***
Родной Питер встречает его серой хмарью раннего утра, морозом и толстыми шапками снега на деревьях и перилах мостов. В квартире натоплено и прибрано - Виктор заранее предупредил родителей, когда приезжает. Мама оставила записку на холодильнике, что ждет сына к ужину, как тот отдохнет. Квартира досталась Виктору от тети, на свой первый заработок он сделал ремонт по своему усмотрению, поэтому теперь жилище носило отпечаток его вкусов, его личности. Вопреки домыслам Фельцмана на пару с Поповичем, ничего кричащего или яркого, наоборот, все нейтральных светло-серых или бледно-голубых тонов. Кудряшка Маккачин устраивается на диване, ворчит неодобрительно. Он уже стар, перелеты даются все сложнее с каждым разом, но не брать друга с собой Виктор не может. Тетя-ветеринар говорит, что протянет пес от силы еще пару лет. Виктор планирует завести точно такого же пуделя и снова назвать Маккачин - ему нравится и кличка, и порода. Дружелюбнейшее создание. Думать об этом не хочется, вместо размышлений Виктор принимает ванну и смотрит почту, пока заваривается чай. Кофе ему, к сожалению, нельзя, даже после победы. В ящике несколько ссылок. Яков по каким-то своим тренерским каналам раздобыл видео с участием Юри Кацуки, с японских национальных. Потому что узнать, каким образом Юри стал Хотару из обычных источников Никифорову не удалось. Те не были засекречены, но... честное слово, лучше бы засекретили, потому как японский язык для непосвященного... О, так вот, в чем дело! Виктор потирает лилию на запястье и понимающе хихикает. Теперь понятно, почему Юри так смущался. Помимо национальных, в ссылке оказались съемки с промежуточных соревнований и просто любительские видео. Программы, которые создавались тренером Кацуки, и которые придумывал лично фигурист. Последних оказалось штук пять. Под одну и ту же композицию "Хотару", светлячок по-русски, Юри показывал новые чувства. Он менялся. То радостный и нежный, то однодневка, стремящийся прожить отведенное время ярко. Но в любом случае он соответствовал темпу, ритму и смыслу. Это поражало больше всего. Да, немного сыро, наивно, но в целом гармонично. У фигуристов уходит немало времени продумать собственные выступления, выразить их своим телом, а Юри... Юри создавал телом саму мелодию. Просмотров у видео много. Ничего удивительного, что на национальные он пришел под прозвищем Хотару. Виктор смеется, когда улавливает иронию. Несмотря на то, что у японцев нет сильного разделения на мужские и женские имена, Юри традиционно называют девочек. Как и Хотару. Лилия и светлячок. Ему подходит.***
Очередной прокат летит к черту. Виктор прижимается горящим лбом к холодному бортику, задыхается. Он не понимает, что происходит с ним, что творится в его голове. Не может выполнить простейший аксель, ноги как будто налились свинцом, в голове - шум моря, словно к ушам приложили огромные раковины, и те гудят, гудят без остановки. Виктор боится, что однажды тихий шум превратится в гул трансформаторной будки. Этого он уж точно не выдержит. Ужин с родителями, прогулка по городу, посещение библиотеки и кинотеатра - все прошло нормально. Пока дело не коснулось тренировок. Уже через два посещения катка Никифоров перенес занятия на другое время, когда дворец пустует, чтобы никто не видел его позора. Ноги разъезжаются, руки дрожат так, словно он болен, но ничего не болит. В глазах туман и ни одной связной мысли касательно нового выступления, аксели, лутцы, тулупы перемешиваются, наслаиваются, стоит только подумать о них, страдает координация. Виктор уже видел подобное, не один раз. На чемпионатах, когда пара фигуриста уходила со стадиона. Он видел, как падали снова и снова талантливейшие, упорнейшие люди. И видел, как взлетает Кристофф, когда с трибун ему машет Жан-Жак. Неужели... Признаваться в этом не хочется, но иных мыслей попросту нет. Все началось с той странной тренировки в Торонто, на ночном катке. С Кацуки Юри. - На сегодня достаточно, - Яков тоже выглядит усталым. - Пойдем-ка, побеседуем. Подобные начала разговоров всегда пугают до дрожи. Не потому, что Фельцман страшный человек или что-то в этом роде, просто он профессионал, всегда говорит по делу, Виктор давно научился не игнорировать замечания, обдумывать слова тренера, подстраивать его команды под себя. Это младшенькие слушаются безропотно или бунтуют - одно из двух, третьего не дано. А вот старшие понимают, что Яков видит суть и плохо фигуристу не сделает. Виктор боится того, что собирается сказать Яков. Хотя бы потому, что знает, о чем пойдет речь. Из-за начавшегося снегопада кафе пустует, да и поздно уже, повсюду фонари зажглись. Виктор в своих попытках выполнить программу задержался дольше обычного. За стойкой украдкой зевает официантка, хлопая полусонными глазами, поставив локоть на толстую папку с меню. Виктор вынимает его и тихо говорит, что они сами подойдут за заказом, на что девушка благодарно кивает и слегка смущается. Студентка, подрабатывает, а по ночам, наверняка, пишет курсовую или даже диплом. Пока Яков вешает пальто и разматывает с шеи шарф, Виктор приносит им два кофе. Тренер загрызет за столь вопиющее нарушение режима, но сегодня ему это необходимо позарез. Фельцман ничего не говорит, видимо, тоже понимает. Девушка за стойкой включает ненавязчивую музыку фоном и достает ноутбук. В такой снегопад никто не зайдет, так почему бы не взяться за домашнее задание? Мужчины устраиваются за дальним столиком, возле самого окна. Так кажется уютнее. Виктор не знает, с чего начать, за него это делает Яков. - Тебе нужен тот мальчишка, - складки у губ становятся глубже. Как всегда, тренер не