Рукопись, найденная в Смолевичах

Русская шхуна "Дмитрий" 30 июля 18... года Юго-восточная часть моря Ируаз Присев на корточки возле шлюпки, Лендер рассматривал остаток плоского чесночного листика, уже подсохшего по общипанному краю, и в задумчивости потирал подбородок. Кролик чинно сидел рядом, беззвучно играя длинными ушами – то сплетал их веревочкой, то разматывал, пока, наконец, не скрутил в безупречный бант, составивший бы честь иному ордену, который и уложил посреди лиловой макушки. Долго, однако, высидеть ему не удалось – на палубу вышел Воронцов, и кролик тут же поднялся на все четыре лапы – то ли из почтения к статусу рыжего, то ли от недоверия к нему. - Что тут у тебя? – склонился штурман над плечом рулевого, а тот вздохнул сокрушенно: - Да вот, крысы, что ли, не пойму… Странно, право слово. Не помню, чтоб они любили чесночком побаловаться, а тут – нате вам! Обглодали почти половину, да так аккуратно, ни одного следочка не оставили. А ведь земля рыхлая, уж за этим я слежу, мне когтей не жалко, - и для пущей убедительности помахал перед носом приятеля вымазанной в черноземе рукой. Тот хмыкнул недоверчиво, покосившись на длинные когти рулевого. Земля в квадратном ящичке и вправду была тщательно ухожена – ни одного комочка, взрыхленная, пушистая, словно хорошо взбитая перина. В том, что касалось зеленого питомца, Лендер проявлял редкую педантичность. - Может, просто не заметил? Взрыхлил и не заметил? Рулевой неопределенно повел плечом. Может, конечно, и не заметил. Кинулся поскорее проделать необходимое и лишь потом обратил внимание, что зеленый хохолок сильно поредел. Может, и были там следы. А может, и не было, теперь Лендер уже не был так уверен. Он устал за эту ночь, как не уставал уже давно. Места здесь были опасные, пользующиеся дурной славой по обе стороны света и тьмы, и даже с помощью Мари справляться было не слишком просто, хотя пришлось ведь и скорость сбросить против обычного. Лавировать среди многочисленных банок и рифов юго-восточной окраины моря Ируаз на привычном самом полном было …неблагоразумно. Это понимал даже Лендер. - Ну не знаю… - проворчал он недовольно. – Но сам посуди, кому бы еще оно могло понадобиться? Разве что магистр со злости прополку затеял? Так он бы все с корнем выдрал, а то и просто за борт швырнул. Не, что-то тут не так… - Лендер пристроил ящичек обратно под брезент, поднялся и отряхнул ладони, и неестественной длины когти приняли нормальный человеческий вид. Правда, земля из-под них никуда не делась, так и оставшись лежать широкими траурными полукружьями. - Ну, раз больше некому, значит, крысы и есть, - покладисто кивнул штурман. – Но пусть они уж лучше чеснок грызут, чем с корабля бегут. - Ну уж нет, дудки! – рулевой нагнулся и укоризненно посмотрел кролику прямо в глаза. – Как же так, Кроля? Чтобы мы вот так запросто, без боя сдались каким-то там грызунам? Кролик вдумчиво пошевелил носом, но взгляд не отвел, лишь медленно склонил голову набок. Постоял минутку, видно, что-то про себя прикидывая, развернулся неторопливо и с достоинством проследовал к ведущему вниз трапу, важно и степенно шевеля пушистым задом. - Ну вот, другое дело, - решение проблемы было найдено, и настроение Лендера сразу улучшилось. – Кроля теперь и за чесночком присмотрит и крыс к порядку призовет, если что. - Рулевой со вкусом потянулся, расправив широкие плечи. – А вообще-то я бы уже и спать завалился. - Видно, придется еще подождать, - Воронцов то ли коротко поклонился появившемуся из переднего люка Станиславу, то ли просто кивнул, указывая на него рулевому. - Кажется, мы нужны капитану. Стах испытывал настоятельное желание пошептаться с Венькой. Решение было принято, в решении своем он не сомневался, но какой-то крошечный червячок все же терзал его. Все ли он учел, нет ли… Имеет вампир право на сомнение? Он, в конце концов, не