Нулевая печать

Воздух гремел какофонией звуков: стрекот лопастей вертолетов, автоматные очереди, взрывы и грохот рушащихся стен, рев огня, вопли офицеров, отдающих команды, и захлебывающиеся стоны мирных лондонцев, заживо пожираемых нацистскими вампирами и своими же согражданами. Дымная завеса от сотен пожаров словно стала багровым театральным занавесом для представления столетия. А может, даже и тысячелетия - "Миллениум" оправдывал свое название, а его глава, толстый майор - взятую на себя должность дирижера. Статисты заняли свои места, крестоносцы и Последний батальон построились друг против друга на площади. Все было готово, оставалось ждать, когда появится солист. Прима. Герой. Алукард. Александр почувствовал его еще до того, как увидел поднимающийся по реке мертвый корабль. Если ощущение от присутствия обычных фриков можно было сравнить с назойливым жужжанием навозных мух где-то на задворках сознания, то Алукард был трубным гласом, ревом органа в пустой церкви, лишавшим Андерсона всяких других мыслей. Вот и сейчас, увидев, как вампир взмыл в воздух с носа обгорелого авианосца, Александр тут же призвал свою силу. Рывок - и он стоит перед своим давним врагом, зеленые глаза - в красные. До чего же он был хорош, красный зверь, чудовище и чудо, король немертвых! Сколь бы ни ненавидел паладин этого монстра, еретика, язычника - он не мог сдержать восхищения прекрасной земной формой безбожного создания. Алукард был истинно единственным, исключительным, первым и последним в своем роде. И Алукард останется таковым, если у него, Александра, не получится исполнить задуманное. Не выйдет у него - не выйдет ни у кого, и еще столетия будет демон пятнать своим присутствием подлунный мир, насмехаться над Создателем и его слугами. Тяжел был его долг, но Андерсон сам взвалил на плечи это бремя. Вампир тонко улыбался, словно не замечая напряжения, висевшего между людьми и фриками. И вдруг колыхнулась густая челка, открывая обезумевшие алые глаза. - Моя госпожа, Интегра Хеллсинг, повелевай! И ответил чистый женский голос: - Вампир Алукард, слуга мой! Окрась багровым белые одежды воинов с серебряным оружием! Окрась алым черные одежды воинов с железным оружием! Окрась всех до одного врагов наших в цвета их крови! Найти и уничтожить! Найти и уничтожить! Интегра властно подняла руку, и ухмылка Алукарда стала шире. - Понятно. Будет исполнено, госпожа. Ледяной ветерок, чужой и жуткий в этом раскаленном пекле, вдруг овеял лицо Андерсона. А Интегра продолжала: - Ограничение на способности нулевого уровня... Довольная улыбка сползла с лица Алукарда и сменилась выражением такого полного ужаса, что Александр невольно похолодел. - НЕТ, ГОСПОЖА!.. - вампир рванулся к ней, стоявшей над головами солдат, легко разбивая строй крестоносцев, с душераздирающим, отчаянным воплем. - ...снято! - торжествующе воскликнула девушка, словно ставя точку. Паладин был ошеломлен действиями Алукарда, и даже высокий немецкий капитан - вервольф, как полагал священник, - издал удивленный звук. Шепоток прокатился по площади, но никто даже не стрелял - все, словно онемев, смотрели на яростно мечущийся и катающийся шар черного огня, в который превратился Алукард. Этот странный огонь словно уплотнялся, делался тягучим, как смола, и на отвердевших участках открывались десятки красных глаз. Вдруг тьма открылась, как раковина распахивает створки. Чернота вспухала на глазах, прорываясь новыми языками огня и фонтанами мерзкой субстанции. И в центре этого кокона был Алукард... Или не он? Пышное красное пальто и претенциозный галстук исчезли, как и Касулл. Вампир был в пластинчатом доспехе, стянутом ремнями, и в длинном алом плаще, на воротник которого ниспадали волнистые пряди. Над губой темной тенью пролегли усы. Вместо пистолета он был вооружен саблей, которая явно не была достаточным подспорьем в битве с порождениями тьмы, вплотную окружившими его. Хотя он, стиснув зубы, яростно рубил тянущиеся к нему отростки, они множились и уже начали заползать на его плащ. Александр не совсем понимал, что происходит, но что-то явно пошло не по плану: он убедился в этом, обернувшись и увидев на лице Интегры такое же потрясенное выражение, как у остальных зрителей. Из-за спины леди Хеллсинг испуганно блестели глаза Серас, неотрывно следившей за зрелищем сражения. Андерсону показалось, что он начинает догадываться. Бешено сопротивляющийся черноте рыцарь действительно был Алукардом, вернее, Дракулой, валашским князем, который жил и умер без малого пятьсот лет назад. Каким-то образом Алукард вернулся к своему человеческому облику. Паладин не знал, что такое "нулевой уровень", но только сам Дракула мог быть источником хлынувшего на площадь мрака. Вампир тем временем по-кошачьи извернулся, выскальзывая из плаща, которым тут же завладели жадные черные щупальца. Андерсон понял, что осталось недолго, и