умеет ходить вокруг да около, режет правду-матку. Притворяться сил нет, разыгрывать из себя оптимистичного идиота - тоже. - И что ты предлагаешь? - Виктор сжимает кулаки. Против воли получается грубо. - Приехать в Японию, к мальчишке, которого видел один раз в жизни. Привет, в будущем ты будешь моим соулмейтом? Может, поедешь со мной, потому что я не могу кататься? Ему тринадцать! - Вот именно, - яростно соглашается Фельцман. Чашка с кофе подпрыгивает на столике, девушка за стойкой бросает короткий взгляд, но тут же снова возвращает его к ноутбуку, когда понимает, что все в порядке. - Ему только тринадцать, до появления метки еще три года, все это время он будет кататься спокойно и свободно. Думаешь, я не видел, что ты только чудом откатал финальную программу? А мальчишка, между прочим, занял третье место! Очень неплохо для первого раза. Виктор мрачнеет. Мысленно он согласен с Яковом, программа далась ему нелегко, но тогда он свалил все на переутомление и перенапряжение серии турниров Гран-при. А ведь Юри должно было быть еще тяжелее, у взрослой лиги только семь этапов, включая финал, у юниоров их восемь. А временной разброс такой же маленький. Но Кацуки вынослив, в этом Никифоров уже успел убедиться на собственной шкуре. Существует ли притяжение родственных душ без метки? Ученые единогласно утверждают, что нет. Очевидцы сообщают, что не чувствовали родственную душу, пока не появился знак. Даже если человек находился близко, или они встречались каждый день. Но ведь... На катке необыкновенная сила действовала на Юри тоже. Чувствовал ли он ее? Виктор не знает, от обилия предположений кружится голова. Сейчас его карьера под угрозой, не просто карьера - дело всей жизни, первая любовь, имя которой фигурное катание. - Что ты предлагаешь? - поднимает усталые глаза на тренера, фигурист буквально ощущает мешки под веками, их натяжение. - Лети в Японию, объясняй все мальчишке, используй обаяние, лишь бы он согласился прилететь с тобой сюда. Как все просто, на словах-то. Виктор вздыхает. Виктор вздыхает. Япония очаровывает его с первого взгляда. Другие люди, немного непривычные на вид, Токио после заснеженного Петербурга кажется чересчур шумным, многоголосым, ярким. Жизнь кипит, бурлит, бьет ключом по маковке. И Виктор с радостью оставляет его, оглушенный чужим языком, повадками, бесконечным гудением машин и криками. Такого нет даже в Москве. Тем не менее, он очарован. Красотой, умением сочетать природу и цивилизацию, сохранять первую не в ущерб последней. Идеальному соединению современности и традиционного уклада. Где еще можно увидеть толпу школьниц в одинаковой форме, девушек в пышных платьях с оборками или в костюмах персонажей из фильмов и аниме, а рядом - женщин в традиционном кимоно. Причем, никто не стесняется своего внешнего вида, здесь ничего не чересчур. Юри живет на Кюсю, третьем по величине острове всего Японского архипелага. В путеводителе сказано, что по одной из версий, здесь зародилась японская цивилизация. Он отделен от Хонсю проливом, под которым проложено несколько тоннелей. Виктор выбирает железнодорожный, потому что ноги нужно беречь, ему еще предстоит побегать в поисках Светлячка. Но обещает себе в следующий раз обязательно воспользоваться пешеходным. Это же так интересно! Под влиянием чужой природы и местности, хандра отступает и вариант признаться мальчишке и попросить помощи все еще страшит, но уже не так сильно. Хасецу, маленький городок, откуда родом Юри, расположен в префектуре Нагасаки, на западном побережье. После победы Светлячка, все узнали, что его семья владеет онсеном "Ю-топия". Виктор только читал об онсенах, в путеводителе им отведен целый раздел, теперь ему хочется убедиться, правда ли это или выдумки для лучшей рекламы? С обрезанными волосами его никто не узнает, а Никифоров не спешит выделяться. Меньше всего на свете желает он, чтобы журналисты пронюхали о его проблемах с катанием и слишком ранним, необычным, соулмейтом. Это повредит и Юри в том числе. Однако приходится воспользоваться именем, чтобы у тренера Юри в Токио узнать, где парнишка. При желании Никифоров может быть чертовски обаятельным. Оказывается, Юри тренируется в родном городе, а в Токио приезжает раз в две недели, все остальное время они с тренером общаются через скайп. Тем более, до следующего Гран-при больше полугода. Наводки пожилого японца приводят Виктора в Хасецу. Приветливый таксист кивает, стоит только назвать онсен. Видимо, зачастили туда туристы. За окном мелькают маленькие домики, лавочки, парки с изогнутыми алыми мостами. Снега здесь уже нет, не то, что в России, город готовится принять весну в свои объятия. Повсюду расклеены плакаты с Юри в черном костюме. По вороту и вниз, вдоль застежки, вьется серебром лилия. Виктор слегка жалеет, что не видел выступления мальчишки. Тринадцать лет, третье место, весьма неплохой старт. Онсен двухэтажный, с многочисленными створками. Виктора встречают, как родного, с теплом и широкими улыбками, несмотря на то, что без длинной шевелюры опознать его проблематично. Миловидная девушка в очках семенит, показывает комнату. Ее зовут Мари, она - старшая дочь владельцев. Если что-то понадобится, готова показать и рассказать, как правильно пользоваться природными источниками, чтобы не создавать неудобств другим посетителям-японцам. Видимо, есть какие-то правила, не указанные в путеводителе. Сказано все мило, деликатно, уютно, так что Виктор не возражает, пока Мари проводит ему экскурсию, на чистом английском поясняет, что сначала требуется принять ванную, помыть голову, если гость пожелает, и только потом уже расслабляться в