флотоводец, не Васко да Гама какой-нибудь и не Лаперуз, морское дело постигает прямо по ходу этого самого дела. И, кстати, Лаперуз, кажется, вместе со всей экспедицией до берега так и не добрался, а Станиславу, как ни странно, все-таки своей цели достичь хотелось. Раз уж она поставлена. Но обсудить положение дел еще раз, наверное, стоит. Но Венька, как назло, куда-то запропастился. Стах прошелся по средней палубе, вышел наверх. У левого борта негромко переговаривались штурман и рулевой – Лендер покинул мостик, дело шло к рассвету. Из капитанской каюты доносились уже привычные и, как ни странно, умиротворяющие звуки диктовки. С той бурной ночи магистра Станислав больше не видел (тот старательно избегал показываться эмиссару на глаза), но зато очень часто слышал. Что же они все-таки там изучают? Не забыть спросить у барышень. Да где ж Венька-то? Не за борт же он прыгнул… Молодые вампиры, заметив капитана, повернулись к нему и даже вроде как вытянулись во фрунт. Ну, раз доктор чем-то и где-то так безумно занят, можно пока побеседовать и с этими молодцами – они, по крайней мере, действительно моряки. - Вот что, господа, - начал эмиссар. – До рассвета еще около получаса. Пройдемте-ка в кают-компанию. Мне бы хотелось… Выразить свои желания эмиссар не успел, потому что тут произошло разом несколько событий. Дверь капитанской каюты раскрылась неспешно, оттуда одна за другой вышли отработавшие трудовую ночь барышни. Первой выкатилась невысокая Марья Сидоровна («Да что ж она вечно жует?» - мельком подумал Станислав), за ней, окутанная большой шалью с кистями, проследовала надменная Натали, последней была Полина. Одновременно с дамами на палубе появился сиреневый в предрассветном сумраке кролик. Высоко поднимая лапы, он какой-то торжественной иноходью шел от кормового люка, направляясь к шлюпке. В зубах кролик гордо нес что-то бурое и мохнатое. Почему-то в этот момент, как порой бывает, настала полная тишина. И в этой тишине кролик прошествовал мимо дам, так что Марье Сидоровне даже пришлось подобрать подол, дабы уберечь его от кроликовых лап, – потому что сворачивать с пути тот явно не собирался – приблизился к рулевому и с достоинством возложил (другого слова было не подобрать) тому на носок ботфорта свой трофей. Станислав так и не успел разглядеть, что это такое – над «Дмитрием» раздался истошный вопль, от которого, как показалось эмиссару, померкли и без того уже неяркие звезды: - МУУУУУУСЯ-А-А-А-А-А!!! – кричала мадемуазель Полина. Штурман пригнулся, зажимая уши руками. Над головой у Станислава всхлопнули и опали паруса, где-то в глубинах старой шхуны звонко лопнуло что-то стеклянное. Потом на палубе, откуда ни возьмись, очутился корабельный плотник, взъерошенный и босой, с куском пакли в руке, а следом за ним из носового люка на удивление резво выскочил и запропавший доктор. Эхо нечеловеческого вопля прокатилось по розовеющим волнам, и на поверхности моря появился купол довольно большой и почему-то неподвижной медузы, а следом брюхом кверху всплыли несколько крупных и мелких рыбешек. - Ну ничего себе! – только и успел пробормотать Лендер, стряхнув с ботфорта застывшее и явно безжизненное тельце гигантской паучихи. – Ушастый, как же ты ее… раздобыл? Мадемуазель Полина белой тенью метнулась к борту, едва не споткнувшись об завалившуюся на бок и глухо причитающую Марью Сидоровну, пала на колени возле Мусиных останков, заломила руки и вскинула лицо к небу, очевидно намереваясь закричать снова. Каким-то образом уши плотника вдруг оказались заткнуты двумя обрывками пакли, а сам плотник протягивал обеими руками по кусочку сразу штурману и эмиссару, но Станислав, не тратя времени на полумеры, кинулся к барышне и схватил ее за обе руки: - Барышня, тихо, тихо, не надо кричать! Тут же подоспел и доктор, приобнял мадемуазель за содрогающиеся плечи, начал гладить