Game over

В детстве все дети играют в игрушки. Драко тоже играл. Вечно один, наедине с собой, но этого было достаточно. Потом в жизни каждого ребёнка наступает момент, когда игрушки становятся не нужны и хочется взрослой жизни. Так положено. Но Драко не хотел вырастать. Детство давно закончилось, он уже не малыш — Драко вырос, и теперь он играет людьми. В какие-то свои игры, устанавливая собственные правила и заставляя всех и каждого подчиняться им. Он знал, что, как бы там ни было, результат всё равно обернётся в его сторону. Так было всегда. Тогда в Хогвартс-экспрессе, открывая злосчастную дверцу купе, Драко и подумать не мог, что именно этот момент станет переломным, что именно он положит начало его новой жизни — с переполняемыми чувствами, бесконечными странностями, нескончаемыми страданиями и толикой счастья. — Малфой? Гриффиндорка вопросительно изогнула бровь, снизу вверх смотря на блондина, взгляд которого был абсолютно расфокусирован. Парень выглядел... растерянным? Драко медленно опустил взгляд и... чёрт, сколько они не виделись, что она так изменилась?! С момента Победы прошло чуть больше четырёх месяцев, прежде чем они решили вернуться в Хогвартс. Слизеринец потупился и неверяще посмотрел на Грейнджер, потому что... вечно спутанные волосы ровными прядками падали на плечи, фигура стала ещё более женственной, а пухлые губы, казалось, стали ещё ярче. — Начала пользоваться косметикой, Грейнджер? Он не должен был этого говорить, правда, не должен был, потому что в следующее мгновенье она уже поднялась с сидения, направляя на него палочку. — Твои жалкие попытки выбесить меня уже давно не действуют, можешь успокоиться. Поэтому если ты сейчас же не соизволишь покинуть моё купе, клянусь Богом, Малфой, ты пожалеешь о том, что вообще зашёл сюда. Ладно, это было неожиданно. Плевать на её слова, он не слышал и половины, потому что с каждым её шагом Драко всё явственнее ощущал невероятно манящий запах чего-то... сладкого, и парень был готов поклясться, что такое одурманит любого. — Я смотрю, и парфюмом обзавелась? Слова вылетели быстро и неожиданно, он и сам не понял, зачем сказал это, наверное, чтобы полностью потерять контроль, когда она преодолеет оставшиеся три шага. Грейнджер, видимо, снова хотела что-то сказать, потому что уже открыла рот, но почувствовала холодную руку на своих губах. Малфой прижался всем телом, вталкивая её в центр купе. Драко не слышал её мычания сквозь свои пальцы, он всего лишь наклонился к её уху, но ничего не сказал. Втянул сладкий запах, медленно и с наслаждением, почти дотронулся носом шеи, но поднял голову и посмотрел ей в глаза. Грейнджер больше не пыталась кричать и отбиваться — она просто смотрела. Молча и ничего не понимая. Её удивило происходящее, думал Драко. Просто не ожидала того, как быстро сменятся позиции. Он убрал руку с её рта, посмотрел ещё раз и вышел из помещения. Так же резко, как и зашёл. Он покинул купе, понимая, что обрёл ещё одну пешку, которая теперь будет играть по его правилам. *** Драко никогда не верил в Бога. Верить в Бога — значит верить в высшие чувства, такие как дружба или любовь. Верить в Бога — значит надеяться на него. Драко никогда не верил в любовь и всегда надеялся только на себя. Драко не думал о правилах, вжимая Грейнджер в кафельный пол ванной старост, пока та пыталась отбиться. Безуспешно, конечно же. Слизеринцу было плевать, он судорожно водил руками по её бёдрам, зубами пытаясь расстегнуть её блузку. И чёрт, это выглядело настолько нелепо, но он всё равно не останавливался. Он не остановился, даже когда почувствовал, как струйки крови стекают по плечам, потому что чёртова гриффиндорка вонзилась ногтями под кожу. Драко знал, чего хочет, он наслаждался этим каждый раз, проникая в её рот языком и заново познавая её тело. Он был уверен, что она тоже этого хочет, просто пока сопротивляется. И он пытался успокоить её, сжимал её запястья, шептал, что так и должно быть, что это правильно, что нет смысла противиться, ведь он всё равно возьмёт своё. Она рыдала, а он слизывал слёзы