Рукопись, найденная в Смолевичах

07 августа 18… года Залив Маунтс, в виду побережья Корнуолла Неизвестное судно без каких бы то ни было флагов и вымпелов Капитан Сакаи пристально смотрел в ночь — она уже накренилась к рассвету, туман слегка пожелтел, сбился комками, но не рассеялся, и теперь мир казался капитану кастрюлькой, полной холодной овсянки, склизкой, липкой и тягучей. Овсянку Роджер ненавидел. Ночь сегодня тоже не вызывала добрых чувств. Капитан Сакаи стоял у фальшборта и ждал возвращения своей команды — большей ее части. На плече капитана примостилась Патрикевна, но сейчас даже она была не в силах помочь Сакаи — с каждой минутой ожидания тренированная выдержка капитана слабела. И как он мог отпустить их одних на эту проклятую шхуну? И какого черта он вообще втянул своих нелюдей в это сомнительное, с самого начала сомнительное предприятие? И что делать — теперь? Тяжело ступая, подошел Винни, встал за спиной. Капитан не оглянулся. Винни вздохнул, кашлянул. Пробормотал что-то неразборчиво. Капитан молчал. И тогда Винни сказал, словно убеждая сам себя: — Ну нет. Не таков наш Франя, чтобы сдуру попасться. Он хоть и кудахчет много да не по делу, а так-то — жихарем летает. Ништо, скоро будут! Погодить надо. — Надо, — ответил капитан, чувствуя, что выдержка вот-вот сдаст позиции откровенной и совершенно не капитанской панике. — Надо погодить, — повторил он. — Вот что, рулевой. Давай-ка шлюпку на воду. — Есть шлюпку на воду, — обрадовался Винни, но тут Патрикевна навострила белые ушки, подняла узконосую мордочку и тявкнула негромко, а из тумана, словно отвечая ей, донеслось жалобное:  — Уик! Уик! — Вот он, — завопил рулевой, — наконец-то! Глянь-ка, капитан, что это с ним? В путанице спящего такелажа мелькнул, заваливаясь на правый бок, острокрылый силуэт, и через секунду на палубу неловко плюхнулась странного вида птица. Пепельная расцветка пестрела бурыми крапинами, темные глаза глядели испуганно и в то же время возмущенно. Капитан и рулевой разом склонились над прибывшим. Что-то было не так. Винни протянул руку, коснулся серой птичьей головы. Короткий черный клюв вдруг раскрылся до неимоверной ширины, и раздался звук, больше похожий на стрекот ошалелого кузнечика, чем на птичий крик: — Рьрьрьрьрьрьрь! Рулевой отдернул растопыренную пятерню — птица явно злилась, лучше и не трогать. Клюв-то невелик, да востер! Ну да сейчас очухается, придет в себя, сам все расскажет. Тут лисичка проскользнула по капитанской руке, спрыгнула на палубу, ткнулась носиком во взъерошенные перья. Птица распустила крылья, нахохлилась, почти совсем втянув и без того небольшую голову, и прикрыла один глаз. — Вот ведь, — сочувственно сказал Винни, — и как только добрался, бедолага! В распростертом по палубе правом крыле зияла изрядная прореха — не хватало нескольких маховых перьев, словно кто-то принялся птицу ощипывать прямо живьем, а она возьми, да и вырвись. — Ничего, я же все время была рядом, — Джилл появилась как раз в тот миг, когда Сакаи выпрямился, оглядываясь и волнуясь, куда это она запропастилась. Но Джилл уже была тут как тут. На палубе, отмечая ее путь, остался мокрый след. Начинался он небольшой лужицей, от которой тянулись две длинные водяные дорожки, переходящие в отпечатки маленьких узких стоп — девушка торопилась успокоить капитана и выбралась на палубу, не дожидаясь полного превращения. — Я все время была рядом. Если бы он вдруг шлепнулся в воду, утонуть я бы ему не дала. — Да и утоп бы, невелика потеря, — пробурчал рулевой. Напомни кто-нибудь сейчас, как еще пять минут назад он пытался убедить себя и капитана, что все с Франей будет в порядке, а сам уже был готов в полном одиночестве идти на абордаж русской шхуны, Винни бы искренне возмутился — чего еще придумаете? — Спасибо, Джилл, — голос Сакаи звучал спокойно. Капитану это стоило немалых усилий — при виде ободранного Фрэнка тревога отпустила, но вместе с облегчением нахлынула такая усталость, что Роджер еле держался на ногах. Хотелось лечь и уснуть тут же, на палубе, привалившись к влажному борту, за которым чуть слышно копошились и жужжали уцелевшие синие шмели. Но спать еще не время. — Ну ладно, Фрэнк, давай-ка, поднимайся на ноги, — повернулся капитан к оперенному Фумагалли.