по голове, приговаривая что-то утешительное и бессмысленное, а в дверях капитанской каюты возник силуэт магистра. Против обыкновения, Вольдемар не сказал ничего, он лишь поджал и без того тонкие губы, молча вышел на палубу и молча же скрылся в кормовом люке. Больше мадемуазель не кричала. Она взяла покойную Мусю в ладони и кончиком пальца погладила неподвижные сочленения бурых мохнатых лап. Потом медленно перевела взгляд на кролика. Тот встревожился, бант на макушке его пришел в движение, и уши поднялись над фиолетовой головой настороженным торчком. Секунду кролик терпел, но потом чувство самосохранения взяло верх, и он взвился по грот-мачте, скрывшись из глаз в переплете «вороньего гнезда». И тогда Полина посмотрела на рулевого. И содрогнулся неустрашимый вампир Теодор Лендер, который, сказать по чести, и при жизни-то мало чего боялся. С бледного лица мадемуазель Полины на него двумя пылающими зрачками смотрело само Возмездие. Полина освободилась от утешающих рук Вениамина и поднялась во весь свой невеликий рост перед рулевым, едва достигая тому до плеча. - Вы, - начала она хриплым шепотом, - вы… Неизвестно, какой прочувствованной речи удостоился бы Теодор Лендер, какого страшного проклятия удалось ему избежать – никто этого так и не узнал, потому что в дело вмешались сразу несколько. - Полина, прошу Вас, успокойтесь, - вступил главной партией доктор. – Мусю уже не вернуть, в конце концов, все твари в подлунном мире смертны, нам ли этого не знать. - Ты что же, матушка, ополоумела совсем? – неожиданно заголосила опрокинутая звуковой волной и с трудом возвращенная в вертикальное положение – спасибо плотнику! – Марья Сидоровна. – Это ж тебе не в Лебяжьей Канавке на лодочке кататься, тут ить глубина! Ко дну пойдем, так и поминай, как звали! - Мадемуазель, - оправдываться Лендер не хотел, но тут уж приходилось волей-неволей, - вы простите великодушно, но Кроля – он же неразумное создание. Я просил его за крысами приглядеть, а паучина ваш уж сколько ночей, как пропал. Я про него и думать не думал. - Вот, - горько сказала Полина, прикусив нижнюю губку не ко времени прорезавшимся клычком. Глаза ее потухли, и рулевой понял, что гроза, кажется, миновала, - не думали, в том-то и дело! Кролик ваш… - Да будет вам, - Лендер прямо на глазах приходил в себя. – Он очень послушный. Он просто делал то, что ему велели. Не стоит на него таить обиду – зверек старался! - Мадемуазель, - непривычно громко сказал штурман. – Позволите? – и забрал из ладони барышни легкий, почти невесомый трупик паучихи. – Мне кажется, она уже несколько дней, как умерла. Кролик просто нашел ее в трюме и принес хозяину. Посмотрите, капитан. Станислав вгляделся и понял, что штурман прав – в руках у того лежала почти совсем высохшая оболочка. Доктор, низко склонившись над покойницей, опасливо потыкал Мусю пальцем: - Ну вот видите, дорогая моя, все произошло естественным путем, никто не был виноват, идемте, идемте, - и он, осторожно, но настойчиво подталкивая, повел Полину к трапу. – Господа, солнце поднимается, пора вниз. Всем пора вниз! Мари, вы уже на месте? - О да, не беспокойтесь, все как полагается. Ах, какая же сегодня выдалась познавательная ночь! – голос духа-хранителя был на удивление бодр. – Осознание, что время потрачено с пользой, действует очень… тонизирующе, не правда ли, доктор? - О… хм… ну да, с этим сложно спорить, - Стаху показалось, или Вениамин действительно замешкался с ответом? - Глупо спорить с истиной! – торжествующе вещала Мари в спины спускающимся по трапу. – Но как прекрасно, когда есть достойный спора собеседник! Друг мой доктор, спокойного дня, выспитесь как следует и наберитесь сил! Мадемуазель Полин, милая, не сокрушайтесь столь безутешно над участью славной Муси, она прожила хорошую, полную событий жизнь, и память о ней не замедлит вернуться! Вы даже не