горячем ключе. Ну, и еще пяток правил. Мимолетно, как будто так и надо, сетует на то, что младший братец все время пропадает на тренировках в Ледовом дворце Хасецу, но вечером обещает быть к ужину. Видимо, гости часто спрашивают ее о Юри. Онсен милый, уютный, в комнатах пахнет душистыми травами, снизу идет тонкий аромат жареного мяса, и Виктор сглатывает слюну, настолько аппетитный тот запах. Так и представляется кусок шкворчащей на сковородке, с золотистой корочкой отбивной. Нет, диета-диета-диета. Если он растолстеет, Яков его убьет. Жестоко и кровожадно. Поэтому, дабы не искушать себя, фигурист выползает на улицу, где заказывает такси до Ледового дворца. Внутри все сжимается от нервного напряжения. Ему необходимо поговорить с Юри. Пока они едут до центра города, Виктор нервно барабанит по колену. Вот она, та ситуация, которой он так боялся. Но если Юри в самом деле его пара, это несправедливо - обнаружить связь раньше времени. Кацуки только тринадцать, до появления метки они могли бы кататься и кататься свободно, столько всего можно успеть за три года! Да и потом не факт, что встретились бы и активировали связь. Обидно до слез, хочется разозлиться на Кацуки, как будто это он виноват. Однако Виктор понимает, что мальчик тут совершенно ни при чем. Ему даже больше досталось, так как карьера может закончиться, не успев толком начаться. Это если он ощущает связь. В общем, мысли сумбурные и нелогичные, хаотичные настолько, что сводят с ума. Юри стоит на катке вместе с какой-то девчонкой, неподалеку по телефону разговаривает парень. Кацуки сразу замечает еще одного гостя. - Виктор-сан? - глаза удивленные-удивленные. - Вы приехали отдохнуть в Хасецу? - улыбка слегка растерянная, оттого глуповатая. Впрочем, Виктор способен понять его недоумение. - Мне нужно с тобой поговорить, - выпаливает быстро и мысленно бьет себя по голове. Ох, не так планировал он начать разговор, надо бы узнать Юри, пообщаться, но терпеть сил нет. После всех тренировочных неудач. Юри открывает беспомощно рот, а щеки вновь заливает румянец. Потрясающая способность смущаться. - Это же Виктор Никифоров! - девчонка пищит от восторга. Не такой реакции ждал Виктор от друзей Юри, впрочем, они же еще не знают, зачем он здесь. - Юри про вас много рассказывал, вы его кумир! - Юко! - вскрикивает жалобно Юри, но девчонка не обращает на него внимания. - Если хотите, тут есть кафе неподалеку, - ее английский хуже, чем у Юри, но тем не менее, внятен. - Выпьете чаю, а то, наверное, устали, после поездки. Так странно - когда тебя называют на "вы" дети всего на четыре года младше. Да, в английском официально нет такого деления, но как иначе понять постоянное обращение девчонки "сэр"? Или уважительную интонацию Юри со специальным обозначением? - Спасибо, думаю, мы так и сделаем, - привычно улыбается Виктор, хотя внутри все ломает от напряжения. Вот и подошли к сути визита. - Приходите к нам на каток, пока вы в Хасецу! - приглашает девчонка и машет рукой им на прощание. Юри послушно следует за Виктором, но на улице берет инициативу на себя, показывает дорогу. Пока они идут, Виктор украдкой осматривает парня. Толстая куртка, шапка до самых бровей, замотался шарфом так, что кончика носа не видно. В общем, не узнать не признать. И отчего-то становится весело и тепло внутри, как будто залпом выпил чашку горячего шоколада. Виктор улыбается и, кажется, слышит сдавленный писк откуда-то из недр темно-красного шарфа. Кафе оформлено в европейском стиле, и это здорово, так как Виктор не представляет, как бы высидел на полу во время определенно тяжелого разговора. Им отводят отдельную кабинку, с вешалкой, изогнутым диванчиком. Девчонки-официантки весело хихикают, глядя на них, что-то говорят. Виктор светло улыбается им, пока Юри разбирается с заказом, и слышит восторженные писки. Он же смотрит только на темноволосую макушку, едва достающую ему до плеча. Юри маленький, так и не набрал веса, кажется, на это жаловался его тренер - любовь к свиным котлеткам. Это даже в какой-то степени... мило? Юри сам приносит им по чашке зеленого чая и парочке легких пирожных практически без крема. - Простите, черного у них нет, - виновато склоняет он голову. - Ничего страшного, - отмахивается Виктор, так как есть не хочется совершенно. - Так о чем вы хотели со мной поговорить? - Юри поднимает глаза. Надо бы посоветовать ему выступать в очках, тогда первое место у Светлячка в кармане только из-за трогательного и беззащитного вида. - Юри, помнишь, мы катались вместе в Торонто? - Да, Виктор-сан. - Так вот... - Виктор не знает, как сказать, как подступиться, а потому выпаливает: - Похоже, ты мой соулмейт. Юри распахивает глаза, рот его приоткрывается, так беззащитно, удивленно. Он сглатывает и шумно дышит, пока Виктор ожидает реакции. Может, слишком резко, но... сколько можно ждать! Юри должен понять, вряд ли бы он сам стал молчать в такой ситуации. - Вы уверены? Просто... у меня нет метки и... - После этого я стал хуже кататься, в голову ничего не идет, - Виктор ерошит волосы. - И это не по моей воле или твоей вине, не думай, я тебя не обвиняю, просто... мне кажется, ты будешь моим соулмейтом. Поэтому... прошу тебя поехать со мной в Россию. Хотя бы на время. Я не хочу бросать фигурное катание, в нем вся моя жизнь, - без преувеличений. - Но без тебя ничего не получится. Поверь, я пробовал. Сумбурный разговор, сумбурное начало... Вообще, чистое сумасшествие. Юри молчит, и Виктор начинает нервничать все больше. Милый с виду паренек, каким окажется на самом деле? Каким будет его решение? Вот та зависимость, которой Никифоров боялся и всеми фибрами