Ноябрь
Часы показывали ровно 10…
Юнги услышал сквозь пелену темноты свое тяжелое дыхание, провел языком по шершавым, сухим губам и через несколько минут начал снова приходит в себя. Что-то липкое потекло по виску и щеке. Когда «что-то» достигло губ, он почувствовал стальной, солоноватый вкус. «Почему я здесь?» — был первый и единственный вопрос. Хотя он не понимал, где это «здесь». Юнги полусидел полулежал возле холодной стены, вокруг стояла тишина и темнота. Он попытался встать, но ничего не вышло, что-то не давало ему выпрямиться. Почувствовав боль в запястьях, он наконец понял в чем дело: руки крепко сдавливали стальные обручи наручников. Он попытался освободиться, но все тщетно: он не чувствовал пальцев и рук. В помещении было душно и сыро, словно в тюрьме. Юнги лег на спину, вспоминая, что уже такое с ним происходило, но сейчас что-либо предпринимать он не пытался. В тишине раздавалось тяжелое, но тихое дыхание. Вдохнуть полной грудью он не мог, так как от каждой попытки сотки иголок и стальных проволок впивались в его грудь. К горлу подступил тошнотворный ком и сознание отключилось. Когда Юнги снова пришел в себя, то почувствовал чье-то присутствие рядом. С трудом поднявшись, он сел, облокотившись о стену, которая стала еще холоднее. С минуту он сидел тихо, словно пытаясь убедиться: вправду ли здесь кто-то есть. — Почему… я… здесь? — отрывисто и хрипло, по словам задал он вопрос, который интересовал его. — Так будет лучше, — ответил тихий голос из неоткуда, который до этого минут десять испытывал терпение Юнги и молчал. — Я не хочу здесь быть, — процедил тихо сквозь зубы раненный пленник. Ответа не последовало, стояла густая тишина. — Пусти, — крикнул он в темноту, сделав рывок вперед, от которого в запястья врезалось раскаленное железо, но это не остановило его от попыток вырваться. — Убирайся! — его равнодушие переросло в ярость. Железо ранило его руки, которые он больше не чувствовал. Юнги решил, что пока в нем есть силы, он будет вырываться, попробует снова сделать это. Откуда-то взявшаяся стальная цепь врезалась в грудь и живот так сильно, что перехватило дыхание, но Юнги продолжал биться в этих оковах. Снова и снова он находил в себе силы для рывков вперед, это не освободило бы его от цепей, но помогло бы сделать то, что он не успел. Он попытался сжать кулак, но все напрасно: пальцы не хотели слушаться, он не чувствовал больше их. Он на миг затих, тяжело переводя дыхание. Собрав все силы, которые только остались, Юнги готовился к новому и, возможно, последнему рывку. Но когда его тело было напряжено до предела, все мышцы на миг замерли, внезапный яркий свет ударил в глаза. Он зажмурился и вжался в стену, чья-то холодная ладонь коснулась горячей щеки, стальной обруч сжал голову, и продолжал сжимать до тех пор, пока боль не затуманила сознание. Едкий запах ворвался в легкие, Юнги открыл глаза. Яркий, искусственный свет ударил в лицо, словно от лампы. Он попытался встать, но тело не слушалось его. Юнги поднял руку и поднес ее к свету. Пальцы были перебинтованы, сквозь бинты выступала кровь. Юнги сжал зубы и сглотнул ком в горле, горячая слеза скатилась по виску и неприятно защекотала ухо… — Почему? — неслышно прошептал он. Тишина. Тьма. Беспамятство.***
Холодный пот пробежал по спине, тяжелое, отрывистое дыхание содрогалось грудь. Юнги бросало то в жар, то в холод. Что-то темное и непонятное гналось за ним в кошмаре, наступая на пятки. Но ночь прошла. Теплый ветер наполнял комнату, солнечные лучи щекотали темные ресницы. Юнги перевернулся на другую сторону, прячась от надоедливого солнца. Он пришел в себя, но продолжал нежиться в кровати. Вскоре это ему надоело и он встал. Комната была ему знакомая, именно сюда вчера привела его девушка, если ее можна было назвать таковой. Юнги было жарко, он ощущал, как что-то непонятное тревожило его, но что именно, он вспомнить никак не мог и вскоре это ощущение прошло. Белые двери оказались открытыми. Юнги не долго думая пошел по такому же белому коридору, как и странная комната. Этот коридор представлял собой лабиринт из сети таких же коридоров и белых комнат, так