через несколько секунд мрак сомкнулся на руках и ногах Дракулы, вздергивая его в воздух. Сочно лопнули кожаные ремни, доспешные пластинки зазвенели о плиты площади. Тягучая тьма неистовствовала, как клубок змей, обвивалась вокруг тела вампира и тут же расплеталась, превращая ткань его одежды в лохмотья. Дракула боролся, Андерсон видел, как напряглись его мускулы и исказилось лицо, но он был бессилен против натиска, растянувшего его руки в стороны. Совершенно обнаженный, он повис над землей, с раскинутыми руками и волосами, колышущимися над головой, как у утопленника под водой. Вид распятого вампира был странно величественным, он напомнил Александру алебастрового Спасителя на алтаре маленькой приютской церкви. Вдруг наваждение прервалось жутким воплем Дракулы, тело его неестественно, дико выгнулось, словно в спину его поразила пуля. Щупальца начали бешено извиваться, стремительно ползя вверх по ногам жертвы и окончательно обездвиживая ее. Дракула выл по-человечески жалобно, по лицу его покатились кровавые слезы. В висках у Андерсона запульсировало. Что ж такое творится... Алукард всегда появлялся перед ним с гордо поднятой головой и яростной улыбкой на губах, обнажавшей острые зубы: готовое к сражению, смертельно опасное чудовище, которое нужно одолеть, изгнать, раскромсать, испепелить... А не это существо, воющее от боли и унижения, беспомощное, как младенец! Не слабая кукла, которую безжалостно тянут и дергают, а она лишь стонет, покачиваясь в такт невыразимо отвратительной пульсации обволакивающей ее черной массы! Отростки с какой-то липкой, извращенной нежностью скользили по груди и бедрам вампира, будто лаская, и это доконало паладина. Он взвился в мощном прыжке, призывая штыки, и врубился в резиноподобную неподатливую субстанцию. Сияющие листы Библии проложили ему коридор среди эластичных тяжей, и он с рыком мчался вперед, с омерзением отбрасывая с пути гибкие черные лианы мрака. Все получилось на удивление легко: несколько взмахов освященными лезвиями, и Дракула податливо повалился ему в объятия. Андерсон осторожно уложил его на землю, туже стягивая вокруг них двоих защитный пояс из вихрящихся листков. Надо было спешить, чары на бумаге не выдерживали, и она начала обгорать по краям. Вампир слабо улыбнулся и едва уловимо кивнул. - Андерсон... Я знал, что ты придешь... - зашептал он. - Пожалуйста... Пронзи мое сердце штыком и обезглавь меня... Сделай это сейчас... Для меня... Пожалуйста, драгоценный мой враг... - он закрыл глаза и откинул голову, подставляя шею под удар. Александр, собиравшийся уже подхватить Дракулу на руки и попытаться пробиться сквозь тьму, удивленно замер. Вампир ждал, приоткрыв дрожащие окровавленные губы. Не так хотел бы священник завершить их вражду, но не выполнить эту просьбу он не мог. - Аминь, - прошептал он и проткнул грудь вампира, выдергивая лезвие из дымящейся раны и резким, уверенным движением отделяя голову от тела. Тут же окружавшее их золотистое свечение померкло от мощного слитного воя, переходящего в тысячеголосый разочарованный рев, и за пределами кокона, созданного Андерсоном, разверзся ад. Он держал барьер как мог, а снаружи буйствовало пламя, проносясь обжигающими вихрями, и сверху градом сыпались искры. Наконец все это закончилось так же внезапно, как и началось, и паладин смог бросить взгляд на тело Дракулы. Как ни странно, оно не рассыпалось в пепел, а раны даже как будто начали затягиваться, но процесс оборвался, оставив дыру с обугленными краями на груди и полосу на шее, как будто голова не приросла обратно, а ее довольно неряшливо пришили перед тем, как бросить покойника в гроб. Лицо вампира осунулось, как у мумии, в грязных черных волосах сверкала обильная седина. Но раз он не обратился в прах, значит, что-то еще теплилось в его теле, и была надежда. Александр без раздумий сбросил пальто, чтобы прикрыть наготу вампира, и поднял легкое, словно иссохшее тело. Пока они с Алукардом пребывали в другой реальности, на площади разыгралось сражение, которое уже близилось к концу. Повсюду валялись трупы в пропитанных кровью белых балахонах. Двое крестоносцев с испуганной яростью добивали своими алебардами истошно вопящего вампира из Последнего батальона. Больше нацистов видно не было, только пепел их сгоревших тел мешался с лужами крови и лип к подошвам Андерсона. Он нес Алукарда на руках, не чувствуя усталости, пока не увидел сравнительно целое здание. По какому-то невеселому совпадению это была церковь. Двери ее были сожжены, но стены лишь сильно закопчены. Священник сел на ближайшую к алтарю скамью и уложил вампира головой к себе на колени, снимая перчатки и закатывая рукава рубашки. Штыком он разрезал запястье и поднес к губам Алукарда, предоставив крови стекать в рот того. Порез быстро затянулся, и пришлось снова открыть его, но и раны Алукарда заживали на глазах, через