Веснушки

Это было невероятно приятно в конце рабочего жаркого дня − скинуть надоевшие ботинки и сунуть босые ноги в холодную воду. Джон даже зажмурился от удовольствия. Весеннее майское солнце не щадило, припекало совершенно по-летнему. Аномально жаркая погода больше подошла бы засушливому июлю, чем цветущему маю, но Джон старался не жаловаться. Он и не такое видывал среди капризов погоды. А вот Лавкрафт, его напарник, напротив, жару переносил крайне скверно. Укрывшись в грузовом отсеке фургона, Лавкрафт все больше спал, забившись в самый дальний и темный угол, и лишь к вечеру оживал, высовывал нос и без устали скрипел, жалуясь Джону то на жару, то на плохое самочувствие, то на дорогу, на которой находилось столько кочек и ухабов, что бедняга Лавкрафт не мог спать. — Ну так и считал бы эти кочки, — посоветовал ему Джон. — Глядишь, быстрее бы заснул. — А я считал, — меланхолично отвечал Лавкрафт. — Ого, и как успехи? — Тысяча двадцать семь. И у тебя, к слову, всю дорогу что-то о дно стучало. Это, между прочим, значительно сбивало меня со счета. Последнее Джону совершенно не понравилось. Не понравилось настолько, что он весь следующий день провел под грузовиком, исправляя поломку. Лавкрафт же, напротив, казался совершенно довольным. Остановку они сделали на берегу небольшой реки, в нее-то Лавкрафт и нырнул с превеликим удовольствием и целый день не показывал даже носа. Джон, давно привыкший к подобному поведению, даже не удивился. Он вообще давно устал удивляться Лавкрафту и совсем отчаялся понять, что же Лавкрафт такое. Ушел и ушел. По крайней мере, никто не будет отвлекать от работы и вздыхать над ухом, заламывая длинные пальцы. — Ну что там, Джон? Скоро ли поедем? Жарко. Жарко. Жарко. Джон, представив эту картину теперь, улыбнулся и, скинув с себя грязную рубаху, подоткнул ее под голову, удобно разлегшись прямо на земле. Поверхность реки оставалась гладкой, а значит, Лавкрафт еще не скоро вернется, можно и отдохнуть. Понежиться чуток в лучах вечернего солнышка. Расслабившись, Джон и не заметил, как задремал. Снился дом. Дом вообще часто являлся ему во снах. И отцовская ферма, и мать, что хлопочет по хозяйству, и сестра Роза, наверное, уже родила. Как они там? Хорошо бы пойти в отпуск, отпроситься у Фицджеральда, да навестить родных. Вот только график Гильдии расписан по часам и минутам, а Джон вместе c Лавкрафтом и без того отстали от него. Внезапная тень загородила солнце, и Джон открыл глаза, недовольно хмурясь. Перед ним стоял Лавкрафт. Вода ручьем стекала с его волос и одежды, а лицо — о, если бы это лицо спросонья увидел неподготовленный человек, то, не ровен час, отдал бы богу душу. Но Джон привык. Джон давно привык к Лавкрафту, о чем напомнил себе еще раз. — Джон, — Лавкрафт говорил как всегда певуче и медленно, но было в его тоне что-то, что сильно не понравилось. Напрягало. — Ты заболел? — О чем ты? Я весь день провозился с грузовиком. Устал маленько, вот и решил вздремнуть. Джон начал было подниматься, но Лавкрафт остановил его, не больно, но ощутимо толкнув пальцем в грудь. — Ты весь в каких-то пятнах, — сообщил Лавкрафт. Джон сглотнул и нервно дернул глазом. Ему не нравилось, как Лавкрафт на него смотрел. Этот взгляд обычно не предвещал ничего хорошего. Особенно Джону. — Говорю же, я занимался грузовиком! Естественно я испачкался! — Это не грязь. Джон сглотнул, так как Лавкрафт тут же опустился подле него на колени, чуть ли не усаживаясь сверху. Костлявый палец ткнулся Джону в щеку. Провел по ней, скользнул на нос, потер его, словно пытаясь избавиться от невидимой пыли. Потом перешел на другую щеку, вниз по шее, на плечи. Джон покрылся мурашками пытаясь отстраниться. — Мне щекотно. — Ты весь в этих пятнах, — не обращал на него никакого внимания Лавкрафт. Лавкрафт, этот Лавкрафт, существо совершенно беспардонное, живущее явно в своем выдуманном мире. Если он ушел в себя, то все, тушите свет. Ни дозовешься, ни докричишься, да и не объяснишь: что можно, а что нельзя, что такое хорошо, а что такое плохо. Рука Лавкрафта неестественно изогнулась, пальцы скрючились и срослись вместе. Холодное склизкое щупальце обвилось вокруг шеи Джона. Еще один недобрый знак. Еще одно обстоятельство, которое отягощало работу с Лавкрафтом, и к которому Джон привык. Так уж ли привык? — Если ты болен, — тон и лицо Лавкрафта оставались бесстрастными, — то лучше так и скажи. Я, знаешь ли, не хочу подцепить всякую человеческую заразу. Буду держаться от тебя подальше. Так ты болен, Джон? Щупальце сильнее сдавило горло, заставляя хрипеть и хвататься за него руками в тщетной попытке оттянуть назад. — Я... Не понимаю... о чем ты? Говорить удавалось с трудом. Лавкрафт моргнул. — Ну как же, посмотри на себя. Посмотри на свои руки. Лавкрафт дернул Джона за руку, и Джон не без труда покосился на нее. Рука как рука. Чуть испачкалась в мазуте, а так самая обычная рука. Разве только. — П-постой, ты что, так на веснушки реагируешь? — Вес что? — Веснушки, никогда не видел раньше? Хватка на горле чуть ослабла. — Что это такое? — У некоторых людей со светлыми волосами и кожей, если солнце припечет, появляются следы — веснушки. Это значит, что солнышко его приласкало. Не болезнь, не зараза, можешь не переживать. Лавкрафт недоверчиво поджал губы, но щупальце исчезло с шеи Джона, вновь став рукой. А Джон глубоко вздохнул. — Значит, тебя любит солнце? — уточнил на всякий случай Лавкрафт. Джон нервно рассмеялся, потирая шею. — Типа того. — Люди странные, — проворчал Лавкрафт, усаживаясь рядом с Джоном на землю. Он еще какое-то время смотрел на Джона прямо в упор и не моргая, так что последний сам не выдержал и спросил: — Что? — А еще у тебя шея покраснела. Словно душил кто. И в этом весь Лавкрафт! Однажды он со своей способностью переломит Джону хребет и еще удивится насчет того, кто же это сделал? Джон устало выдохнул и перевел взгляд на реку. Буря миновала, Лавкрафт успокоился. Почти идиллия. — Джон? — Да. — Мне нравятся твои веснушки. Комплимент был настолько неожиданным, что Джон даже покраснел. Хорошо, что на счет того, почему люди краснеют, он уже провел Лавкрафту ликбез. В эту самую секунду Джон почти поверил в человечность и внимательность Лавкрафта. — Джон? — Что? — Ты не знаешь, почему я порвал рукав плаща? Я не помню. Нет, показалось. И Джон громко засмеялся, не обращая внимание на обиженный бубнеж. Когда-нибудь он расскажет. Когда-нибудь он расскажет Лавкрафту все.