души желал избежать. Зависимость от чужого решения, от чужого мнения. Он бы рад ошибиться, но... Даже сейчас, сидя напротив Юри, он ощущает, как приходят в порядок мысли, как впервые за долгое время удается выстроить последовательность программы и представить аксели и лутцы. - Виктор-сан, - Юри поднимает глаза, в них странная решимость. Никифоров пугается. Чего он ожидал от подростка? Да еще такого домашнего? Как он может сорвать Юри с места, потребовать, чтобы тот поехал за ним, но... по-другому не получается. Юри нужен ему ради успеха в фигурном катании. - Да? - проклятье, голос дрожит, и Виктор сжимает кулаки. - Я смогу поехать только на время, туристическую визу выдают на три месяца, а после нужно оформлять все заново, - улыбается. - К тому же мне нужно тренироваться, и я хочу выступать за свою страну, и... Юри пищит, когда Виктор сжимает его в своих объятиях. Честно, он не ожидал столь быстрого решения, готовился к долгой осаде. - Каток у тебя будет, сможешь связываться с тренером, а мой поможет тебе на практике, - радостно убеждает он мальчишку. У того очки перекосились, но, кажется, Юри тоже немного счастлив. - Мне тоже было плохо, - признается внезапно он, и сердце Виктора, впервые за все время, вздрагивает совсем по другой причине, - я начал бояться публики. Все время падал. И тогда, Торонто... там было какое-то магнитное поле. Виктор не знает, как еще крепче стиснуть мальчишку в благодарных объятиях. На периферии промелькнула мысль, что когда-нибудь он обязательно спросит Юри, почему тот согласился так быстро. Но пока не стоит искушать судьбу.***
Виктор не знал, как благодарить небеса за то, что послали ему именно Юри. Спокойный, неконфликтный, стеснительный мальчишка преображался, когда у него появлялся стимул. Нет, он так и оставался спокойным-неконфликтным, но его целеустремленности, упорству и трудолюбию можно было только позавидовать. Родители не хотели отпускать его, они никогда не слышали о таком проявлении связи, однако Юри уломал их, пообещав звонить по скайпу каждый день. Пришлось, правда, пару недель прождать визу, но вскоре и этот вопрос был улажен. К фигуристам относились гораздо лояльнее, тем более, Юри не заявлял о смене страны, которую будет представлять, ну а тренерство... его меняли постоянно. Правда, это не считалось за обучение... В общем, заморочек полным-полно. Было бы куда проще, будь они проявленными соулмейтами. Таким оформляли постоянные документы в страну родственной души гораздо быстрее. Однако доказательств нет, да и не хотелось Виктору скандалов с их с Юри именами. В аэропорту их встречал Яков собственной более-менее довольной персоной. В Питере начиналась ранняя весна, выглянуло солнышко, Виктор с удовольствием вдохнул не по-зимнему свежий воздух... и укутал Юри в шарф. Легонькую курточку он приобрел мальчишке сам, как и шапку, шарф; ботинки у японца были свои - массивные, чтобы гулять по берегу и скалам. А вот в остальном он привык к более теплому климату родной страны. Фельцман скептически посмотрел на Юри, и Никифоров не успел поймать руку, когда та сама собой ненавязчиво опустилась на узенькие плечи, дрогнувшие под прикосновением. Заботиться о мальчишке получалось само собой. Трудно представить, что в будущем Виктор может воспринять его, как объект сексуального интереса. А вот представить лечение заложенного носа и блестящие от температуры глаза совсем не трудно. Поэтому еще один виток шарфа. - Жить будешь у меня с женой, от греха подальше, - оповестил Фельцман, когда они все трое уселись в его машину. Юри кивнул, и Виктор в очередной раз удивился, как много для своего возраста понимает этот мальчишка. Нельзя обнародовать связь без меток, поэтому несовершеннолетнему нельзя жить вместе с семнадцатилетним Никифоровым. Правда, Виктор планировал поселить его у своей семьи, но так даже лучше. Госпожа Лилия Барановская отобьет охоту стесняться и наверняка поработает над таким превосходным материалом - своего женщина не упустит, хоть и ворчит постоянно. Именно она ставила первую хореографию Виктору, тренировала его в балетном мастерстве. То время Никифоров вспоминал с содроганием - Лилия во все вносила сладкий привкус кошмара. Жил Фельцман неподалеку от Невского проспекта, в так называемом "золотом треугольнике". Виктор не мог не улыбаться, глядя, с каким восторгом вертит головой Юри. Пока ни о чем не спрашивает, но это все от удивления и массы новых впечатлений. Массивная дверь распахнулась, не успели они позвонить. Лилия уже ждала их. Сухопарая, с впалыми щеками, привычно скрещенными на груди руками и недовольным лицом. Виктор обнял за плечи оробевшего от столь неласкового приема Юри. Тот явно планировал бежать домой пешком. - Что тут у нас? - без всякого предупреждения Лилия схватила японца за ногу, впившись острыми наманикюренными ногтями в лодыжку, и подняла ее вверх, в вертикальном шпагате. Виктор не успел возразить, а Юри разве что охнул от удивления, но послушно выпрямился, застыл. Сумки попадали на паркет. Лилия отпустила его, а мальчишка так и стоял, непонимающе смотря на странную женщину. Наконец, та удовлетворенно кивнула. - Да, есть, с чем работать. И ушла в глубь квартиры, откуда немедленно донесся запах тушеных овощей. Яков удрученно вздохнул, а Виктор захихикал. - Лилия - прима-балерина, следит за своей фигурой, - прошептал он на ухо вернувшемуся в привычное положение Юри. - Поэтому мясо наш тренер видит разве что во сне. За все усилия он был вознагражден робкой улыбкой мальчика. Плюх! Прыжок на диван отвлек от воспоминаний. Рядом в позе бездыханной медузки лежит полностью выжатый Юри Кацуки. - Кошмар? - понимающе