваясь, потому что он до спазмов горла хотел почувствовать еще хоть минуту, что Эвен его, что он рядом, и его запах, грифельные карандаши и дым от мэри джейн, щекочет ноздри, вызывая не улыбку, а почему-то желание зарыдать как мальчик. Параллельные вселенные это не так уж и классно, когда твоя Вселенная единственная, где тебя не любят в ответ.