с её щёк. Она била его по лицу, а он лишь сжимал зубы, но смотрел на неё восхищённо. Она стонала от соприкосновения плоти, а он сцеловывал её стоны. Он кончал, глядя на неё и понимая, что, с кем бы Грейнджер не была, она и сама будет знать, что отныне принадлежит только ему. Он вставал и уходил, оставляя её лежать на кафельном полу с задранной наверх юбкой. И ему хватило трёх раз, чтобы понять, что с кем-то она уже не будет. Три картины лежащей на полу Грейнджер — и в сердце зарождалась боль, ощущение того, что что-то неправильно. Несмотря на то, что всё с самого начало было, чёрт возьми, неправильно. Потому что пешки не ходят против Короля. *** Драко никогда не принимал ничего близко к сердцу. Ведь то, что примешь, хочется удержать. А удержать нельзя ничего. Драко не пытался защититься, когда она била его, хлестала по щекам и рукам, пока не заканчивались силы. Она обессиленно оседала на пол, обхватывая себя руками, а он поднимал её и обнимал изо всех сил, прося прощения за всё, что сделал. За все причинённые ей страдания, за то что она до сих пор не ушла от него, за то что заставил её влюбиться в себя и этого уже не исправишь. И он действительно раскаивался. Снова и снова. Она сломалась. Да, в какой-то определённый момент поняла, что, наверно, она грёбаная мазохистка, раз хочет вернуться к нему. Да, он уже не делает того, что раньше, но зачем вновь и вновь возвращаться к человеку, который не любит тебя? Просто пользуется. Просто у Драко больше никого нет. Просто ему всё ещё не с кем поиграть. *** Драко подавлял в себе мысли, что это может быть что-то большее. Он слишком хорошо знал, что всякая любовь хочет быть вечной, и в этом её вечная мука. А вечного нет ничего. Ничего. Драко впервые подумал о том, что любит её, когда случайно увидел ссадину у неё на руке, оставшуюся после столкновения с каким-то когтевранцем в столовой. Тогда он захотел, чтобы никто никогда больше не посмел причинить ей боль. Он пообещал себе, что и сам больше никогда этого не сделает. У него, кажется, и правда были проблемы с контролем, так или иначе, он взбесился и просто избил бедного парня. Наносил удар за ударом, просто потому что тот не смотрел, куда идёт. Кто бы мог подумать, что Драко Малфой станет просто чёртовым психом из-за симпатии к заучке. Гермиона ругала его, забинтовывая руку, но слизеринец видел, что глаза её улыбаются. Он, кажется, был по-настоящему счастлив, когда она прикоснулась шершавыми губами к грубой коже на его руке, медленно поднимаясь к запястью, оставляя влажную дорожку. Малфой не сводил с неё взгляда, пока она выводила языком очертания Тёмной метки, шепча, что всё закончилось. И Драко это казалось высшим проявлением любви. Тогда он подумал о том, что нашёл себе союзника в этой игре. Что Грейнджер теперь уже никогда не будет чьей-то пешкой. Теперь она его Королева, и они доиграют эту партию вместе. *** Но Драко никогда не думал о том, что в жизни есть свои законы и правила, нарушать которые нельзя. Даже спустя тринадцать лет после смерти Тёмного Лорда его последователи не прекращали набеги на Министерство. И Драко должен был догадаться, что однажды это действительно плохо кончится. Что в конечном счёте он либо лишится жены, либо умрёт сам. Но он не предвидел такого хода игры. Всё, вроде бы шло нормально, они боролись изо всех сил, пока однажды дрянное заклятие всё-таки не зацепило Гермиону. В конечном счёте, ничего изменить уже было нельзя. Тогда Драко понимал, что он сильный, что не будет плакать, стоя на кладбище и держа за руку сына. Но он вовсе не был сильным во всём, что касалось Гермионы. Да, чёрт возьми, она была его слабостью с того самого дня в поезде, когда он впервые увидел тот задорный блеск в её глазах. И поэтому сейчас, стоя у её могилы, он рыдал, как чёртова сука, и обивал костяшки пальцев о каменную плитку. За все свои грехи нужно платить, а у Драко их было достаточно. Он стоял на коленях перед её могилой и снова просил прощения, понимая, что после её ухода он уже больше никогда не начнёт следующую партию. Для него это конец игры.