Pain of love

Блубери увидел ярко-оранжевую толстовку брата совсем неподалеку и ускорил шаг, чтобы поскорее обрадовать его хорошей новостью о тренировках для королевской стражи, но не дошел несколько шагов, потому что услышал голос – это был Ред. Блубери резко остановился. Он не хотел подслушивать, правда не хотел, но так вышло, что он подошел в самый «правильный» момент. Блубери крепко зажал рот рукой, задавливая зарождающиеся всхлипы, но слезы уже хлынули из глаз и покатились по румяным щекам. В груди все начало колоть и щипать. Ему не послышалось. Ему не показалось. Блубери мгновенно сорвался с места и побежал прочь. Он хотел убежать так далеко, насколько это вообще возможно. Его тело трясло, душу буквально разрывало на части, слезы пеленой застилали глаза. Блубери добрался до крайнего поста, дальше которого только пропасть и вход в руины, и прислонился спиной к гладкому боку постройки. Рыдания вырывались из его груди, словно необузданные звери. Блубери зажал рот обеими руками и сел на снег, стараясь сдержать ураган боли внутри себя, но он так давил на ребра, что Блубери не мог с ним совладать. Он начал задыхаться, его надсадные вздохи превращались в кашель и, смешиваясь со слезами, застревали в горле. Это была истерика, и она все быстрее набирала обороты. Блубери пытался успокоить себя, пытался думать о чем-то хорошем, но все хорошее у него было связано с братом и теперь, при вспоминании, окрашивалось в совсем неприятные и мрачные тона. Блубери было очень и очень больно. В голове так и звенело «Я люблю тебя. Я тож». И оно раз за разом прокручивалось голосами брата и Реда. Блубери схватился за голову. Он не хотел больше слышать. Он не хотел больше чувствовать. Он хотел… Тут внезапно послышались торопливые тяжелые шаги, а потом перед Блубери опустился Эджи. Его суровое и часто гневное лицо сейчас озаряло неприкрытое беспокойство. Блубери поднял глаза, на одно мгновение подумав, что это пришел Папайрус, чтобы успокоить его и сказать, что все было ложью, но перед ним был просто Эджи. - Ты ранен? – еще не договорив, Эджи понял, что это довольно глупый вопрос. Он видел, что Блубери задыхается от слез не потому, что он получил ранение, а потому что ему плохо внутри. Блубери попытался что-то ответить, но каждый раз заикался и начинал кашлять еще сильнее. Внутри груди все разрывалось на куски, душа дрожала и сходила с ума, а из свежих трещин на ней сочилась магия Блубери. Та самая, что поддерживала его жизнь. Эджи был в растерянности, он не знал, как успокаивать таких, как Блубери. Своего Санса он мог успокоить в два счета обычным пинком или приказом (в крайнем случае поцелуем), но к таким трепетным монстрам он боялся даже прикасаться, боялся сказать что-то не то и испортить все. Однако, решение нашлось само собой, потому что Блубери, не смущаясь ничего, налетел на Эджи и вцепился в его боевой костюм, как коала за ветку. Тут Эджи ощутил, как же сильно трясется Блубери. Ему самому стало паршиво на душе. Он осторожно опустил руки на маленькую дрожащую спину скелета и начал медленно гладить ладонями сверху вниз по хрупким ребрам и позвоночнику. - Тише, малыш, ти-ише, - мягко произнес Эджи, что было не очень подходящим для его грубого тона. – Успокойся, дыши медленно и глубоко. Блубери пытался прислушиваться к словам, честно пытался, но болевые порывы все еще сбивали дыхание, вырываясь жутким кашлем. Блубери продолжал шмыгать носом, пытаясь втянуть хоть немного свежего воздуха. У него болела уже не только грудь: голова распухла и пульсировала отбойным молотком, глаза начало ощутимо щипать от выплаканных слез. Грудная клетка продолжала непрерывно гореть огнем. Эджи терпеливо ждал, когда Блубери придет в себя. Потребовалось практически десять минут, чтобы Блубери сумел выговорить первое слово: - Они.. - при воспоминании Блубери вновь захлебнулся жалостью, и поперек горла вновь встал тяжелый ком. - Потом, - шептал Эджи. – Все потом. Сейчас мне нужно, чтобы ты успокоился. Не думай ни о чем, просто слушай мой голос. Блубери кивнул и прильнул к широкой и мощной груди Эджи, улавливая биение его души. Он сконцентрировался на нем. Оно было ровным, пусть и немного быстрым. Оно было успокаивающим и даже гипнотическим. Оно, даже можно сказать, было прекрасным. Блубери прикрыл глаза. Эджи шептал самые банальные, глупые и очевидные вещи, которые только можно было придумать, и которые он никогда бы в жизни не произнес. Он продолжал держать Блубери в объятиях, улавливая каждое его волнение. Он чувствовал, как напряжение постепенно спадает. Эджи никак не мог понять, что же так вывело Блубери? Что заставило его биться практически в истерике? Он должен это выяснить, а также переговорить со Стретчем на этот счет. Блубери находился в состоянии полусознания, его голова продолжала кружиться, полезли какие-то чудаковатые и несвязные картины. Блубери совсем потерялся между реальностью и выдумкой и не заметил, как провалился в сон. Эджи почувствовал, как тело Блубери расслабилось, а потом услышал тихий сап, который вырывался из заложенного носа. Эджи посмотрел на лицо Блубери, которое наконец-то разгладилось и приобрело спокойный вид, осторожно смахнул слезы со щек, а потом тяжело выдохнул. Так близко к сердечному приступу, как сегодня, Эджи никогда не был.