откликается Виктор. - Да-а... - у Юри нет сил даже шевелить языком. Никифоров подгребает мальчишку к себе, устраивает поудобнее на плече. Вдыхает запах шампуня от чуть влажных волос. В очках Юри очарователен, но без очков... Подрастет, надо будет следить, чтобы не увели. Это его соулмейт, пусть еще не проявленный. Теперь Виктор знает это четко и собственные страхи кажутся такими... глупыми, надуманными. Может, не всем не везет с соулмейтами? Попадаются ведь такие, как Юри - теплые, родные, свои до безумия. Верные и преданные. Виктор Никифоров действительно кумир для Юри Кацуки, именно его выступления дали толчок для движения японца. Но сейчас образ идеального во всех смыслах человека благополучно развенчан. Юри знает, что Виктор соня, любит злить тренера якобы не-соблюдением его требований, хотя на самом деле Виктор чуть позже отработает все обязательно. Когда Фельцман видеть не будет. Правда, тот и так все знает. Любит долгие прогулки и своего пса. Кстати, пес обожает Юри и часто спит у него в ногах в качестве пушистых тапочек. Никифоров может лениться, вести себя по-детски, обожает публику, флиртует почти на автомате, вовсю пользуясь своей повзрослевшей после смены прически внешностью. А еще он много времени проводит в квартире Фельцмана-Барановской, чтобы быть поближе к Юри. Утешал его, когда Лилия раскритиковала видео юного фигуриста в пух и прах, тем самым доведя его до слез. Извиняться фыркнувшая женщина явно не собиралась. Но потом, когда Юри не слышал, сказала мужу: - Он не готов продать душу за то, чтобы быть примой. Не готов отречься от всего ради искусства. Но компенсирует это любовью и трудом. Мне кажется, любви ему хватит на первое место. С тех пор Лилия взялась за Кацуки всерьез. Ей еще не попадались более гибкие фигуристы - за исключением Виктора, разумеется. Виктор смотрит на задремавшего Кацуки. В ногах устроился Маккачин, свернувшись клубком, грея босые ноги мальчишки. Влажные после душа волосы, дрожащие ресницы, бледная мордашка. Лилия из него там что, кровь пьет? Надо будет выгулять его по Невскому, а то в музеях побывали, в парках побывали, а на Невский толком не заглядывали. Именно толком, не пробежаться, а рассмотреть, с расстановкой и самоотдачей. После тренировок Юри вырубается мгновенно, мальчишка забавно причмокивает, поворачивается под странным углом - госпожа Лилия, что вы творите там на своих занятиях с бедным японцем? - чуть ли не выкручиваясь, чтобы не потревожить Маккачина, и обнимает Виктора за пояс. Внутри у парня появляется странное ощущение тепла, щекам становится горячо-горячо. Это приятно. Будь мальчик чуть-чуть расчетливее, у них вышла бы обыкновенная сделка. Не мешай мне - не буду мешать тебе. Но Юри другой, и Виктор тянется к нему, каждую свободную минуту отдавая квартире тренера или хореографическому залу его жены. Мальчишка не идеален, но и Виктор ведь тоже. Главное, что мягко принимает все заморочки фигуриста, влюбленное восхищение сменяется теплотой, искренней симпатией. Это здорово. Виктор предпочитает, чтобы Юри любил его-человека, а не его-гения фигурного катания. Впереди разлука - у Юри заканчивается действие визы, ему предстоит оформлять ее заново. Виктор с ужасом представляет, как расстанется с этим теплом, с ощущением полета, которое возникает на тренировках только под взором кофейных глаз. Они у Юри темные, веселые, стеснительные. Никифоров никуда бы его не отпустил, но ведь мальчишка так соскучился по родне. Все равно он обещал вернуться. Виктор прижимает мальчишку к себе крепче и дремлет, уткнувшись носом в пахнущие шампунем волосы.***
- С днем рождения, Юри! Кацуки смущенно краснеет, смотрит с восхищением на дружную семью Никифоровых, организовавших домашний праздник. Запястье легонько пощипывает, на что Юри не обращает внимания. В этом году очередь России, Виктора и визы пришлась на его день рождения. Обычно как-то удавалось вырваться к семье, но не в этот раз. У Виктора две недели назад случилась травма лодыжки, сейчас он восстанавливается, но не может пропускать ни дня тренировок. Юри просто не может его подвести, поэтому с грустью говорит семье, что отпразднуют в другой раз. Родители все-все понимают, обещают прислать подарки почтой. Юри их просто обожает. Как и семью Никифоровых. Он и подумать не мог, что Викторов может быть больше, чем один. Однако вот они, шумные, веселые, яркие, импульсивные - понятно, от кого унаследовал основные черты характера его непосредственный соулмейт. Даже не верится, сколько прошло времени! Ирина, как просила называть ее мама Виктора, наготовила вкусностей из русской кухни, к которым пристрастился Юри за время жизни в России. Вроде тортика "Наполеон" или блинов с творогом. Отдельной категорией идут домашние суши - специально для дорогого гостя. - Спасибо вам, - Юри оглядывает их всех, глаза подозрительно слезятся. Ирина треплет парня по волосам и бросает короткий взгляд на сына. Тот стоит в сторонке, как будто ни при чем, напряженный, кажется сердитым. Только Юри знает, что на самом деле Виктор винит себя за то, что не дал Кацуки поехать праздновать день рождения домой. И за то, что при этом чувствует себя отвратительно счастливым. Иногда Виктора так легко понять, особенно, если знаешь его не первый год. - Что-то серьезное? - обеспокоенно спрашивает тетя Виктора, кивая на племянника. Юри качает головой. - Нет, все в порядке, это из-за моего отъезда, - вроде бы сказано тихо, но понимает вся семья и выдыхает. Значит, помирятся. - Задувай свечи! - командует малолетняя кузина-шантажистка, заставившая однажды Юри переводить ей какое-то аниме. Юри дует изо всех сил