подозреваете, как часто она будет напоминать о себе, – хрусталь звенел, не затихая. - Помяните же ее при случае незлым, тихим словом!.. Капитан, ой, а хотите, я спою колыбельную нашей расстроенной барышне, и она навеет на нее и всех вас крепкий и полный отдохновения сон? - Право, я не уверен, - Станислав не знал, что и ответить. Такой жизнерадостной Мари еще не бывала с самого начала плавания. – Думаю, нам не стоит злоупотреблять вашим расположением, пойдем-ка и мы вниз. Господа, - и он отступил, пропуская к темному провалу люка молодых вампиров. - И да, вы же оба нужны мне на пару слов, думаю, что еще с четверть часа в кают-компании… - Да что вы, пустяки какие! – прервала Мари капитана. – Я ведь от чистого сердца! Никто не успел ничего сказать – с места в карьер глубоким поставленным голосом хрустальная дева вдруг грянула: - Freude, schöner Götterfunken, Tochter aus Elysium!..* Шедший первым Лендер от неожиданности оступился и, не удержавшись на узком трапе, самым постыдным образом проехался по ступенькам на заднице прямо до средней палубы, чертыхаясь на чем свет стоит. - Мари, ты в своем уме? – завопил он, перекрывая зычное пение. – Какая же это колыбельная, ты же этак всех мертвых поднимешь! Капитан, - рулевой, поправляя сбившиеся отвороты ботфортов, попытался обернуться к замершему посреди трапа Станиславу, - я чего-то сомневаюсь, что она в состоянии присмотреть за судном, как бы беды не вышло! - Да, действительно, Мари, - Станислав как никогда был согласен с Лендером. – Не уверен, что с вами все в порядке, к тому же места здесь не самые благоприятные для судоходства… И опять Мари прервала его: - Мессир, - и голос ее в этот раз звучал привычно и спокойно, - в том, что касается моих прямых обязанностей, сомневаться – значит наносить мне тяжкую обиду. И хотя вы уже не в первый раз высказываете мне подобные сомнения, я не затаю на вас зла. Не волнуйтесь понапрасну. Все будет в полном и абсолютном порядке, как это и было до сего момента! – Она помедлила и продолжила с ехидцей в голосе: - И кстати, как вы предполагаете меня заменить при ярком солнечном свете? - Никак, - ответил Станислав. – Но и продвигаться вперед по опасным водам, не будучи уверенным в том, кто правит судном, я тоже не готов. Поэтому мы, судя по всему, вынуждены будем… ну, можем же мы оставаться на месте, не бросая якорь? - он замешкался и повернулся к штурману, все еще болтавшемуся у него за спиной. - Штурман, как это называется? - Лечь в дрейф, капитан? – хором ответили и штурман, и поднявшийся, наконец, на ноги рулевой. - Именно, лечь в дрейф до заката, когда Лендер снова сможет встать к штурвалу. С этим вы в состоянии управиться, Мари? - Ну, в дрейф, так в дрейф, - Мари, казалось, ничуть не была огорчена. – В конце концов, мы же не пакетбот, чтобы курсировать строго по расписанию. Днем раньше, днем позже… Ступайте, спокойно спите, завтра нас ждут великие дела! – и она тихонько, почти шепотом, допела: - Alle Menschen werden Brüder, Wo Dein sanfter Flügel weilt...** И сквозь открытый люк Теодор услышал, как, сидя в «вороньем гнезде», на удивление точно попадая в ноты, подвывает песне лиловый саблезубый кролик. Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения рулевого. Он решительно притопнул ногой, свистнул коротко: - Кроля! Ко мне! Извините, кэп, но с меня на сегодня хватит! Крысы, пауки, ненормальные духи и церковные песнопения! – повернулся и исчез в темноте узкого коридора. Вскоре из глубины трюма раздался резкий и короткий деревянный стук – это Лендер раздраженно захлопнул за собой крышку гроба. - Извините его, капитан, – сказал штурман. – Шумная выдалась ночь. Он и так устал, да еще эта история с Мусей… - Да-да, бывает, - согласно кивнул эмиссар. – Вы тоже ступайте, - он отступил, давая штурману дорогу. - Спокойного дня. Трюм погружался в сонную тишину. Прискакавший кролик