– Винни, куда он опять подевался? Была у Фрэнка такая малоприятная особенность — в нечеловеческой своей ипостаси он был окрашен столь практично, что почти полностью сливался с окружающим миром, и стоило на секунду потерять его из виду, так уже можно было и не найти. Ну, или найти не сразу. Чем Фумагалли и пользовался самозабвенно, надо и не надо. Да и вообще, превратившись, становился Фрэнк немного бестолков, при этом, правда, видимо, в силу повышенной бестолковости, был он гораздо смелее. Поэтому рулевой по возможности старался не спускать с Фрэнка глаз — так спокойнее. — Да вот он, кэп, — Винни шагнул, поворошил канатную бухту, — забился. Не дури, Франя, заживет твое крыло, никуда не денется. Серая птица, умостившаяся посреди скрученного каната, словно в гнезде, разевала свой невероятный клюв, тихонько кудахтала и не выказывала никакого желания снова становиться человеком. Подбежала Патрикевна, вскочила на канатный бок и легонько, будто летний ветерок подул, провела кончиком одного из хвостиков по мелким перышкам короткой птичьей шеи. Птица захлопнула клюв, прикрыла оба глаза, чуть слышно заурчала… Сколько Роджер знал Фумагалли, тот всегда ходил в одной и той же рубахе с широкими рукавами, и сносу ей, похоже, не было. И опять Сакаи упустил тот неуловимый миг, когда серые перья превратились в грубое полотно неопределенно-застиранного цвета. Фрэнк сидел, увязнув тощей задницей среди канатных витков. Правый рукав рубахи был изодран в клочья, и лисичка, спрыгнув с развалившейся бухты на палубу, чуть не запуталась в свисающих до самого полу длинных нитках. — Ну что? — спросил капитан. — Давай, Фрэнки, доложи обстановку. Фрэнк глянул на капитана снизу вверх, и в черных его глазах плескалось отчаяние. — Плохо дело, капитан, — глухо сказал он. Утро подступало. Команда собралась в кубрике, вокруг чисто выскобленного починенного стола. Подвешивать обратно цепи Винни поленился и, недолго думая, заменил их кусками прочной веревки — так-то оно и безопаснее будет. На столе, ближе к левому краю, сидела белая лисичка. Все свои хвостики она в этот раз обернула вокруг аккуратно составленных вместе передних лапок, так что при первом, невнимательном взгляде ее можно было бы принять за слишком остроухую и худую кошку. Фрэнк восседал один на длинной банке у стены, капитан, рулевой и Джилл устроились рядком напротив. На плечах Фрэнка, сменив пострадавшую рубаху, красовался кусок все того же синепавлинного шелка, накинутый подобно римской тоге и длинным косым срезом свисавший на потертые штаны. Фрэнк говорил, то и дело замирая и прислушиваясь к звучащим где-то в глубине сознания отголоскам пережитого: — В воде она не тонет. Жаль, не проверить, но вот ни разу не удивлюсь, если она и в огне не горит. Лиловая такая… Капитан и рулевой переглянулись. И полчаса спустя они знали немногим больше, чем до возвращения Фрэнка домой — он честно пытался рассказать, что же удалось ему увидеть на проклятой шхуне, но рассказ все кружил, кружил на одном месте, словно ослик, впряженный в колесо водокачки, то и дело сбиваясь на неведомую лиловую тварь, и никак не мог двинуться дальше. Джилл тихо встала и отошла в неосвещенный угол кубрика, открыла окованный металлом рундук и закопошилась там, чем-то позвякивая. — Ужасно лиловая, — сказал Фрэнк уже в который раз и замолчал. — Ну, а дальше? — подбодрил капитан. — Дальше-то что? — И даже фиолетовая, — добавил Фрэнк, поднимая на капитана несчастные глаза. — Тьфу ты, — загудел Винни, теряя терпение, — опять он про эту скотину, чтоб ей пусто было… Франя! Очувствуйся, рассвет не за горами! Говори толком, что ты там рассмотрел? Графа видел? На плечо рулевого легла маленькая ладонь: — Погоди, Винни, не шуми, — Джилл поставила на стол несколько крохотных бутылочек из темного стекла, которые хотелось назвать пузырьками. Патрикевна фыркнула, потянув носом воздух. Джилл пододвинула один пузырек поближе к Фрэнку. Тот сидел, не двигаясь. — Что это? — спросил Сакаи. — Мы что, ограбили мимоходом аптеку? Винни, не говоря ни слова, подхватил пузырек, повозился с тугой пробкой — посопротивлявшись немного, пробка сдалась и выскочила с негромким чпоканьем. Патрикевна чихнула. Винни подсунул открытую скляночку Фрэнку, а потом откупорил три оставшихся пузырька. В кубрике запахло сладким. — Это настойка по старинному семейному рецепту, — сказала Джилл. — Помните, мы в позапрошлом