Рябина

      Скрип шагов вдоль улиц белых, укрытых плотным покрывалом, нарушал пленительную тишину зимнего утра. Ветер затих, а мелкие снежинки кружились вокруг безжизненных деревьев. Спящая природа умиротворяла, сеяла в душе какое-то еле ощутимое тепло.       — Я знал, что ты сегодня будешь здесь, — улыбнулся Регис, не размыкая губ.       Рога, пышная копна светлых, как пшеница, волос, укрытая тонкой шелковой тканью, годившейся разве что для красоты, но никак не спасающая от непогоды. Два зеленых глаза одарили его горящим взглядом.       — А я знала, что ты сегодня придешь, — улыбнулась она в ответ.       Прогнившая деревянная лавочка, на которой восседала суккуб, была сверху донизу усыпана снегом. Девушка, будто не замечая холодной погоды и ненастья вокруг, долгое время сидела на этом месте, поджав меховые копытца, и смотрела, как завороженная, на природу — холодную, спящую, безжизненную. Регис стряхнул со скамейки целый ком снега и уселся рядом, пытаясь уловить то, на что так пристально любовалась собеседница.       — Любуешься прелестями зимней природы?       — Как всегда проницателен, что с тобой поделать... — улыбнулась она еще шире. Регис заметил, как маленькие ямочки заиграли на её щеках, а взгляд стал более проницательным. — Зима напоминает мне о конечности жизни. О её быстротечности. О том, что после прохладной, но прекрасной весны наступит жаркое лето, а после него — осень, пора увядания, подготовки к неизбежному.       — И по какой причине, мой дорогой друг, тебя посетили столь мрачные ассоциации?       Суккуб повернулась к нему и, уставившись прямо в глаза, прошептала не своим голосом: — Мне кажется, я скоро умру.       Регис опешил. Чёрная, как смоль, ворона, громко каркнув, резким движением рванула с ветки, опрокинув на голову суккуба небольшой ком снега. От неожиданности та аж дернулась и, поджав длинный хвост, едва ли не взобралась на Региса целиком. Прижавшись к вампиру, она ошарашенно глядела на место, откуда так внезапно соскочила, а после перевела взгляд на старательно сдерживающего улыбку Региса, аккуратным движением стряхивающего снег с её рогов.       — Не смотри на меня так, — буркнула она, густо покраснев, и тут же отстранилась от него, как смертный от огня.       — Как же не смотреть, — улыбнулся он, — когда краснеет такое премилое создание.       — Ну тебя, — перебила она, сложив руки на груди. Упершись спиной о скамейку, суккуб закинула ногу на ногу и отвернулась, ожидая, когда лицо перестанет напоминать спелый помидор. — Лучше скажи, что ты об этом думаешь.       — По правде говоря, твоё утверждение меня озадачило, — ответил Регис, переведя взгляд на полуразбитую могилу, укрытую плотным слоем снега. — Однако мысль о том, что оно небезосновательно, меня беспокоит.       Суккуб сжала губы и, отчаянно пытаясь перебороть нахлынувшие чувства, вмиг расслабилась, будто бы вспомнив о чём-то хорошем. Деликатность Региса не позволила более задавать гложущих его вопросов — он исподлобья наблюдал за старой знакомой, стараясь разгадать её необычное поведение.       — Согласишься хоть сегодня посетить моё жилище? — Широко раскрытые влажные глаза светились искренней радостью, а её замерзшая рука коснулась его плеча. Она была похожа на ребёнка, просящего родителей о дорогой игрушке или сладостях, которому совершенно невозможно отказать.       — Если ты настаиваешь. — Суккуб кивнула и, закусив губу, поднялась со скамейки, потащила вампира за руку, пронзительно хихикая.       Регис знал — она не была способна причинить зло. Эта нелепая для суккуба черта замечалась при детальном рассмотрении бесовского взгляда, которым она одаривала любого, заговорившего с ней, но вампир, по нелепой случайности, оказался первым из сотен мужчин, кто захотел всмотреться ей в глаза.       Легкое деревенское платьице едва скрывало ворсистые копытца от посторонних глаз. Идя вприпрыжку, она разбрасывала снег под ногами, будто специально задевая вампира, которого потом, по всем традициям гостеприимства, необходимо было бы очистить, обсушить и обогреть.       Ничем не примечательная хата с краю находилась недалеко от маленького засохшего болота, заледеневшая поверхность которого была покрыта следами копыт и скольжения — ребячилась, проказница. Из большой трубы валил белый пар, окна изрисованы изморозью, а крыльцо — будто сказочное, покрыто сверкающим прозрачным льдом.       — Ой! Опять заледенело, — погрустнела девушка, опустив глаза. — Копытами что ли разбить...       По привычке не размыкая губ, Регис усмехнулся и, подхватив спутницу на руки, под её звонкий смех осторожно понёс к двери, ощущая на шее горячее дыхание и тщательное принюхивание.       — Я и забыла, как ты приятно пахнешь. — Она ухватилась за него сильнее, уткнувшись носом в шею, и закрыла глаза, блаженно улыбаясь.       — Не рогами же дверь открывать, — сказал Регис, увидев на деревянной двери проржавевший железный замок, который из-за его хлипкости при желании можно было бы вырвать с корнем.       — Разве что твоими, — засмеялась девушка и, спрыгнув с рук, достала ключ из небольшого кармашка под одеждой.       — Вряд ли мои могут быть столь изящны, как твои.       Впустив в теплое помещение немного зимнего морозного воздуха, суккуб побежала к нагретой печи, едва закрыв за гостем дверь. Посиневшие маленькие пальчики озябли — пришлось согревать их, засунув руки в печь, но и это едва ли помогло.       — Может, я могу предложить тебе, мой дорогой друг, чего-нибудь более согревающего? — Регис достал из сумки флягу с самогоном и протянул суккубу.       — Тепло твоих объятий меня бы полностью устроило, — хитро уставилась на него рогатая. — Но и мандрагоровое зелье тоже сойдёт.       Суккуб взяла из рук флягу и, отхлебнув немного, поежилась и вернула назад. Понимая, что вести дальнейший диалог стоя совершенно не хочется, особенно когда в соседней комнате есть удобная кровать, усыпанная цветами, или диван, укрытый мягким пледом, суккуб, виляя бедрами, взяла Региса за руку и направилась к теплому дивану около печи. Сев, она жестом предложила расположиться подле неё, и вампир не отказал.       — Это первый случай, когда мужчина, нарядившись ко мне, предлагает мне самогон... — она прервалась, пододвинувшись ближе, — и не требует ничего взамен.       Регис молчал, рассматривая в светлой комнате по-детски счастливое выражение её лица.       — И мне впервые не хочется утолить свою похоть.       Его черные смолянистые глаза в ожидании уставились на неё.       — Прими это как комплимент... — прошептала она, мокрыми губами потянувшись к его лицу. Уткнувшись носом в его кожу, суккуб стала обнюхивать, наслаждаясь его запахом, засевшим в кору подсознания, ставшим за короткое время таким родным и любимым. — Не думаю, что...       Она попыталась закончить мысль, но никак не могла сформулировать её более безболезненно.       — Что нам это нужно? — закончил Регис за нее, сжав обогретую ладонь в руке. — По той же причине я никогда не просился проводить тебя до дома.       Суккуб улыбнулась, так светло и нежно, будто услышала самые главные слова в своей жизни. За окном крупными хлопьями падал снег. От нагретой печки тело суккуба стало постепенно согреваться, но она упорно игнорировала это, желая, чтобы источником тепла было тело вампира, отчего сильнее и сильнее прижималась к нему, облачённому в одежду. Только сейчас, когда она была так близко столь долгое время, Регис заметил, как потускнели её волосы, как с кожи исчез здоровый блеск.       — Не могу забыть наш разговор... — начал вампир.       — Да, я тоже... — мечтательно подхватила суккуб. — Каждый разговор. Помню, как в теплую летнюю пору ты мне рассказывал о бабочках, лежа вместе со мной в траве... И даже тогда, находясь в самом лоне природы, твой запах казался мне сильнее и слаще. А потом дождь, осыпающиеся деревья, слякоть... Ты варил мандрагоровый самогон, а я сидела рядом, слушала тебя, ты рассказывал о далеких странах, городах, людях... Я тогда нечаянно, заслушавшись, рогами задела одну из этих мелких колбочек-баночек, едва не пустив по ветру твою работу.       Регис скромно рассмеялся, припомнив нелепый случай.       — А мне чаще на ум приходят наши редкие прогулки, — перенял вампир. — Целая ночь в разговорах под полной луной и небом, усыпанном тысячью звёзд... когда пришлось бежать в лес из-за расторопного селянина, приведшего поглядеть на рогатую прелестницу своих приятелей. Или...       Звонкий смех озарил светлую комнату, перебив Региса, который остановился, дабы вслушаться в теплые нотки её голоса.       — Хватит, не смеши! — скомандовала суккуб, игриво ударив гостя кисточкой хвоста. — Я же тебя даже чаем не напоила, ну что за хозяйка!       Резво встав, она помчалась к печи, желая поставить куски льда в чайнике в разогретую печь.       — И гостя о желании выпить чаю даже не спросила...       — Ой, будто бы мой любимый гость может быть против, — хихикнула она.       — Вы удивительно проницательны, моя дорогая, — улыбнулся Регис, пересев с дивана, уже давно не пахнущего людьми, за небольшой обеденный стол.       Вперемешку с травами в кипяченую воду была кинута горсть оледеневшей рябины. Красные ягоды в руках суккуба напомнили Регису о предпоследней встрече, когда, на прощание, он сорвал ветвь рябины и украсил ею и без того безупречные светлые волосы спутницы.       Кислый вкус рябины вперемешку с обжегшей горло кипячёной водой заставили суккуба откашляться, едва попробовав чай, и отставить его в сторонку. Регис же покорно выпил чашку до конца, не обеспокоив хозяйку ни словом, ни жестом. Наблюдая за всем этим действом, суккуб то и дело задавалась вопросом: почему этот мужчина достался ей, почему именно сейчас, когда...       В спешке попрощавшись, суккуб просила о следующей встрече на том же заброшенном кладбище, на той же заброшенной прогнившей скамейке, под той же тонкой веткой, с которой постоянно сыпется снег на голову.       Скрип шагов вдоль улиц белых, укрытых плотным покрывалом, нарушал пленительную тишину зимнего вечера. Полная луна освещала грязные, размытые весенней слякотью дорожки. Регис не отказал ей во встрече, нет, и её преждевременная пропажа не смогла остаться без его внимания.       Каждый раз возвращаясь сюда, вампир вспоминал о коротких встречах и долгих разговорах, о робких касаниях и случайных порывах нежности. И среди многочисленных разговоров затесался один, который всплывал в его памяти всё чаще и чаще — о её давнем обещании больше никогда не поддаваться инстинктам, не становиться рабой похоти, даже если это гарантирует ей преждевременную смерть. И сила воли, дотлевающая во взгляде в последнюю встречу, никак не давали усомниться в её словах.       Проходя мимо рябины, Регис чувствовал кислый вкус во рту. И горечь, медленно, как дотлевающая свеча, растекалась в душе, когда он, в полном одиночестве, садился на ту самую прогнившую скамейку.