несколько секунд и следов не осталось от уродливых метин; потом стала исчезать седина, и волосы вампира сделались черными и шелковистыми, как всегда; наконец и запавшие сероватые щеки приобрели нормальные очертания. Алукард открыл тусклые глаза, и спустя мгновение взгляд его стал осмысленным. Он посмотрел на Андерсона и снова слабо улыбнулся, накрывая его руку своей и прижимая раскрытой ладонью к обнаженной груди. - Я навеки благодарен тебе, Александр Андерсон, - прошептал он. Должно быть, его голосовой аппарат еще не полностью восстановился. - Хозяин мой. - О чем ты, вампир? Что ты... - изумился паладин, но Алукард коснулся пальцем его губ, останавливая все протесты, и уронил руку на грудь, снова закрывая глаза. Кажется, он отключился. Александр потряс головой. Должно быть, демон бредил. Не стоило принимать его слова всерьез. Пожалуй, можно было дать ему еще крови, но священник предпочитал дождаться, пока чудовище очнется само. Он зло уставился на руку вампира, сжимающую его собственную, будто надеялся, что под его взглядом холодные пальцы сами разожмутся. Когда этого, разумеется, не произошло, он попытался отнять руку, но Алукард протестующе заворчал и вцепился еще крепче. Андерсон вздохнул - похоже, он никуда не мог уйти, прежде чем Алукард придет в себя. Он устало закрыл глаза и, прислушиваясь к отдаленным звукам взрывов, начал было вполголоса читать молитву, но тяжесть головы вампира на коленях отвлекала его, и он не мог сказать, что это было неприятное чувство. Андерсон еще ни разу не касался немертвого столь интимно. Вампиры были опасны, и он старался вообще не дотрагиваться до них иначе, чем острием штыка, и по возможности не приближаться более необходимого. Обычно все решалось тремя ударами: один в спину или глотку, другой в сердце, третий же лишал монстра головы. И только с Алукардом все было иначе. Александр не мог не признаться себе, что во время их встреч его охватывал странный азарт, мало общего имеющий с обычным осознанием хорошо выполненной работы и приятным возбуждением от вида пролитой им крови нечистых созданий. Более того - убийство слабых вампиров больше не удовлетворяло его. Раньше он считал это чувство каким-то проявлением овладевшей им мономании и не придавал ему большого значения. Когда он убьет Алукарда, верил Андерсон, все вернется на круги своя. Так почему же он не предоставил упругим теням попользоваться телом Алукарда и в конце сладострастно разорвать его на части? Потому ли, что хотел избавить мир от чудовища своей собственной рукой?.. Действительно ли он хотел уничтожить Алукарда?.. Слишком сложный вопрос для его усталого разума и притупившихся чувств! Александр раздраженно потер переносицу и поправил очки, посмотрев на лицо вампира. Тот выглядел так умиротворенно, как, должно быть, выглядит любой вампир, спящий в темноте своего гроба. Андерсон отвел взгляд, потом украдкой посмотрел снова. Алукард был безупречен, как мраморная статуя, вот только никакой мрамор не бывает таким черным и мягким, как его волосы, красивыми крупными кольцами обрамлявшие безмятежное лицо. Никакой мрамор, даже самый белый, паросский или каррарский, не обладал таким внутренним свечением, как его кожа. Александр поймал себя на том, что уже беззастенчиво рассматривает вампира, но решил, что такой возможности больше не будет. Ему хотелось провести пальцем по угольно-черным бровям и тонким усам, очертить чувственно изогнутую верхнюю губу... Странно было видеть руки Алукарда без перчаток. Точеные длинные пальцы и узкие запястья - изящные руки, истинно аристократические, но назвать их женственными было трудно. И его собственная ладонь в пожатии этих пальцев: смуглая, заметно шире и грубее, со светлыми волосками на тыльной стороне... Андерсон не заметил, как наступило утро. Алукард еще дважды приходил в себя, и паладин позволял ему пить свою кровь, которую вампир поглощал маленькими глотками - то ли его желудок не мог воспринять большую порцию, то ли он боялся, что Андерсон отнимет руку, если он будет слишком жаден. И оба раза, прежде чем снова провалиться в беспамятство, Алукард нежно, благодарно зализывал штыковой порез, от чего пугающее тепло разливалось в груди священника. Когда взошло солнце, его с трудом пробившиеся сквозь дым лучи упали на лицо вампира, и тот нахмурился. Александр услышал шум двигателя снаружи. Машина остановилась у входа в церковь. - Очнись, чудовище. Просыпайся. Алукард! - позвал он, и вампир неохотно открыл глаза, принимая сидячее положение. Пальто Андерсона сползло с него, открывая его торс до пояса. Алукард наконец нашел в себе силы восстановить свою обычную одежду, и пальто вернулось к законному хозяину. На улице ждал автомобиль, и у раскрытой пассажирской двери стоял высокий стройный брюнет лет тридцати, одетый в черное, с волосами, стянутыми в гладкий хвост, и моноклем в глазу. Прическа и