на шестнадцать свечей. - Скоро появится твоя метка, - Ирина смотрит с гордостью и любовью на сына у шкафа. Они давно уже не сомневаются, какой та будет. Подарки, звон бокалов - Юри потребовалось время, чтобы привыкнуть к размаху празднеств семьи Никифоровых. Как к майским шашлыкам, поездкам на дачу, спорам о том, кто будет наряжать елку. Виктора он находит на балконе. Мужчина опирается на перегородку, задумчиво смотрит на соседнее здание. Появившаяся луна делает серебряные пряди призрачными, сияющими. - Что случилось? - Юри кладет руку поверх Витиной, согревает своим теплом. - Прости, что не получилось отпраздновать с семьей. Юри смеется, легонько, чтобы не рассердить и без того взвинченного фигуриста. И трется щекой о плечо в темно-синей рубашке. - Мне понравился праздник, который вы устроили для меня. Спасибо, Витя. Лучше не вспоминать, как он учил русский язык, так как процессом руководила все та же Лилия Барановская. - Юри, почему ты согласился тогда поехать со мной? - Виктор поворачивается и смотрит пытливо. Не торопит, так как ответ из тех, что требуют осмысления. Кацуки помнит тот период. Как был счастлив покататься с самим Виктором Никифоровым, его кумиром, как внезапно появился страх публичных выступлений. И когда прилетел Виктор со своим предложением... Идея поехать в Россию, если честно, пугала до коликов. Юри обязательно отказался и сбежал, если бы... - Ты мне показался таким родным... своим, что ли, не знаю, как объяснить, - Юри теребит рукав нового бежевого свитера. - Просто поверил, ты говорил правду. С тобой стало... проще. Спокойнее... Как еще объяснить, он не знает. Сомнения и страхи тринадцатилетнего мальчишки, а на другой чаше весов - ощущение правильности. Так надо, ты идешь верной дорогой, не сдавайся, не бойся, протяни руку. Его прерывает сам Виктор, сжимая в объятиях. Привычно утыкается носом в макушку низкорослого Кацуки. Вот ведь вымахал Никифоров, куда ему такие ноги? Но на льду смотрится красиво, что и говорить. - В этом сезоне собираешься снова попасть в пятерку? - хрипло спрашивает, чтобы отвлечься. На первом Гран-при во взрослой категории Юри занял четвертое место. Неплохо для старта, как сказал Фельцман, а Лилия даже скупо похвалила выразительность. - Нет, хочу обнимать тебя на пьедестале, - улыбается Юри, глядя в льдистые глаза. Виктор - воплощение зимы. Волосы его блестят, как снег, глаза сверкают, как лед, но в этой зиме Кацуки не холодно. - Вы где там? - неугомонная Маринка высовывает нос. - Целуетесь, что ли? Нет? Жалко. Юри утыкается носом в рубашку Виктора и смеется над непосредственностью девчонки. - Идемте, там еще один подарок привезли. Для обоих. Фигуристы переглядываются и входят в тепло светлого зала. Отец Виктора с таинственным видом вручает им коробку с дырочками. Внутри, на сложенной в несколько слоев ткани, крутятся волчками щенята. Кудрявые, с шоколадной шерсткой, звонкие и добрые. Шерстка блестит на свету, зверьки кажутся плюшевыми. - Маккачин! - Виктор радостно подхватывает одного из них на руки. Щенок задорно тявкает, пытается лизнуть длинные пальцы. Юри улыбается. Зимой умер любимец Виктора, тот долго горевал, Юри тоже было не по себе, но как поддержать, не знал. У него никогда не было питомцев. Поэтому просто приходил на каток, вытаскивал погулять и старался не давать хандрить. - Как ты назовешь своего, Юри? - с любопытством спрашивает Ирина. - Вик. Ну, или Вик-чан, когда к родителям поеду, - ответ готов немедленно. - Будет у меня два Виктора. Ох... Руку обжигает, как будто кто-то щедро плеснул на кожу кислотой. Юри опускает коробку на ближайший стул, чтобы не уронить, зажмуривается. На глазах выступают слезы. - Юри, дорогой, что с тобой? - мама Виктора обеспокоена. За что тут же получает свежепоименованного Маккачина, а сам Виктор обнимает Кацуки, прижимает к себе и дует на больное запястье. Руки Виктора, его тепло, его запах Юри узнает, где угодно. Под взглядами всей семьи на коже распускается лилия. С шестью лепестками, бархатистыми тычинками и четкими точечками. Совсем как у Виктора. Боль отступает, и Юри открывает глаза, чтобы увидеть на фоне радующихся родственников счастливого до чертиков Никифорова. Кажется, он знает, о чем будет его программа в новом сезоне Гран-при. О распускающихся на руках лилиях. Домой возвращаются пешком, благо Виктор живет не слишком далеко от родителей. Подмышкой Никифоров сжимает коробку с Маккачином и Вик-чаном, щенки наигрались, устали и заснули. Надо будет не подпускать к ним семью Никифоровых, иначе вырастут избалованными. Юри прошел чуть-чуть вперед, обгоняя Виктора. Пальцы леденят перила набережной, шумит совсем рядом Нева. В голове слишком много мыслей. Между ними с Виктором было очень многое. Разница в менталитете, воспитании, языках, уровне, как фигуристов. Единственное, что объединяло в самом начале - любовь к катку, к фигурному катанию. О нем они могли говорить часами. Первый почти-год Юри провел в России, слишком удивленный свалившимися на голову переменами, чтобы сопротивляться, но уже на следующий год потребовал уступок. Три месяца Виктор проводит в Хасецу, три месяца живет Юри в Петербурге, а затем полгода общего сезона соревнований Гран-при. Несмотря на то, что группы разные, проходят этапы в одних и тех же странах, а уж добраться из одного города в другой не составляет труда, тем более, что даты соревнований тоже различаются. Между ними были ревность Юри к постоянному легкому флирту Виктора. И ведь понимал тогда, что это всего лишь манера общения от природного дружелюбия и легкость характера, но ничего не мог с собой поделать. Слегка истерические капризы