Лицом к лицу

      Что есть время? Невыносимо долго тянущиеся дни для тех, кто ждет. И всего мгновение для того, кто уже ни во что не верит.       Рейстлин не замечал время. День, ночь, утро или вечер — все это становилось абстрактным для него. Он засыпал, когда совсем не оставалось сил, и просыпался от холода, голода или боли. Бездна затягивала его, звала в самую свою глубь, но не убивала. Она даже помогала, но лишь для того, чтобы было, с кем продолжать игру на выживание. Тьма сплетала жгуты и опутывала ими тело мага, обжигая или, наоборот, замораживая.       Рейстлин поседел и осунулся еще больше. Его длинные пальцы теперь казались такими хрупкими, что всего одно прикосновение могло сломать их. Белые пряди волос оттеняли бронзовую, словно бы потускневшую, кожу лица. Обветренные губы давно должны были позабыть, как произносятся слова, но маг разговаривал. Казался себе сумасшедшим, но все равно вел длинные монологи, обращенные к Такхизис. И иногда она ему отвечала, если только так можно было назвать те шрамы, что появлялись на его спине и руках. Но он терпел, отчего-то не желая прекратить пытки, и смеялся ей в ответ.       Скитания его прекратились слишком внезапно. Резкое пробуждение ото сна было вызвано тем, что его словно вздернули в воздух. Мелкие ледяные иглы вонзились в каждую клеточку его тела, а привычная тьма сменилась ярким светом.       Тогда Рейстлин сделал почти невозможное. Он одолел сам Хаос, выстоял против его могущества, но в конце Войны Хаоса остался снова один. Лишенный своей силы, он отверг всех живых и продолжил скитаться — так, словно все еще находился в Бездне. И неизменны были его разговоры в пустоту, посох, ныне нужный лишь для опоры, и сны.       Впадая в забытье, он снова видел жрицу Паладайна. Ее имя звучало тысячами разных голосов, звенело сотнями колокольцев, а он не мог не слушать. Крисания. Она молчала — не укоряла, не звала его к себе, не прогоняла. Лишь смотрела вдаль, сквозь него, а ему становилось жутко. От ее слез, от искусанных до крови губ, от доверчивого выражения на лице. Рейстлин просыпался посреди ночи и снова шел вперед. Он пытался отрицать это, сопротивляться, но все равно понимал, что идет к ней.       Крисания ждала. Сама не понимала, чего, но ждала. Нервно передвигала листы на столе, писала что-то на ощупь и пыталась не запачкать бледные пальцы. Валин*, все еще пребывающий в образе тигра, перенимал ее нервозность и время от времени начинал раздраженно бить хвостом по полу, от чего жрица вздрагивала: ей все казалось, что кто-то стучит в дверь.       Незваный, но втайне ожидаемый гость, однако, вошел без стука. Крисания услышала, как скрипнули петли, а после зарычал тигр и кинулся ей под ноги, желая защитить от кого бы то ни было.       — Тихо, тихо, — пальцы привычно провели по короткой шерсти. — Кто здесь?       Рейстлин молчал, глядя на оживший сон. Подойдя ближе, он прикоснулся к волосам Крисании, все таким же черным, не поседевшим, несмотря на время, и провел ладонью вниз, словно проверял, не исчезнет ли жрица.       — Ты вернулся. Зачем? — ее шепот вспарывает тишину.       — Я не оправдываться пришел, — его тон отчего-то более резок, чем он хотел. И Крисания отшатывается, смаргивая внезапно выступившие на глазах слезы. — Мы оба были виноваты, признай это.       — Я давно это признала. И смирилась со своей участью, с тем, что потеряла все по собственной глупости. И с твоим предательством тоже. Я забыла про тебя, так зачем же ты вновь восстаешь из прошлого, словно призрак? — она лжет, но не хочет признавать очевидного — того, что-все-таки ждала его, верила и молилась.       — Тогда я уйду, — горечь не прорывается наружу, но он рад, что Крисания не видит, как он прикрывает глаза от бессилия и невозможности все изменить. — Я просто хотел сказать, что в Бездне ты иногда снилась мне.       Он снова накидывает на голову капюшон и разворачивается. Больше не слышно шороха мантии, потому что он сжег ее в тот же миг, как понял, что лишен магии. Сжег в обычном костре вместе с трупами тех, кто погиб в войне.       — Рейст, стой! — она идет к нему, но запутавшись в юбке, теряет равновесие и, взмахивая руками, падает. Метнувшийся наперерез Валин успевает смягчить падение, а бывший маг опускается на колени и привлекает к себе всхлипывающую Крисанию.       — Останешься? — она осторожно касается его плеча, но чувствует лишь колючую ткань одежды. Рейстлин перехватывает ее ладонь и прижимает к своей щеке, безмолвно соглашаясь.       Что есть время? Что есть двадцать лет, для той, что все-таки любила? Что есть Бездна для того, кто раскаялся?