монокль показались Андерсону смутно знакомыми, а Алукард издал потрясенный возглас: - Уолтер!.. Александр вспомнил: дворецкий леди Хеллсинг, который стоял за ее спиной во время встречи Интегры и Максвелла. Но тот мужчина выглядел вдвое старше! Впрочем, не время было удивляться: Алукард уже загрузился на заднее сидение, а дворецкий не закрывал дверь, очевидно, приглашая священника последовать за вампиром. Господь явно вознамерился перевернуть судьбу Андерсона с ног на голову... Он смотрел в окно, стараясь не замечать близости вампира, с которым они почти соприкасались бедрами. Уолтер аккуратно объезжал выбоины и бомбовые воронки. Улицы патрулировали мобилизованные солдаты, на каждой транспортной развязке и площади стояли по двое крестоносцы. Спецкоманды убирали трупы. Машина выехала за пределы города и проехала еще несколько километров, углубившись в небольшой лесок и остановившись перед облицованным каменными плитами двухэтажным строением с черепичной крышей. Андерсон вспомнил слова Серас: поместье Хеллсинг разрушено. Должно быть, это их охотничий домик. Интегра сидела за тяжелым письменным столом в кабинете, сложив пальцы домиком. Уолтер встал за ее спиной, как всегда. Откуда-то появилась Серас и, опасливо взглянув на паладина, прямо-таки засветилась облегчением при виде "Масты". - Располагайтесь, отец Андерсон, - устало сказала Интегра. За следующие полчаса Александр узнал все, что было известно леди Хеллсинг. "Миллениум" потерпел поражение. Все бойцы Последнего батальона были уничтожены, но гули и новорожденные вампиры все еще угрожали мирному населению. В битве погибло почти две трети крестоносцев Девятого похода - по три человека за одно нацистское чудовище. Серас Виктория ликвидировала капитана Ганса Гюнше, вервольфа, а Уолтер - самого майора Монтану и его психованного доктора. Шредингер пропал без вести. Королева была в безопасности. Архиепископ Энрико Максвелл получил особую благодарность Его Святейшества и был уполномочен от имени Папы вести переговоры с британским правительством. - ...Целью переговоров официально заявлено согласование условий эвакуации папских войск из Великобритании, но, как вы понимаете, отец Андерсон, архиепископ не преминет поставить и кое-какие другие условия, - Интегра настороженно смотрела на него, ожидая, что он поймет намек. - Мне с самого начала это не нравилось, - честно ответил Александр. - Но мне не совсем ясно, для чего вы рассказываете мне эти подробности, мисс Хеллсинг. - Вы больше не член отдела "Искариот". И больше не священник. Максвелл объявил вас предателем и отрешил от сана, - во взгляде Интегры была жалость. Андерсон чувствовал себя оглушенным и несколько секунд не мог собраться с мыслями, но наконец взял себя в руки. Да, от Энрико этого и стоило ожидать. Недалек час, когда он станет кардиналом, оставив бывшего учителя лежать в пыли... - У меня есть идея, - вдруг раздался низкий бархатистый голос. - Почему бы вам не взять на себя участие в переговорах от имени организации "Хеллсинг", хозяин? Что?.. Александр вздрогнул. Алукард что, все еще в бреду? Он покосился на вампира. Тот не улыбался и смотрел прямо на него. - С меня хватит твоего фарса, вампир! - проорал Андерсон, резко поднимаясь с места. Но Интегра остановила его. - Я догадывалась, что так будет, - печально прошептала она, потом повысила голос. - Отец... нет, мистер Андерсон, присядьте. Этот разговор должен состояться. Алукард, рассказывай. - Птицей Гермеса меня называют, свои крылья пожирая - сам себя я укрощаю, - тихо, но звучно произнес Алукард. - Ты ведь знала об этом, Интегра. Хозяин Абрахам описал это в своих дневниках, - вздохнув, он закинул ногу на ногу. - За полсотни лет я поглотил сотни тысяч душ. Их стало так много, что я быстро перестал отличать их мысли и память от своих. Это как жить и спать в комнате, где отовсюду доносятся скрипы, где-то капает вода, в стенах шуршат крысы. Я понял, что схожу с ума. И тогда я использовал свои познания в магии и алхимии, чтобы создать барьеры. То, что хозяин Абрахам называл печатью нулевого уровня, на самом деле было крепостной стеной, отделявшей мой разум от бесчисленных личностей моих жертв. Как из-за любой стены, из-за этой тоже долетал шум, а иногда и пушечное ядро, если говорить образно. Я был горд и силен, но страх все время преследовал меня. Страх перед этой черной, как бездна, бесформенностью по ту сторону стены... Когда я был побежден, хозяин создал систему уровней. Он замкнул на себя мои силы, теперь только он мог решать, когда даровать мне какую-то их часть. А нулевая печать стала своего рода предохранителем: если бы он решил, что выхода нет, кроме как окончательно уничтожить меня, он бы снял ее и просто предоставил моим слугам разорвать меня изнутри. Его сын, Артур, неосмотрительно позволил мне самому снимать ограничения. Мой разум ослаб за то время, пока