году заходили в Эйри? Вот, у них был невиданный урожай боярышника. Роджер, ты ведь не будешь возражать? Капитан с сомнением посмотрел на склянки. Уже второй раз за сутки. Хотя сколько там в каждой, капель сорок? Или пятьдесят? Вряд ли оно сможет им сильно навредить, а вот успокоить Фрэнка — вполне вероятно. Да и вообще. Не знаешь, что лучше — спиться или свихнуться. Роджер взял пузырек, понюхал. Пахло довольно приятно. — Джилл, а может, лучше ром допьем? — спросил Сакаи для порядка. — Ром расслабляет, — рассудительно ответила Джилл, — а нам нужно Фрэнка немного взбодрить. А еще она сладкая, а Фрэнк сладкое любит. — Ну ладно, — сказал капитан, и команда разобрала оставшиеся пузырьки. Фрэнк взял свой последним и попытался заглянуть в узкое горлышко. — За тебя, Фрэнки, — Роджер выпил первым. Это и вправду было сладко. Но не противно, с удивлением понял капитан. Очень даже не противно! Он с уважением посмотрел на Джилл — интересно, какие еще у нее там, в окованном медными полосами рундучке, запасы и сюрпризы? Джилл и Фрэнк опрокинули пузырьки одновременно и одновременно поставили их на стол. Винни единственный еще не выпил свою порцию, он лишь пригубил и пожал плечами — ну как есть варенье, только жидкое. Но по крепости вроде ничего, годится! И только он хлебнул, как Джилл вдруг сказала: — К тому же оно еще и лекарственное. Бабушка говорила — лучшее средство от медвежьей болезни! Лисичка одним прыжком оказалась на плече у Роджера. Винни поперхнулся, осыпая брызгами сидящего напротив Фрэнка, а тот встрепенулся, прикрывая лицо рукой, и завопил: — Ты что, совсем ошалел? Гризли недоделанный! Капитан, ну хоть вы ему скажите! — Да уж, — Сакаи отер щеку ладонью. Пальцы стали липкими. — Джилл, я помню ту нашу стоянку в Баллигири. Теперь мне понятно, куда то и дело исчезает весь наш сахар. — Посмотри на Фрэнки, — ответила Джилл вроде бы невпопад. Капитан посмотрел. Напротив сидел, или, скорее, подскакивал прежний Фумагалли — взлохмаченный, вздорный, но главное — с ожившими глазами и развязавшимся наконец-то языком. И язык этот молол не переставая: — Мало мне адских тварей полной шхуной в двух шагах под носом! Мало мне рваной рубахи! Я еле живым ушел — а он еще и плюется! Нет, капитан, вы только гляньте — он же еще и смеется! Надо мной смеется! Ни стыда, ни совести! Винни, и вправду, улыбался широко и довольно: — Франя, птичка ты наша! Оклемался наконец! Хороша микстурка, право слово, — он обернулся, подмигнул Джилл и помахал почти незаметным в могучей ладони пустым пузырьком. — Славно взбодрила! Только вот, Джилл, того… Ошибалась твоя бабушка — вряд ли оно противу поноса. Смотри, как-от Франю несет — как бы почечуем отпаивать не пришлось. Чтоб заткнулся! Фумагалли снова подпрыгнул, роняя с плеч свое шелковое одеяние, и завопил еще громче: — Капитан! Призовите рулевого к порядку, или я вообще ничего не скажу! Роджер поднял правую ладонь: — Тихо! Молчат все! И все замолчали. Патрикевна, улучив момент, снова оказалась на столе, прошлась по чистым доскам туда-сюда, мимоходом тронув лапкой Винни за руку, обогнула по изящной дуге пустые пузырьки и уселась прямо напротив Фрэнка, склонив набок голову и пристально глядя в черные глаза итальянца. — В общем так, капитан, — Фрэнк поддернул шелк обратно на плечи и сказал неожиданно твердым голосом, словно и не вопил только что как резаный. — Дело наше плохо. По-моему, они там все — вампиры. — Во как! — Винни ударил по столу кулаком. Стол качнулся, склянки звякнули, одна упала и покатилась к краю стола. Лисичка протянула лапку и остановила беглянку на полпути. — Давай-ка, Фрэнки, по порядку, — сказал капитан. — Что ты видел? Ну, кроме лиловой скотины? — О, лиловую скотину никак нельзя списывать со счетов, капитан! — закатил глаза Фрэнк. — Она не утонула тогда, как мы рассчитывали. О нет, она уцелела и поджидала меня, сидя на мачте! — А это, случайно, не обезьянка? — спросила Джилл. — Ммм, нет, не похоже. Хотя, кажется, какой-то хвост за нею вился. Но я особо не рассматривал. Понимаете, капитан, — говорил Фрэнк без малейшего смущения, — я, конечно, не Гарун аль Рашид с плащом-невидимкой, но тоже кое-что умею. Полет у меня бесшумный, разглядеть меня, особенно в такой туман, тоже непросто. Роджер кивнул согласно — да, непросто, даже и при ясной погоде. — Ну вот, — тараторил