Виктора, когда взрослый вел себя хуже ребенка. Или терял вдохновение. Но ни разу ни тому, ни другому в голову не пришло уехать. Бросить все и забыть, как страшный сон. Юри помнил, как пришлось приноравливаться, приспосабливаться жить вместе. Пусть даже ужинать наедине, как в этом году, когда Юри наконец-то начал ночевать в гостевой комнате квартиры Виктора. Неловкость - так можно описать их первое почти-свидание. Реальность ворвалась в устоявшийся ритм жизни, напомнив, что они вообще-то соулмейты, а Юри неизбежно взрослеет. Виктор беззаботно щебетал ни о чем, Юри мучительно краснел. А потом краем глаза увидел по телевизору повтор Чемпионата Четырех Континентов. Оба очнулись только через два часа, обсудив каждое выступление, какие элементы можно добавить в собственную программу, какие лучше вообще не трогать. В тот миг Юри понял, что их отношения не изменятся, в зависимости от статуса. Ну, почти... Лилия расцветает на руке, хочется потереть ее пальцами. До этого они мчались, куда-то бежали, торопились, поставив себе планку в шестнадцатилетие Юри. А что дальше? Какой будет их дальнейшая жизнь? Кацуки не знает, он слегка запутался, ему требуется помощь. Вторую руку мягко обнимают длинные, красивые пальцы. Юри часами может смотреть на гладкую кожу, выразительные кончики, слегка выступающие суставы. - Ничего не изменится, Юри, - Виктор улыбается понимающе. - На майские поедем на дачу, ты снова будешь откачивать меня после праздников, выкупая половину аптеки, - Юри не сдерживается, хихикает. - А потом поедем в Хасецу на Танабату или какой другой фестиваль, придумаем обязательно. Разве что с оформлением документов теперь будет гораздо проще. Виктор мягко смеется, и Юри трется носом о его плечо. Волнение, страх неизвестности растворяются без следа, становится так спокойно-спокойно. И легко. Как будто он парит на крыльях. Они идут в квартиру Виктора, но впервые Юри не нужно думать, как удрать оттуда, чтобы не разбудить соню-Виктора. Это прекрасно.***
- Хочу тебе кое-что показать. Юрий недовольно смотрит на Фельцмана. Ну, наконец-то! Но к чему подобная таинственность? Яков выглядит откровенно довольным собой. - Считай это наградой за отличные тренировки. Плисецкий морщится, но молчит. Ради того, чтобы увидеть кумира, можно потерпеть одного несносного старика. Дверь в один из ледовых залов открывается бесшумно. На белоснежном льду, оплетенными тенями зрительских мест, танцует пара. В тишине раздается лишь шорох скользящих по льду коньков да шумное дыхание. Юрий замирает в удивлении. Не узнать Виктора Никифорова невозможно. Светлые волосы, гибкая грация прирожденного артиста. Даже в обычном тренировочном костюме он ослепляет. Парень рядом с ним не такой высокий, не такой выделяющийся. Поставь их рядом - не заметишь. Однако Юрий знает, что это не так. Юри Кацуки не так откровенно гениален, как партнер, но безусловно талантлив, по-своему ярок. Если хочешь чего-то необычного, вспышки, динамики - это к Виктору. Но если тебе нравится техничность, нежность, страсть и любовь - это к Юри. Они разные по комплекции, по росту, но сейчас движутся синхронно, как будто читают мысли друг друга. Сходятся и расходятся, не отрывая друг от друга взглядов. Прыжки их одинаковы - Юри взлетает, как будто за спиной у него крылья. Шаги изящны - Виктор вторит партнеру, прилагая все свое искусство, чтобы выглядеть столь же естественно, как Кацуки. Это не просто танец. Здесь и сейчас Виктор и Юри телами рассказывают свою историю. О победах и поражениях, об уютных домашних обедах, о двух собаках, фотографии которых прогремели в интернете. О прогулках, тренировках, коротких поцелуях, онсене в далекой Японии, квартире на Неве. Юрий в силу малого опыта не может прочитать всего, но тренер выглядит довольным, не хмурится, как обычно, кивает очередному шагу, "ласточке". Юрий, как многие почитатели таланта Никифорова, заочно ненавидел Кацуки. Какой-то японец отнял Виктора. Пусть они выступают, но смотреть на счастье гения с таким заурядным человеком... брр. И заработанные им медали кажутся незаслуженными. Однако сейчас в голове поселяется неохотная, раздражающая мысль, что, пожалуй, в этих отношениях есть смысл. Что Кацуки тоже талантлив, просто Виктор успел заметить это первым. Плисецкий уходит, когда пара заканчивает программу, съезжаясь в центре катка. Кацуки только что вернулся из Японии, они давно не виделись, надо дать им возможность побыть наедине. Перед глазами еще стоит пара в черном, вращающаяся в одну сторону, синхронно и естественно. Он хочет такого же... уровня, техники, хореографии. Любви ко льду.***
Юрий Плисецкий злится. Он ведь выиграл чемпионат! Так почему Яков не разрешает выполнять ему тройные прыжки? Какого черта? - Переночуем сегодня у друзей, - Фельцман зевает, прикрывая рот рукой. Юрий не удостаивает его даже взглядом. Его квартиру затопило еще перед отлетом на очередной этап, поэтому он не успел разобраться с проблемой, а у Якова ремонт. Ночевать же в гостинице не хочется, он слишком устал от чужих постелей и номеров. В принципе, без разницы, к кому поведет тренер, главное, чтобы выспаться не мешали. Но Юрий меняет мнение, когда дверь открывает Виктор Никифоров. Улыбается приветливо, забирает сумки. - Проходите, проходите, - машет рукой. - Разувайтесь, скоро будем ужинать, пока можете принять ванну. Юрий ощущает, как краснеет с головы до ног, но все равно украдкой озирается по сторонам. Квартира теплая. Не в отношении отопления, а по атмосфере. Светлые тона, современная, удобная мебель. На стенах многочисленные фотографии, в принципе, не удивительно, зная, как любит делать снимки