был защищен ими. Я обезумел, вновь почувствовав себя почти свободным. Уолтер должен помнить это. Если ты действительно Уолтер, - Алукард бросил проницательный взгляд на дворецкого. - Ценой огромных усилий меня заточили в самой дальней части подвала, и я пребывал там тридцать лет, пока Интегра не пробудила меня. Теперь, когда печать нулевого уровня снята, а я не умер - я свободен от власти Хеллсингов. Я мог бы учинить резню, мог бы вернуться домой, а мог бы и бесцельно скитаться. Но я принял другое решение. Я выбрал своим новым хозяином Александра Андерсона - не будь этого человека, мой прах давно бы развеял ветер... Алукард вдруг поднялся с кресла и грациозно опустился на одно колено перед паладином, прижав руку к сердцу. - Хозяин Александр, принимаете ли вы мою службу вам до скончания земного века, вашего или моего? - он поднял алый взгляд на Андерсона. Тот сидел, сжав руки в кулаки и стиснув зубы, а когда вампир умолк, встал и схватил его за локоть, грубо поднимая с колен. - Выйдем, - прошипел Андерсон, выталкивая Алукарда в дверь. Решимость Интегры дрогнула, и она закрыла лицо ладонями, глуша всхлип. Уолтер, нагнувшись, приобнял ее за плечи, и она невидяще схватилась за его руку. Губы Серас задрожали, и вампирша тактично покинула комнату, глотая кровавые слезы... Александр почти волоком тащил Алукарда по коридору, пока не увидел какую-то дверь. Он пинком открыл ее и швырнул вампира в комнату, захлопывая дверь. В комнате не было ничего, кроме нескольких деревянных стенных шкафов и табуретов, на которых стоял большой гроб, очевидно, принадлежавший Алукарду. - Зачем ты это делаешь? - прорычал Андерсон. - Зачем так поступаешь с мисс Хеллсинг? Разве она заслужила это? Из-за одной ошибки? - Нет, - ровно ответил Алукард, смирно опустив руки. - Я не держу зла на госпожу Интегру. Но теперь я свободен от воли Хеллсингов и могу поступать в соответствии со своими желаниями. - Хочешь сказать, твое желание - служить мне до смерти? Ты думаешь, я поверю в это, гнусное ты чудовище? Скорее уж я поверю, что ты решил мучить меня до смерти! - Александр с трудом сдерживал себя, памятуя, что вампир еще слаб после пережитого. - И тем не менее это мое желание. Однако я признаю, что был слишком поспешен. Я надеюсь, что вы обдумаете мои слова, хозяин. - Черт тебя раздери, да не называй меня так!.. - паладин осекся, увидев, как Алукард достает из-за пазухи Касулл и кладет его на крышку гроба. За первым пистолетом последовал второй, такой же, но черный, с витиеватой серебристой надписью, почти слово в слово повторявшей надпись на одной из перчаток Александра. - Что это? - спросил тот. - Ты мне угрожаешь? - Нет, - терпеливо, безжизненным голосом повторил Алукард. - Это "Шакал". Стальные пули с ртутным сердечником, порох - Марвелловский NNA-9, длина - 39 сантиметров, вес - 16 килограммов, калибр 13 миллиметров. Он предназначался для вас. А теперь, если вы позволите, закончим с этим на сегодня, я нуждаюсь в сне, - Алукард отвесил полупоклон и демонстративно отвернулся. Обескураженный Александр сам не понял, как оказался в коридоре. Его уже ожидал непоколебимо корректный Уолтер. - Мистер Андерсон, позвольте показать вам вашу комнату. Корона профинансирует восстановление поместья, пока же вы будете проживать здесь с вашими новыми слугами. Мисс Интегра планирует отправиться в путешествие, и я поеду с ней. Она согласна с тем, что именно вам надлежит представлять организацию на переговорах с католической церковью. Да что же они, сговорились, эти протестантские мерзавцы, гневно думал паладин, следуя за дворецким. Ведут себя так, будто все это уже дело решенное и он принял службу этого чудовища! Да знай он, что окажется привязанным к чертову вампиру - ни за что бы не стал спасать его, скорее уж убил бы собственными руками, теперь уже окончательно. Не только у Алукарда был козырь против него: коробка, позаимствованная в третьем отделе "Матфей", лежала во внутреннем кармане пальто Андерсона и словно жгла ему грудь... *** Стоя перед высоким зеркалом, Андерсон сражался с галстуком-бабочкой. Привыкнув к простой колоратке, он понятия не имел, как завязывается эта дьявольская ленточка, и боялся помять ее по неосторожности. Смокинг плотно облегал его фигуру, подчеркивая широкие плечи и обтягивая мускулистую спину. Пришлось надеть его по случаю большого приема у королевы, посвященного окончанию переговоров с Ватиканом. Александр сделал все, что мог, и где библейскими цитатами, а где волевыми фразами ему удалось отстоять независимость англиканской церкви. Правда, если после спасения Алукарда он не чувствовал себя предателем, то теперь вина пышно расцвела в его душе. Даже улыбка и чистый взгляд Серас Виктории приносили облегчение лишь на время. Он лучше узнал молодую вампиршу и даже подружился с ней. Сначала они по старой памяти избегали друг друга, но однажды он застал