удивительно похожих друг на друга, что создавалось ощущение нахождения в замкнутом пространстве. Юнги ходил по этим коридорам, которые все сильнее начали напоминать ему здание лечебницы. Открыв очередную дверь, Юнги заметил странную картину: девушка-ангел стояла у стола и что-то пристально рассматривала. — Проснулся? — не поднимая взгляда, спросила она и отошла к окну, сложив руки на груди. Юнги молча подошел к столу с любопытством взглянув на него. На белой поверхности лежали исписанные нотные листы. Юнги взял несколько их и поднес к свету. На первом сверху было размыто написано «Goodbye», а дальше так же размыто были написаны ноты. — Что это? — спросил он, взглянув на ангела. — Твоя песня. — Но я не писал ее. Ангел ничего не ответила. Юнги стал просматривать исписанные листы. Большинство нот были минорными и высокими. На одном из листов просвечивалось багровое пятно, в котором Юнги узнал кровь. Свою кровь. Неприятный холод пробежал по телу, листы рассыпались по полу. Юнги смотрел расширенными глазами на свои дрожащие пальцы. Непонятные туманные картинки мелькали в памяти. — Ты написал ее в ту ночь. Но ты не должен ее помнить, — тихо и спокойно ответила ангел. Ноги не хотели держать Юнги, и он бессильно упал на пол, закрывая ладонью лицо. — Что? — тихо, почти неслышно спросил он. — Что… тогда произошло? — спросил он дрожащим голосом. — Тебе не стоит этого знать. Ты должен забыть. — Я не хочу забываться, — закричал он, в его голосе ослышались горькие агрессивные ноты. Ангел печально посмотрела на Юнги, в ее глазах отразилась глубокая грусть. Она покачала головой и вышла из комнаты. Юнги встал и побежал за ней. — Постой! Я должен знать, что произошло в ту ночь. Но ангел оставалась глуха к его словам и продолжала идти дальше. Внезапно она остановилась у двери и распахнула ее перед Юнги. То что там было заставило замереть Юнги на пороге. Он не хотел входить, ему захотелось убежать и забыть то, что он увидел. Комната была в черно-синих тонах, в углу у разбитого окна с решетками стоял когда-то белый рояль. Но сейчас он был не похож на благородный инструмент. На его поверхности виднелись глубокие ссадины и царапины, она была грязной от пыли и багровых пятен высохшей крови. На полу лежали обломки стола и стульев, осколки разбитого окна. Эта комната навеивала страх и панику. В противоположном углу лежали окровавленные цепи. Юнги вспомнил, что здесь произошло. Эта мысль разрезала его сознание. Он вспомнил ту ночь, когда ничего больше не мог с собой сделать, когда чувства взяли верх над ним и он не принадлежал себе. Вспомнил с какой яростью разбил окно, а затем пытался уничтожить рояль. Вспомнил, как сидел у его белых ножек и писал те ноты окровавленными руками. Вспомнил, как пытался разбить свои руки о твердую поверхность. Неуверенными шагами он подошел с изуродованному инструменту, дрожащими руками проверь по израненной поверхности. Горячие слезы потекли по щекам и упали на крышку. «Это я хотел уничтожить то, что сам создал. Думал, если уничтожу тебя, если разобью пальцы, так что они больше не смогут играть, то мне станет легче, я стану бесполезным и меня оставят наконец-то в покое. Я думал, что не имею права больше играть, потому что мои чувства были ложью. Я считал себя предателем, который должен за все расплатиться. Прости меня». Юнги опустился на колени возле рояля, горячие слезы все еще обжигали лицо. Весь мир словно рухнул в ту ночь и теперь появился новый. — Так вот почему ты говорила тогда о моих руках. Это ведь ты спасла меня? — спросил он стоявшую рядом девушка. Но она ничего не ответила. Юнги сел за рояль и притронулся к клавишам, звук вышел неестественный и фальшивый, некоторые клавиши вовсе не воспроизводили звук. Он смотрел на свои пальцы, которые снова могли нормально двигаться, он снова мог их чувствовать. «Слава Богу они целы». Юнги встал, подошел к окну и сорвал с него тяжелую синюю штору, затем накинул ее на рояль. «Прости», — прошептал он и направился к выходу, но там его ждала девушка, которая обычным жестом закрыла его глаза ладонью, и он провалился в беспамятство.Часы показывали 10… Дул прохладный ветер.