Фрэнк дальше, — Винни спихнул ее в воду, но она уцелела! Не знаю, каким уж образом она выбралась тогда из воды, вы же сказали, что на палубе вроде бы не было никого, значит, вытащить ее было некому, но потом она оказалась на мачте. Может, она и летать умеет, кто ее знает. Ушами машет и летит, вполне вероятно. Но так или иначе, вами, капитан, она не наелась, а меня — меня! — в тумане углядела! Фрэнк замолчал, давая остальным возможность осознать невероятные способности неведомой зверушки, и Джилл с готовностью ахнула: — Не может быть! — Я вам говорю! Меня не заметил никто — а там народу топталось изрядно… — Изрядно — это сколько? — мрачно спросил капитан. — Так, давайте-ка посчитаем. Во-первых, — Фрэнк поднял кулак и отогнул большой палец, — здоровенный детина в сапожищах, по всему судя, матрос. Во-вторых, тощий рыжий переросток, не поручусь, но скорее всего офицерского чина. В-третьих, — отогнутый средний палец завис в воздухе — Фрэнк подбирал слова. — О, этот третий, скажу я вам, стоит отдельного разговора. Я, было, даже подумал, что это и есть сам граф, если бы он не был капитаном. Вы бы видели, как они носятся, стоит ему лишь бровью пошевелить! Сакаи хмыкнул. Ну да, конечно. Бежать со всех ног выполнять приказ по первому слову капитана — и где на флоте такое видано? — От него такой силищей прет, что поневоле хочется встать по стойке смирно и взять под козырек. И хотя он меня не видел, мне стало очень не по себе. А вот они все при этом его не боятся — держатся вольно, шуточки отпускают. Особенно детина в сапожищах. Вот. Фрэнк замолчал, переводя дыхание. Три оттопыренных пальца маячили над столом, и тень их на дальней стене кубрика в неровном свете керосиновой лампы казалась очертанием распахнутой при виде добычи голодной волчьей пасти. — Ну, дальше-то что? — рулевой, в отличие от Фрэнка, пальцы загибал. — Здоровяк, доходяга, капитан. Кто там под четвертым номером? — Под четвертым номером вообще непонятно кто. Невысокий, кругленький, белобрысый, то ли лекарь, то ли… Нет, капеллана вампирам не полагается по штату. — А точно ли они вампиры? — задал Сакаи вопрос, от ответа на который зависела вся их будущность. — Капитан точно, — Фрэнк стал предельно серьезен. — Я видел его клыки. Я видел его глаза. Тут нет никаких сомнений. Остальных я особо не рассматривал, но вряд ли вампир будет так вот запросто путешествовать в компании людей. Разве что заворожит их, чтобы выпить в пути. Как заначку на случай большого голода. Но эти, там, на завороженных вообще не похожи. Шустрые! Глаза горят. — Так, — нахмурился капитан. — А кто там еще толпился? — А, да! Там какие-то бабы толклись, трое, — Фрэнк оттопырил два пальца на втором кулаке. — Одна чуть не проткнула меня башмаком — остроносые, по последней моде. Никогда бы не подумал, что вампирши такими ходят франтихами. — Бабы, — задумчиво сказал Сакаи. — Бабы явно пассажирки. Итого получается четыре да три — семь душ. То есть не душ… Как лучше сказать? — Семеро, да, — подтвердил Фрэнк. — Потом еще один, заросший бородой, как каторжник с Антильских островов. Этот точно плотник — был при молотке и стамеске. Все. Больше никого не видел. — То есть — восемь, — заключил капитан. — Нет, капитан, не восемь, — Фрэнк отогнул девятый палец. — Потому что еще одного я только слышал. Там кто-то вопил в тумане. Думаю, это и был граф. Как заорет: «Вампиры, все ко мне!» Они все тут же подорвались и побежали. Даже капитан. А я не успел — прилетела из тумана какая-то дрянь, кажется, сапог, но я не уверен, огрела меня по спине, а потом с мачты сиганула эта лиловая тварь и как кинется! Фрэнк подумал немного и отогнул последний оставшийся палец, мизинец левой руки. Потому что тварь, которая может разглядеть притаившуюся в тумане серую птицу там, где ее не разглядели восемь вампиров, заслуживает быть учтенной в списке противников. К тому же остроту клыков этой твари успел оценить не он один: вон, капитан до сих пор похож на воина племени сиу, откопавшего топор войны — две полосы на одной щеке, две на другой… — Так вот что я вам скажу, капитан. Если эта лиловая скотина днем скачет по палубе безо всякого для себя вреда, то, может быть, и прочие на это способны, э? Патрикевна поднялась на ноги и выгнула дугою спину, еще больше напоминая отощавшую на скудных корабельных харчах белую кошку.