Серас на кухне, в розовом махровом халате и жарящей блинчики. Она застенчиво призналась, что, будучи человеком, неплохо готовила и решила предложить ему мировую. Скоро они уже сидели за столом, и Серас радостно рассказывала о том, что в Лондоне уже открыли метро, а в поместье работы идут полным ходом. С Алукардом было сложнее. Похоже, он все еще переживал последствия жуткого происшествия. Иногда он по нескольку дней не показывался, а иногда, наоборот, будто нарочно стремился почаще попадаться Андерсону на глаза и использовал любую возможность, чтобы коснуться его. Сначала паладина трясло от этого, хотя он и понимал, что вампир не собирается вредить ему. Но теперь эти прикосновения словно стали рутиной, и Александр осознал, что ему начинает не хватать их. Такой ход дел определенно настораживал... Он опустил руки, готовясь к очередному раунду боя с капризным галстуком, и только тут заметил Алукарда. Вампир, должно быть, бесшумно выступил из теней, а в зеркале он не отражался. Алукард тоже был облачен в смокинг и выглядел чрезвычайно элегантно. Андерсон с завистью посмотрел на его идеально повязанный галстук, и вампир совсем по-старому ухмыльнулся, подойдя к нему и несколькими трудноуловимыми движениями затягивая ленту в аккуратный бант. - Вы очень импозантны, хозяин, - тихо прозвучал его комплимент, и ладонь Алукарда накрыла гладко выбритую по случаю щеку Андерсона. Вампир снова улыбнулся, когда паладин недовольно нахмурился, и сделал вид, что отряхивает с его смокинга несуществующие пылинки. ...Александр, пожалуй, был действительно благодарен Алукарду, что тот неотступно следовал за ним и даже на фуршете сидел рядом. На приеме, где все идеально говорили по-английски, он особенно стеснялся своего шотландского произношения. Ему легче было с Алукардом, в выговоре которого все еще сохранялся легчайший румынский акцент, ничуть не портивший положение и даже придававший вампиру какой-то изысканности. Поистине ситуацию спасли обаяние Алукарда и его давнее знакомство с королевой. Вернувшись домой, Андерсон избавился от смокинга, жавшего под мышками, и включил телевизор. Сидя на диване, он наблюдал за процессом реставрации собора святого Павла, когда в дверях появился Алукард. - Позволите войти, хозяин? - спросил он. Андерсон, не видя причин для отказа, кивнул. Как же его бесила церемонность Алукарда! Но в то же время простое слово "хозяин", произнесенное этим голосом, заставляло что-то внутри сладко сжиматься. Словно почувствовав это, вампир со своей вечной дразнящей улыбкой, опустившись рядом на диван, снова заговорил: - Не правда ли, сегодняшний прием был в высшей степени удачен, хозяин? - улыбка стала шире, обнажая блестящие в свете телевизионного экрана зубы. - Я их не так много видел, чтобы судить, - скрестив руки на груди, пробормотал чувствовавший себя не в своей тарелке паладин. - И вообще, отсядь-ка от меня подальше. - И вообще, - передразнил нимало не смущенный Алукард, - я хотел вам кое-что показать, - он выжидательно смотрел на Андерсона. Тот снова кивнул. Алукард придвинулся еще ближе, снимая с него очки. Александр напрягся, но вампир успокаивающе прошептал: - Не беспокойтесь, хозяин, я не причиню вам вреда, - и осторожно закрыл ладонями глаза Андерсона. Паладин теперь смотрел чужими глазами - должно быть, самого Алукарда. Все поле зрения занимала высокая фигура на фоне темного неба и каких-то кладбищенских крестов. Это был пожилой, но еще крепкий мужчина в пальто с пелериной, русоволосый, с пронзительными голубыми глазами, один из которых пересекал вертикальный шрам. - Ты проиграл. Это не сон, от этого не сбежать. Нет больше твоего замка и княжества. Твои верные слуги пали, все до единого. И знак слуги сошел с ее прекрасного тела. Она тебе не достанется! - мужчина оскалился, рука его взметнулась, опустившись в страшном ударе, и вновь его лицо нависло над вампиром. - Граф, у тебя больше ничего нет! Ты жалок, Король Нежити. Ты - ничто. Ничто!.. Андерсон очнулся, ошалело глядя по сторонам. Алукард сидел, откинувшись на спинку дивана, прижав ноги к груди и обняв колени. Он отсутствующе смотрел в пространство. - Мой первый хозяин, Абрахам ван Хелсинг, - тихо заговорил он, будто предупреждая вопрос Александра. - Ты можешь подумать, что тогда я действительно потерял все. Да, потерял. Но гораздо больше приобрел. Я понял, что такое настоящий человек и как слабы мы, чудовища, в сравнении с людьми. Я постиг, что несвобода - освобождает. Хозяин Абрахам дал мне возможность искупить грехи и впервые после смерти познать искреннюю привязанность. Уже больше семидесяти лет, как я потерял хозяина. А потом явился ты, жрец Иуды. О, как я ненавидел тебя поначалу - так же, как ненавидел и его. Но ты оказался человеком из тех, что все реже встречаются теперь, ты, как Абрахам, не останавливался ни перед чем. Ты был великолепен. И я, как