Никифоров. У него вся лента пестрит селфи и разнообразными пейзажами, собачками-кошечками. На фотографиях семья Никифорова, девчонка с какой-то грамотой, японцы возле деревянного двухэтажного здания с большой вывеской. И повсюду Юри и Виктор. Никифоров приглашает освежившихся гостей на кухню, ставит чайник, когда щелкает входная дверь. Виктор вроде бы сиял и до этого, но сейчас вовсе расцветает. В зал проходит японец, совершенно не смущается пристального взгляда Плисецкого, который ненавидит всякие обнимашки-целовашки, что устраивают парочки. Но, видимо, на этой конкретной паре Вселенная ломает традиции, потому что Юри слегка приобнимает соулмейта за плечи и идет к плите. - Рад вас видеть, Яков, Юрий, - он закатывает рукава темно-коричневого свитера. - Сейчас будем ужинать. Отличное выступление, кстати. - У нас готовит Юри, - со смехом ерошит волосы на затылке Никифоров. Даже столь обыденное действие выходит у него красиво и раздражающе элегантно. Юрий невольно сжимает кулаки. Сколько времени уйдет у него, прежде, чем будет получаться так же? Нет, он не боится тренировок, но обидно видеть, как много доступно настоящему таланту. - С плитой мы не совместимы. - Ты хорошо ставишь чайник, - отвечает старой шуткой Юри, доставая из шкафчика тарелки. Его русский превосходен для иностранца, акцента почти не чувствуется. Плисецкий задается вопросом, как эти двое, при учете, что финал для Гран-при един во всех категориях, успели вернуться домой да еще и отдохнуть немного? Видимо, их не распекал Яков, тратя драгоценное время. Перед носом появляется тарелка с гречкой с подливкой, от аппетитного запаха во рту появляется слюна, живот урчит. Юрий краснеет, но никто не говорит ни слова. - Есть еще пироги, - Юри присаживается рядом с Виктором. - С мясом? - тут же хищно вскидывается Фельцман. - С мясом, - кивает Никифоров, и пара смеется какой-то старой, только им одним известной шутке. Это раздражает Юрия, он как будто на периферии, его отодвинули. У тренера с фигуристами длинная история, много общего, гораздо больше, чем с остальными учениками. Видно невооруженным взглядом, что их объединяет нечто... нечто особенное. - Как тебе ощущение от победы? - Юрий просыпается от своих размышлений, как от толчка. Никифоров смотрит вопросительно. - Ты же, кажется, переходишь во взрослую категорию? - Да, - кивает Юрий и неожиданно решается пожаловаться: - Но Яков не разрешает мне тройные, заставляет отрабатывать двойные. - Это естественно, - пожимает плечами Юри. Плисецкий вскидывается, но прежде, чем он успевает наорать на японца, тот продолжает: - Ты еще растешь, тело меняется чуть ли не каждый день, смещается центр тяжести, мышцы вытягиваются. В таких случаях нужно отрабатывать то, что тебе уже известно, чтобы не потерять навык. Если начнешь изучать новые типы прыжков сейчас, потом, когда закончится рост, все равно нужно будет переучиваться, работать почти заново. Лучше начать с основ тройных. У меня было почти так же, когда я потянул мышцы. Две недели бездействия, а потом не мог ехать ровно. - Подрос на пяток сантиметров сразу, - пожал руку японца Виктор. - Стал тяжелее. А у тебя все задатки быть высоким, Юрий. Плисецкий не знает, что сказать. Так ему тренер не объяснял. Зачем вообще его привезли сюда? Только ли из-за квартиры? Или... Неожиданно Юрий понимает. Виктору двадцать семь, он заканчивает карьеру фигуриста на пике славы. Куда еще податься профессиональному спортсмену, как не в тренеры? И тут возникает вопрос: к кому? Юри в тренере не нуждается, он прекрасно сработался с четой Фельцман-Барановская - последняя часть дуэта пугает, честно. К кому, как не к упрямому, не желающему слушать тренера фигуристу, только-только вышедшему из юниоров? Плисецкий гордится своими выводами, внутри разгорается пламя. Его будет тренировать сам Виктор Никифоров! И черт с ним, с японцем, пожалуй, с этим можно смириться. Гречка становится неожиданно вкусной, как и подлива со специями, а кровать в гостевой комнате - мягкой, пахнущей лавандой. Юрий засыпает с радужными мечтами, пока на кухне Яков уминает пироги и что-то обсуждает с фигуристами. - Ну, как тебе мальчик? - Юри удобно устраивается на плече Никифорова. В ногах спят Маккачин и Вик-чан, которых согнал с дивана в гостиной властный Фельцман. Свет проникает через окно, падает на фотографии, на медали в коробках. Первые места у Виктора, вторые и третьи у Юри. Он ведь обещал обнимать на пьедестале. - Смотрю на него, и хочется продлить карьеру на еще один год. Кацуки смеется от души, уткнувшись носом в теплую, вкусно пахнущую кожу. - Не наговаривай, он подросток. - Я в его возрасте таким не был! - жалобно стонет Виктор. - Но ведь тебе уже интересно посмотреть, что из него получится? Виктор сдается. Нельзя спорить с человеком, который знает его, как облупленного. - Да, - под тихий смех, - хочется. Но это не значит, что я вдруг запишусь в мазохисты. Ты видел, как он на меня смотрит? Как будто хочет сожрать! Причем не от большой любви, - берет руку Юри, гладит кольцо на пальце, точно такое же, как его собственное. - Ты ведь мне поможешь? - Натрави на него Лилию. - Ни за что! Эти двое споются, и тогда миру придет конец! Так ты мне поможешь, Светлячок? - прозвище он произносит на японском, приподнимаясь. - Обязательно, - кивает Юри, и Виктор успокоенно опрокидывается обратно на подушки. С мальчишкой будет сложно, но определенно интересно. Виктор почти задремал, когда слышит голос Юри, и сон слетает от ужаса. - Представляешь, какой у него может быть соулмейт? Виктор обреченно стонет. Лишь бы полная противоположность, лишь бы полная противоположность!