после некоторых колебаний решил на этот день улечься поближе к Лендеру. Хозяин что-то разволновался, а Вожак совершенно спокоен. Значит, хозяину он сегодня нужнее. Тем более, что Вожак ложиться пока не собирался. Станислав действительно не торопился лечь. Он дождался, когда устроится на покой спустившийся последним штурман, обозрел темное низкое помещение и сказал негромко: - А ведь пан доктор не спит… Ответом ему был глубокий сокрушенный и приглушенный вздох: - Сташек, я тебя умоляю, давай отложим все разговоры на завтра… - Нет уж, друг сердечный, - Станислав подошел и открыл крышку Венькиного гроба. Старый друг, как и полагается, лежал на спине, но руки его, против обыкновения, не были сложены на груди, потому что он устало прикрывал ими лицо. – Изволь просветить меня, что такое ты сотворил с нашей бесценной хранительницей. А то такое впечатление, что она перестоялой браги хлебнула! А я хотел бы и впредь быть уверенным, что мы можем полностью на нее полагаться, так что будь добр… - Сташек, - почти простонал доктор и виновато посмотрел на эмиссара. – Она… она, - доктор замялся в поисках подходящего слова, - она, ну считай, вынула из меня душу! - Это как же? - Ну ты помнишь, пару ночей назад, когда ты повздорил с магистром? – поняв, что так просто он не отделается, Вениамин уселся посреди гроба. - Как не помнить, - хмыкнул Станислав. Ему до сих пор было неловко за ту свою вспышку. - Ну вот, я же тогда попытался утешить нашу Мари… - Ну да, и что? Ты же просто хотел с нею поговорить, отвлечь ее, чтобы она не расстраивалась по пустякам. - Именно, - доктор замолчал. - Венька, не томи. Солнце уже встало, мне спать пора. - Короче говоря, она теперь каждую свободную минуту хочет со мною беседовать! Рассказывает мне о своих переживаниях, чувствах, переживаниях по поводу чувств и о чувствах, испытанных во время переживаний… Что ты смеешься? – доктор возмущенно уставился на друга. – Она говорит, в процессе беседы она познает самое себя и находит в том истоки радости и бодрости духа. Ты не представляешь, сколько всего я выслушал за эту пару ночей! И – ты слышал, она сказала, что завтра нас снова ждет полная открытий ночь! Значит, она опять ко мне пристанет, и я все-таки узнаю, что ей сказала младшая рабыня в гареме Сулеймана ибн Дауда в ночь на седьмое ниссана две тысячи лет тому назад по поводу сломанной металлической пряжки на сандалиях помощника третьего евнуха! - И воспоминания о такой чепухе действуют на нее как кагор на монашку? Веня, ты сам-то в это веришь? Доктор покачал головой, помолчал: - Знаешь, Сташек, возможно, в этом что-то есть… Возможно, вызывая в памяти давно забытые мелочи, она распутывает поток событий, прошедших мимо сознания, но оставивших в нем след... Надо будет как следует это обдумать. Это может быть очень и очень интересно… - Веня! – все еще посмеиваясь, сказал эмиссар. Вот, оказывается, где пропадает доктор все последние ночи. Бедняга! Учитывая, сколько сотен, а то и тысяч лет провела в заточении Мари, историй у нее должно быть великое множество, и несчастный Венька обречен выслушивать ее от заката до рассвета. Никуда не денешься – профессиональный долг! К тому же он ей сам это предложил. – Веня, ты неисправим. Но не расстраивайся! Ты только представь – а вдруг ты стоишь на пороге новой методы лечения душевных недугов? Точно, быть тебе отцом-основателем нового течения. Школа задушевных ночных разговоров пана Вениамина! Обоснуешься где-нибудь... ну, скажем, в Вене, по созвучию. От страждущих отбою не будет! - Смеешься? – доктор улегся обиженно и повернулся на бок. – Смейся, смейся… Кстати, за нашу безопасность можешь не волноваться – во всем, что касается сохранности «Дмитрия», Мари по-прежнему надежна, неколебима и тверда. Но я и правда думаю, что у подобной методы может быть большое будущее. Еще увидишь. История нас рассудит!