любил его - полюбил и тебя... - голос Алукарда становился все тише и наконец угас. Почему я не удивлен, подумал Андерсон. И почему это признание не отвратительно мне? Может, потому, что и моя ненависть к нему - была не совсем ненавистью, а теперь так и вообще нечто другое, гораздо серьезнее и глубже?.. Он поднялся и протянул руку вампиру, помогая встать. Алукард избегал встречаться с ним взглядом, руки его повисли плетьми. Александр вдруг испытал острую жалость к нему и перестал сомневаться в своем решении. Он приподнял пальцами подбородок вампира. - Носферату Алукард, я принимаю твою службу, - он обнял Алукарда, крепко, надежно, на случай, если тому вздумается опять упасть на колени, - и твою любовь. Как на площади - зеленые глаза в красные, но Алукард обнимает его в ответ, отчаянно, как утопающий, уже не надеявшийся на спасение, и дыхание его врывается в ухо, хотя немертвому дышать не нужно, а густые волосы щекочут чувствительную после бритья щеку... Андерсон, прижимая к себе вампира, свободной рукой провел по его спине от затылка до крестца, ощущая под тонкой дорогой тканью смокинга каждую ямку, впадинку и выпуклость, гладкость напрягшихся мышц и твердость кости, вжал ладонь в поясницу и почувствовал, как задрожал и обмяк Алукард, приникая еще ближе. И вдруг он отстранился, обжигая из-под полуприкрытых ресниц взглядом темным, как вино и грех, и одежда, только что казавшаяся совершенно реальной и с виду, и на ощупь, словно стекла с него черными лоскутьями, оставляя обнаженное тело. Такое же, каким запомнил его Александр: стройное, поджарое тело бегуна и охотника, белее и глаже мрамора, синевато светящееся в полумраке. Алукард толкнул его в грудь и тут же оказался сверху, оседлав его бедра и упираясь руками в спинку дивана по обе стороны от головы паладина. Александр невольно подумал, как все это выглядит со стороны - совершенно нагой вампир и полностью одетый человек, - и это почему-то так же возбуждало, как тягучее "хозяин", вырвавшееся словно из самого существа Алукарда. - Я мог бы стать женщиной для тебя, - прошептал Алукард, - потому что доселе ты был только с женщинами; но ведь ты возжелал меня мужчиной. Я прав, хозяин? Андерсон утвердительно кивнул, набрался смелости и снова привлек вампира к себе, сравнивая и запоминая новое ощущение от прикосновения к шелковистой прохладной коже. Алукард издал горловой смешок, и его волосы ожили, спускаясь до середины спины и завиваясь кольцами. Он принялся бережно раздевать Александра, пробежавшись пальцами по скользким лацканам и обтянутым атласом мелким пуговицам жилета, развязал галстук и сбросил с плеч подтяжки. Паладин не мешал ему, только ненавязчиво поглаживал ямочки у чуть выпирающих тазовых костей. Алукард, расстегнув его рубашку до половины, то ли потерял терпение, то ли решил, что этого достаточно, и вдруг прижался губами к губам Андерсона. Если бы тот мог представить, каким будет их первый поцелуй, то в его воображении он таким бы и был: непредсказуемым и резким, как весь Алукард, полным соперничества, как их бои. Алукард навалился на него всем телом, беспорядочно шаря руками по плечам, шее, лицу, грубо, почти болезненно дергал бедрами и терся пахом о живот Андерсона, пытаясь просунуть язык между его сжатых зубов, пока Александр не сдавил его талию, оттягивая голову назад за волосы, и не ворвался так же грубо в его послушно приоткрывшийся рот. И только тут понял, что вампир делал все это совершенно осознанно: своего он добился, и теперь стояк натягивал тонкую ткань брюк Андерсона. - Думаешь, я не замечал, как ты возбуждался во время наших сражений?.. - торжествующе прошептал вампир ему на ухо. - Этот жар... Этот запах... Человеку их не почувствовать, а я знал. Знал еще раньше, чем понял ты сам, и ждал встреч с тобой, - Алукард сполз на пол, не отрывая взгляда от лица Андерсона, и устроился между его разведенных бедер. Он не торопился, выщелкивая пуговички из петелек, но Александру не хватило бы силы воли помешать ему. Ни одна женщина, с которой он был, не делала этого: одни были слишком невинны для такого, других Андерсон сам останавливал - он понимал, что это глупо, что, единожды поддавшись соблазну, он не мог вернуться обратно, но ему казалось меньшим грехом просто лечь с женщиной, не позволяя слишком многого ни ей, ни себе. Он был святым отцом, паладином, и в конце концов смог отказаться от всего этого, получая удовольствие только от уничтожения чудовищ и еретиков. Но он не мог вернуться обратно. Значит, путь был только один - вперед. Он собрал густую гриву Алукарда, струившуюся, как черная река, и заботливо перекинул на одну сторону, придерживая, чтобы волосы не мешали вампиру. Тот впивался ногтями в его колено, медленно вбирая член глубже, чем казалось возможным, обжимая головку горлом и касаясь языком во всех нужных местах. Александр уже не поражался этой