Закурить не найдется?

Местность вокруг станции метро «Улица Дыбенко» казалась чрезвычайно удручающей: фонари тускло горели один через один, заставляя любой предмет отбрасывать жутковатые призрачные тени. Сам пейзаж состоял в основном из сочетания панельных домов, от одинаковости которых начинало рябить в глазах, и полузаброшенных пустырей, лишь для видимости огороженных покосившейся железной сеткой. В нескольких метрах от метро и расположившегося рядом торгового центра, уже закрытого, но, по рассказам Юрия, больше всего напоминающего внутри деревенскую ярмарку, начинался неухоженный парк, пугающий и тёмный. Редкие русские березки казались в такое время суток дремучим лесом у подножья Фудзиямы, ноябрьская грязь под ногами чуть засохла под влиянием ночных заморозков, а сверху на Кацуки падал неприятный мокрый снег. «Надо же, всего одна станция от Ледового дворца, а такие трущобы.» - с удивлением и опаской подумал японец, в который раз вытирая шарфом очки и наматывая его едва ли не до того участка лица, где эти самые очки заканчивались – «И климат здесь действительно очень суров.» Всё остальное было чрезвычайно сурово тоже, но Юри не желал признаваться в этом факте самому себе, надеясь на то, что если он не будет думать о причине своего страха, то это неприятное чувство его отпустит, и до дома Плисецкого он доберется без нежелательных приключений. Мелкий русский, будто бы издеваясь, всегда водил Кацуки через дворы, а на серой девятиэтажке, такой же унылой, как и все остальные, как назло, была отколота табличка с номером дома, поэтому внятно объяснить таксисту, куда именно нужно ехать, у Юри не оказалось ни единого шанса. Они сошлись на том, что машина подбрасывала японца до метро, а дальше – всё, привет – иди себе пешком по ночной питерской окраине. Юри поёжился от сильного порыва ветра, принесшего в его лицо еще несколько хлопьев мокрого и холодного снега, тающего от соприкосновения с кожей. Ботинок шлёпнул в не успевшую затянуться кромкой тонкого льда лужу, и Кацуки, поскользнувшись и потеряв равновесие, чуть не сверзся в неглубокую, но наполненную водой и грязью выше, чем по щиколотку, рукотворную канавку. «Ну почему со мной нет Виктора?..» - обтирая испачканные ладони извлеченной из спортивной сумки влажной салфеткой, посетовал Юри видневшемуся за поникшими голыми деревьями памятнику Есенина. Сразу после тренировки Никифоров спешно уехал на какой-то полагающийся ему по статусу светский прием, а японец решил еще немного отработать прыжки. Что ж, инициатива наказуема. Вскоре полутёмный парк кончился, сменившись пустым, без единой проезжающей машины, шоссе, а после - не менее неуютными дворами. Обшарпанные дома взирали на Кацуки десятками одинаковых окон, и Юри казалось, что каждый квадратик щербатой облицовочной плитки, которую до визита в Россию он видел только в качестве декора в общественных туалетах, пристально смотрел на него и транслировал в этом взгляде неминуемую угрозу, стены, даже находясь довольно далеко, давили. Юри перевел глаза на висевшую в прямоугольнике неба несуразно огромную луну и сглотнул. В его воображении это сплошное полотно жилищных строений, последние этажи и крыши которых никак не хотели исчезать из поля зрения, уже сомкнулось над его головой в арку, оказавшись везде и не оставив выхода. Кацуки явственно почувствовал, как в его груди шевелится тошнотворное ощущение подступающей паники. Из скользкого оцепенения Юри вывел отборный русский мат – неопрятный мужчина в трениках и одной майке-алкоголичке, держащий в руках банку пива, бывшую явно не первой и даже не третьей за сегодняшний вечер, никак не мог набрать правильный код домофона. Опасаясь, что агрессия пьяного аборигена этих мест может перекинуться на него, Кацуки почти бегом поспешил со двора, в котором он находился, в соседний. Идти оставалось уже не так много: перейти по ржавому узкому мостику «речку-говнотечку», как величал её Плисецкий, обогнуть днём и ночью одинаково шумную студенческую общагу, снова нырнуть во дворы… Около общежития Юри прилетело пустой банкой из-под энергетика – видимо, студенты, обитавшие на первых этажах, уже давно привыкли выбрасывать мусор в стоящий за зданием бак прямо из окон, но на этот раз кто-то из них промахнулся. «Я ждала тебя, так ждала, ты был мечтою моей хрустальною...» - доносилось из одного из ярко освещенных окон. Миловидная, но очень пьяная девушка, видимо, и попавшая в Юри злополучной банкой, сделала неопределенный жест рукой с уже дрожащим в ней полупустым винным бокалом, пожала плечами – дескать, ты сам виноват – и отвернулась обратно в комнату, подпевая включенным на полную мощность колонкам и высоким голосам своих подруг. - Угнала