подоконник фиалок

Люди говорят, что любить - это сложно, и Филипп никогда не понимал их, потому что, сколько он себя помнил, всегда, ему было легко. Он любил маму несмотря на те вещи, которые она делала и не делала, хотя была должна. Он просто любил ее, потому что она была его мамой и потому что она могла любить его, когда была в состоянии увидеть его или заговорить. Он любил ее бойфрендов - пытался, и когда потом прикладывал холодную бутылку пива к синяку на скуле, он все еще любил их. У него всегда, сколько бы ни было синяков и ссадин на его теле, всегда оставалась запасная причина любить их. Ведь мама любила каждого из них какое-то время, значит и ему нужно было это, и Филипп просто поселял эту нужду в свое сердце, как фиалку на подоконник, и она росла в нем и была одной из его опор и основ. Это было похоже на планиметрическую теорему о трех параллельных прямых, геометрия любви, в которой Филипп из разу в раз доказывал, что он может любить людей вопреки всем вещам, которые заставили бы кого-то еще ненавидеть. Он до сих пор помнил, как когда-то давно одна девочка в школе назвала его евангельским мальчиком, а он усмехнулся в ответ. Он не был евангельским как минимум потому, что евангельские мальчики не целуют парней, но эта мысль иногда возвращалась в его голову, и он думал, что она, может быть, не настолько бредовая, хотя она все еще бредовая. Филипп любил Хелен и Гейба за их попытки и старания понять его, и помочь, и быть семьей. У Филиппа никогда не было семьи, и он не мог знать, что они пытаются дать ему, хорошо это или плохо, но он был благодарен им за их попытки и за их время, потраченное на него, и это уже было причиной для любви. Эту любовь он поставил как очередную фиалку к куче других, поливаемых причинами для любви, иногда слезами Филиппа и иногда кровью.Они просто есть на его подоконнике, и это значит, что он будет заботиться о них и не даст им зачахнуть. А потом в его жизни появляется Лукас, и это похоже на то, как будто тебе вырвали сердце из груди на минуту или две, а потом решили вернуть его обратно в межреберье, но теперь оно там чужеродное, постороннее, и его хочется вложить только Лукасу в ладони, потому что там его место, его вечное место. Вечность это очень много, думал Филипп раньше и осознавал, что он никому не будет в состоянии ее предложить, а теперь он понимает, что вечность это просто глаза Лукаса, смотрящие на него в ответ или его губы, тонкие, но прекрасные, на его, Филиппа, губах. Он заглядывает на подоконник внутри самого себя в поисках очередной фиалки, которая должна была появиться там и которую он теперь должен хранить и беречь больше, чем что-либо, больше, чем самого себя. Но его дыхание сбивается и зрачки набегают на радужки, когда он понимает, что среди множества его фиалок, которые он поддерживал и поливал причинами, по которым они есть, причинами, по которым он любит маму, маминых бойфрендов, Хелен, Гейба, среди ряда этих похожих друг на друга кашпо появилось что-то удивительное - возвышающаяся среди других, пышная и прекрасная роза. И по Филиппу с силой какого-нибудь талибанского взрыва бьет осознание - он уже ничего не сможет сделать с этим цветком. Он может ухаживать за ним или нет, искать причины или нет - роза все равно будет здесь, всегда здесь, внутри него, в центре его сердца, красивейшая среди всех остальных цветов. Филипп, глядя на нее, осознает, что нет причин, чтобы любить Лукаса. У него нет причин для этого, он просто любит его до чертового помешательства, словно он наконец нашел то, что ему можно будет любить без причин, несмотря на то, что Лукас ему причинит. Найди то, что любишь, и позволь этому убить себя - бред, думает Филипп, потому что он не собирается умирать. Найди то, что будет светить тебе, хотя и жечь подушечки пальцев, и иди за этим всю жизнь, как корабли идут на маяк. Нет гарантий, что он будет всегда гореть, что рифы не наделают дыр в дне, но знай, что ты всегда придешь к нему, потому что он - и средство, и цель. Любовь не взрыв, разметающий тебя на куски, потому что она анальгетик. Даже если тот, кого ты любишь, причинит тебе боль и наденет твое сердце на копье, любовь к нему всегда будет утешением, думает Филипп и решает, что вечность - не так уж и много, если смотреть с точки зрения корабля, выходящего в плавание. И раз эта роза, прекраснейший из цветков, растет в его сердце, то Филипп покажет ее Лукасу, вложив свое сердце ему в ладони.