догадливости и умелости: вампир явно мог читать его беспорядочные мысли. Наконец он прижался щекой к бедру паладина и принялся облизывать только головку, двигая тонкую кожицу пальцами. Он оторвался как раз в нужное мгновение, идеально рассчитав время и оставив Андерсона дрожать в предоргазменных судорогах, но лишив самого финального момента. Александр, задыхаясь, с трудом открыл до боли зажмуренные глаза. Алукард стоял, насмешливо улыбаясь и выгнув спину, и неспешно поглаживал собственный член, размазывая капельки уже выступившей прозрачной жидкости. Андерсон содрал с себя рубашку, на которой уже были влажные пятна вампирской смазки, неотрывно глядя, как Алукард вращает запястьем, описывая восьмерки вокруг зажатой в кулаке блестящей головки. Он преисполнился желания доказать Алукарду, что еще чего-то стоит, хотя и едва не кончил от его ласк, как несдержанный мальчишка, и обхватил бедра вампира, затаскивая его на себя. Они снова целовались, теперь уже не сражаясь, а смакуя вкус кожи друг друга, и Алукард дразнил его, приподнимаясь и опускаясь, позволяя члену Андерсона упереться в расслабленное, податливое отверстие и чуть проникнуть внутрь, но не впуская в себя, крепко сжимая коленями бедра паладина, когда тот пытался вскинуть их. Александр уже не мог сдержать глухого рыка, а самообладанию вампира все не было конца. Он улыбался, сцеловывая с губ хозяина стоны и хрипы, и Андерсон, поняв, что это очередная уловка Алукарда, прижал его к себе, не давая больше уходить, и другой рукой направил член. Головка сразу проскользнула через кольцо мышц, и Алукард тихо заскулил, а Александр начал медленно, осторожно проталкиваться дальше, лаская губами шею и ухо вампира. Войдя до конца, он снова отдал инициативу Алукарду, как более опытному любовнику, и тот задвигался, выгибаясь и опираясь руками о колени Андерсона. Его прижатый к животу член чуть покачивался, влажный от смазки, и вампир запрокинул голову, когда Александр сам решил подразнить его, водя ладонями по бокам, гладким бедрам и напряженному животу, словно невзначай касаясь члена и тут же убирая руки. Сейчас была очередь Алукарда хрипло стонать сквозь стиснутые зубы. Он ускорил темп, и бедра Андерсона теперь шлепали о его ягодицы. Александр все еще носил на груди крест. Он перекинул его за спину, провернув цепочку вокруг шеи, словно позволяя себе окончательно отдаться прегрешению, и снова сжал Алукарда в объятиях, короткими резкими толчками вдалбливаясь в тело вампира и покрывая его лицо рваными поцелуями. - Алукард... - прохрипел он не своим голосом, вдавливая пальцы в шею вампира и путаясь в чуть влажных волосах на затылке. Алукард отстранился и начал насаживаться на еще твердый член, сжимаясь внутри и лихорадочно дроча себе. Хватило нескольких движений, чтобы он выплеснулся на живот Андерсону и бессильно повалился ему на грудь, отходя от сводящего все тело напряжения. Александр поглаживал его дрожащую спину, пока незваная мысль вдруг не пришла в голову. - Серас!.. - вскинулся он, думая о том, что бы было, если бы девушка вдруг увидела их в таком положении. - Ушла в город, - ответил Алукард, издав знакомый вибрирующий смешок, - очень вовремя. Грех был сладок, чтобы влечь к себе слабых людей, но, поддавшись соблазну, Андерсон почему-то не чувствовал себя слабым. Наоборот, словно какая-то часть головоломки наконец встала на место, и это придало ему сил. *** Андерсон осторожно ступал, держа штыки наизготовку. Нельзя было дать вампиру знать о своем присутствии. Он уже уничтожил нескольких гулей на этом этаже и убил вампира, должно быть, новообращенного, судя по тому, как он жадно, не замечая ничего вокруг, кормился у еще теплого трупа. В Лондоне еще случались вспышки вампиризма, когда кто-то из зараженных походом Миллениума выходил на поверхность. Он повернул за угол, и загнанный к стенке вампир кинулся на него. Андерсон не успел бы метнуть лезвия, но готов был встретить вампира лицом к лицу и проткнуть его гнилое сердце, но вдруг прогремело два выстрела, и чудовище повалилось к ногам Александра. Пару секунд оно барахталось в луже собственной крови, прежде чем вытянуться и превратиться в кучку праха. - Я выиграл, - послышался насмешливый голос Алукарда. - Пятеро гулей против двоих у тебя, и один опытный вампир против жалкого новичка! - Ты мне мешаешь, вампир, - прорычал Андерсон, убирая штыки. - Разве это не работа слуги - уничтожать этих несчастных недокормышей? Леди Интегра всегда предоставляла мне делать это самому. - Я твой хозяин, и я не собираюсь оставлять тебе ту работу, с которой могу легко справиться, - Александр втайне радовался новому витку их соперничества. Он действительно не смог бы сидеть в кабинете, лишая себя зрелища гибельной грации Алукарда. - Да, вы воистину мой хозяин, - Алукард приблизился вплотную, положив затянутую в перчатку руку ему на плечо. - Пойдемте домой.