тебя, угнала, ну и что же тут криминального-о-о-о-о? «Неужели здесь действительно все пьют?» - озадаченно размышлял Юри, отдаляясь от источника вечного праздника и сворачивая в последний из дворов, однако хоть как-то развить эту мысль и хоть как-то ответить самому себе на этот вопрос японцу не дали. - Эй, голубец, закурить не найдется? – прямо в лицо Кацуки ударил свет неожиданно яркого фонарика кирпичеобразной «Нокии», отчего тот подался назад. Трое бритоголовых громил в спортивных костюмах с двумя полосками в одну секунду обступили Юри полукольцом. Задавший вопрос неприятно дышал перегаром, хмурил почти сросшиеся на переносице брови и только что не давил в себе гаденькую улыбочку, почти обнажая кривые желтые зубы. Сигарета словно нарочно лежала у него за ухом, фильтр уходил за продолговатую шапку, не спадавшую с головы каким-то противоестественным образом, и в «покурить» он уж совершенно точно не нуждался. «Ну вот и всё.» - обреченно мелькнуло у Юри в мозгу. Парализованное ужасом тело отказывалось слушаться, разум тоже давал сбой, а все известные японцу слова русского языка разом вылетели из его головы. Оставалось лишь сдаваться на милость судьбы, которую угораздило послать известному фигуристу столь бесславную и нелепую смерть. - Ты чего-то не понял? – рявкнул на него самый угрожающий из всех трех молодых людей. Его подельники согласно зашумели. В руке одного из них блеснуло лезвие, и Юри почувствовал, как подкашиваются колени. - Ты, очкарик сраный, слишком умный, что ли? – продолжал орать мордоворот, надвигаясь все плотнее, и в следующее мгновение оглушительный удар прилетает Кацуки прямо в челюсть. Очки падают с лица, мир вокруг идет грязно-серыми разводами, и Юри лишь несвязно кричит и инстинктивно поднимает руки к лицу, пытаясь защититься от новых ударов. - Эй, уебки! – слышится где-то на периферии осязаемого мира знакомый голос. Такие откровенные ненависть и вызов в нём Кацуки раньше слышал только по отношению к самому себе и Виктору. - Развели тут дерьмопроизвол! – появившийся будто бы из ниоткуда Юрий Плисецкий безо всякой опаски грубо толкнул локтем одного из парней, бывшего в полтора раза выше и в два – шире его самого. - А ну-ка поясни… – оскалился на него гопник, хватая за плечо, но парень живо вырвался из его железной хватки. - Это мой кореш, замётано? – поднял голову Юрий, обратившись к неудавшимся налётчикам, - Не по-пацански так, блять, делать! – в словах Плисецкого звучала хромированная сталь и непоколебимая уверенность, будто бы он совсем не боялся, а лишь злился. - Курить хотел? Подавись и сдохни от рака легких! – резким движением из кармана олимпийки цветов российской сборной была извлечена початая пачка «Парламента», и к ней тут же потянулось несколько рук. Не дожидаясь, пока последний из громил возьмет себе сигарету, Юрий без особых церемоний схватил за дрожащую руку еле успевшего поднять с земли очки Кацуки и резко дернул на себя, вытаскивая того из локального столпотворения. - Предохраниться не забудьте! – прилетел издевательский вопль в их спины. *** - Тупая японская свинья… - прошипел Плисецкий, подходя к парадной и закуривая сам. Он сам не знал, почему ему вдруг приспичило вытаскивать толстяка из переделки, в которой тот, собственно, был сам виноват из-за своей вечной нерасторопности. Впрочем, если бы с Юри произошло что-то серьезное, Виктор бы наверняка оторвал восходящей звезде фигурного катания голову. Холодная, но уже не дрожащая так сильно ладонь Кацуки всё еще лежала в его ладони, сжимая ее, как единственную опору и надежду, и Плисецкий зыркнул на спасенную им принцессу из-под капюшона. Неожиданно сам для себя переплел их пальцы - так было удобнее. - У тебя кровь на губе, сотри, смотреть противно. – японец глядел на него широко распахнутыми карими глазами и, кажется, еще не вполне отошел от произошедшего. Со вздохом Юрий потянулся к его лицу и, кончиками пальцев пробежав по нижней губе и затем надавив чуть сильнее, попытался ликвидировать кровоподтёк сам, на деле только больше его размазав. - С..Спасибо. – ожил Юри, все еще смотря на Плисецкого взглядом, полным восхищения и трепета. Ну прямо как на Виктора, надо же, сколько романтики. – С..Спасибо тебе огромное. А почему ты не испугался этих людей? – задал японец интересовавший его последние десять минут вопрос. - Да это из моей школы парни, после девятого класса в ПТУ ушли.. – фыркнул Юрий, оставляя в покое несколько попорченную физиономию Кацуки и затягиваясь сигаретой. – Пожалуйста. Но если скажешь Виктору, что я курю – еще и не так получишь. Теперь пришла очередь Юри в который раз за этот вечер тяжело вздохнуть. Похоже, его угораздило попасть из лап одних гопников к другому.