***

Роджер сидел за столом и думал изо всех сил — казалось, что волосы его, от природы жесткие и прямые, вот-вот пойдут от умственного усилия крутой волной, а то и завьются кудрями. То, что поведал Фрэнк, никак не вязалось с первоначальными планами капитана Сакаи. Найти шхуну. Взойти на борт, применив к команде действия по принуждению к миру (каперский опыт, к счастью, описи за долги не подлежит). Конфисковать груз. Если при этом придется прикончить графа — что ж, тем лучше. Мир станет чище. В дневное время да при двух клинках с Дракулой справится кто угодно, а Сакаи в свое время был среди флотских офицеров Его Величества фехтовальщиком не из последних. В крайнем случае, на смену человеку всегда можно призвать волка. Как-нибудь бы да справились. Потом переместить груз на шлюп, и давай бог попутного ветра. А уж догнать Винни — это утопия. Но как быть, если вампир на шхуне не один? Старуха с трубкой говорила про девять ящиков с землей, и он, глупец, подумал, что граф, как и полагается титулованной особе, путешествует с багажом. А выходит, это и не багаж вовсе, а спальные места? То есть, они гнались вокруг Европы — за… матрасами? Девять ящиков. Девять кровососов. Это уже серьезно. Это в два раза больше, чем вся его команда, если считать Патрикевну. Капитан посмотрел на белую лисичку. Нет, не выходит — даже с Патрикевной их меньше. Фрэнк прав. Нужно принять в расчет и загадочную лиловую тварь. Но зачем-то девять вампиров совершают это путешествие, причем во многом наперекор своей природе. Неужели просто ради моциона? Быть того не может. Роджер толком не помнил, но ведь было что-то такое, про соленую воду, пагубную для нечисти. Или это действует только на ведьм? Вот он сам, к примеру, соленой воды нисколько не боялся. Хотя тоже в некоторой степени — нечисть. Сложно это все. Непонятно. И хорошо бы до конца что-то выяснить. Сакаи потрогал скулу и поморщился — запекшиеся порезы отозвались саднящей болью. Девять вампиров и одна вампироподобная скотина. Команда молчала. Винни и Джилл терпеливо дожидались слова капитана, а Фрэнк, совершенно уже очухавшись, привычно перебирал засаленные карты. Раскинуть пасьянс сейчас, прямо во время общего совета, было бы совсем уж нахальством, а вот стасовать пухлую двойную колоду — почему бы и нет? И руки заняты, и думать помогает. Потому что Фрэнк тоже думал, думал, что было мочи, пытаясь припомнить еще какие-нибудь детали своего опасного путешествия. Но кажется, он и так рассказал все, что мог. — Ну, так, — произнес Сакаи наконец. — Мы рассчитывали на меньшее. Мы рассчитывали на одного упыря и его сундуки. По всему выходит, что упырей там больше, а вот есть ли что-нибудь в сундуках — большой вопрос. Я не вправе заставлять вас идти на это судно. Поэтому предлагаю высказаться всем. Винни, ты первый. Рулевой медленно покачал головой. Задача и впрямь была не из простых. Пойти — боязно, не пойти — глупо. Не таковские были мужики Черные, чтобы за три моря зазря сходить да с пустом вернуться. Винни откашлялся, но только он раскрыл рот, как Фрэнк подпрыгнул, рассыпая карты и закричал: — Ну да, конечно! Мамма миа, как же это я забыл? Капитан, они же поняли, что к ним приходили гости! Они нашли след на борту и даже искали лазутчика! Совсем из головы вылетело, вы уж извините! — Опа, — только и смог сказать рулевой.