Шёпот тьмы

      За мутной дымкой воспоминаний Эшли Риот обнимал женщину — улыбчивую, светлоглазую. Распущенные пряди цвета выжженной солнцем травы проскальзывали между губ, когда он наклонялся, чтобы поцеловать её шею; лишь смутно, на грани сознания, голос шептал: «Этого нет». Тело этой женщины истлело, нынче не осталось и гнилых костей; но если бы она и жила теперь, подземелья Леа Монде — не то место, где могла бы случиться встреча.       На грани сознания — её волосы слишком короткие, бёдра — слишком узкие для женских. Рука скользит по худой спине — вниз, вдоль линий татуировки. Точно удар — узнавание; Эшли отшатнулся, почти со священным ужасом глядя на человека, которого только что сжимал в объятиях.       — Любимый? — Тиа смотрела недоумённо, даже слегка обиженно. В золотом рассветном сиянии она казалась даже более невинной, чем Эшли её помнил: вот она отвернулась к окну — и видна хрупкая спина с острыми лопатками. Ни следа дьявольского клейма — и воспоминание кажется наваждением: так поутру вспоминаешь бесконечно далёкий сон. Он опустил голову и прошептал:       — Кажется, мне приснился кошмар.       — Что ты видел, Эшли? — она подошла ближе и слегка склонила голову набок. В ожидании ответа Тиа обошла его кругом, точно хотела рассмотреть со всех сторон, и в висках стучало, повторяясь снова и снова: «Что ты видел?»       Во рту пересохло; кажется, попытаешься сглотнуть — и обдерёшь горло. Эшли прижал её к себе и шепнул, едва касаясь губами уха:       — Твою смерть.       На руках — кровь; так и должно быть, когда касаешься открытой раны. Тёмная кровь течёт по её подбородку, но губы изгибаются в усмешке. Когда Тиа поднимает голову, он уже знает, что вместо тепла увидит лёд.       — Она мертва. Ты убил её.       — Замолчи.       — Боишься правды?       В безумной попытке заставить замолчать Эшли подался вперёд. В далёком воспоминании он целовал окровавленные губы жены; во мраке подземелий Леа Монде — другие губы, но такие же мертвенно-холодные, чувствуя тот же привкус железа.       Молчи.       Можно закрыть глаза, чтобы не видеть; но невозможно при этом не слышать, не чувствовать. Отчётливее, яснее слышны далёкие звуки осыпающейся земли, шорохи, завывания. Сильнее ощущается прикосновение к груди не мягкой ладони, но холодного металла — прямо напротив сердца. Когда Эшли снова открыл глаза, перед ним по-прежнему стояла Тиа — ни следа крови, ни следа глубокой раны. Он запустил пальцы в её волосы — и с силой сжал, оттягивая голову назад:       — Я знаю, что это ты.       Видение раскололось на куски, осыпалось звенящим дождём. Темнота расхохоталась. В этом мучительном смехе не чувствовалось веселья — лишь искреннее, ничем не разбавленное безумие:       — Знаешь? И что будешь с этим делать?       Эшли молчал, тяжело дыша и пытаясь осознать происходящее. Невыносимо болела голова. Никаких мыслей, никаких желаний, кроме одного: забыть, не видеть, забыть… Пока сознание пребывало где-то далеко, руки всё сильнее стискивали жёсткие, спутанные светлые пряди. Стоило Эшли на мгновение дёрнуться, попытаться разорвать объятия — и металлические пальцы до боли стиснули плечи:       — Ты помнишь её? Какой она была?       — Мне нет дела до твоих игр, — шаг назад — когти легко вспарывают кожу на плечах, но боль не отрезвляет. Лишь мгновение, лишь глоток воздуха — и окружающая тьма снова накрывает с головой, и в ней слышен насмешливый шёпот:       — Какой она была, Риот? Что ты помнишь о ней? Вспомни, ну же. Вспомни, чем пахнут её волосы…       Меньше всего хотелось покоряться голосу, снова возвращаться к болезненным воспоминаниям. Сопротивляться вышло недолго — с минуту, не больше. Точно сквозь пелену, Эшли протянул руку к вновь возникшей перед ним Тиа, но не сумел её коснуться. Воспоминания о любимой женщине казались невероятно смутными, спутанными, точно мысли о давным-давно прочитанной книге. Бумажные, прозрачные воспоминания, слишком плоские — без ощущений, без голоса, без плоти. Сквозь них прорывалось отчаяние — ведь она так много значила для него… Как он мог забыть?       Куда реальнее — светлая прядь, слегка прихваченная губами. Ноги не держат — и Эшли невольно опускается на пол, чувствуя, как в попытке отстранить легла на голову когтистая рука.       — Ты в порядке? — Тиа, склонившись над ним, пытливо заглядывает в глаза. Она вздрагивает, когда он крепко сжимает её плечо и шепчет:       — Не отворачивайся. Смотри мне в глаза.       В её глазах — недоумение, но где-то за ним — мертвенная пелена. Когда она обернётся, он снова увидит между её лопаток кровавую рану — или же линии дьявольской татуировки.       — Ты знаешь, кто я, — шепчет тьма.       Даже не ясно, что из этого хуже.       — Да.