first times

Когда Мэгги целует её в первый раз, Алекс плачет. Она не имеет этого в виду. Так что она чувствует смущение и волнение из-за того, что так плоха в этом, хотя и не знает, почему. И Алекс чертовски рада, что они в её квартире одни. Когда Мэгги целует её, Алекс не может перестать чувствовать себя так, словно её целуют в первый раз, даже если это дурацкое клише. Раньше, когда она позволяла мужчинам целовать её, было грубо и неприятно, и она ненавидела это всякий раз. Ненавидела то, как они хватали её, ненавидела то, как их щетина царапала её кожу, ненавидела все ощущения, связанные с этим. Но Мэгги другая — её губы мягкие, прикосновения нежные, и она держит Алекс так аккуратно, словно Алекс хрупкая и может разбиться, если сжать её крепче. Алекс всё равно ломается. Когда слёзы начинают катиться по её щекам, Мэгги отстраняется. Она выглядит почти испуганной, как будто думает, что сделала что-то неправильно. — Что случилось? — бормочет она, исследуя глазами Алекс и ища ответ. Алекс сопит. Она не такая — она обычно не бывает уязвима как сейчас, ни для кого и никогда — и это пугает. Она качает головой. — Это не . . я просто . . это не неправильно. В этом нет ничего неправильного, это просто . . это . . это ощущается так, как и должно, — шепчет Алекс. — Это кажется правильным. Мэгги улыбается — улыбается своей солнечной и понимающей улыбкой —, прежде чем наклониться и поцеловать её снова. Она целует её только один раз, а потом прижимается губами к мокрой от слёз щеке Алекс и притягивает её ближе, чтобы обнять. Алекс вцепляется в рубашку Мэгги и расслабляется в крепких объятиях детектива. — Всё в порядке, — говорит Мэгги ей. — Это нормально не быть готовой ко всему. — Но я хочу быть готовой, — отвечает Алекс, утыкаясь лицом в плечо Мэгги. Она не знает, почему плачет — это идеально, то, чего она хотела. — Я обязана. — Ты не идеальна, — замечает Мэгги. — Но ты и не должна быть. Никто не идеален. Затем Алекс, даже не подозревавшая о собственной чувствительности, начинает плакать по-настоящему, всхлипывая в плечо Мэгги. Это первый раз, когда кто-то говорит ей, что она не обязана быть идеальной. Когда они держатся за руки в первый раз, уже поздно, и они не находятся на задании. Успев немного выпить, они идут в один из круглосуточных ресторанчиков, и это Мэгги — та, кто берёт Алекс за руку и переплетает их пальцы. Поздно, и никого нет поблизости, но Алекс всё равно замирает. Она всё ещё чувствует прилив страха от чужого прикосновения, и Мэгги, должно быть, замечает это, потому что быстро убирает руку. — Извини, — говорит Мэгги. Она улыбается Алекс так же понимающе и терпеливо, как и раньше, и это заставляет сердце Дэнверс болеть. — Следовало спросить. Алекс бросает на неё взгляд через плечо, прежде чем взять её руку в свою и сцепить их так, словно она может потерять Мэгги, если не будет держать достаточно крепко. — Холодно, — объясняет она. — Это . . мои руки замёрзли. Мэгги просто урчит в знак благодарности, и её улыбка расширяется. Алекс не выпускает её руку из своей, пока они не доходят до кафе, а когда покидают его, Алекс — та, кто тянется первой и переплетает их пальцы вместе снова. Когда Мэгги остаётся у Алекс на ночь в первый раз, на улице стоит вечер, и они выпивают, когда Алекс просит её остаться. — Тебе не стоит ехать, — говорит Алекс и берёт Мэгги за руку, когда та начинает подниматься с дивана. — Сколько ты выпила, три бутылки пива? Мэгги просто немного усмехается и возвращается обратно на диван. — Что, переживаешь обо мне? — Я . . может быть, просто хочу, чтобы ты осталась. Становится одиноко. Иногда, — улыбается Алекс. Мэгги не спорит и не выглядит раздражённой или недовольной просьбой Алекс остаться. Она быстро клюёт её в щёку и поднимается на ноги. — Тогда идём спать, — говорит Мэгги. — Я очень устала. Алекс никогда не делала этого раньше — не спала с другой девушкой в её кровати. Когда она была маленькой, её ночёвки ограничивались спальными мешками в гостиной. Когда она продолжала пытаться встречаться — когда всё ещё думала, что спать с мужчинами для неё возможно — она редко проводила ночь с кем-то, а если и проводила, то лежала на другом конце кровати настолько далеко, насколько могла, чтобы до неё было невозможно дотянуться. Мэгги ложится в постель после Алекс, и та не знает, что делать. Ей хочется касаться Мэгги, чувствовать Мэгги, но она никогда не делала этого раньше. Единственная девушка, которую она держала в своих руках, — Кара, и это так отличается от того, что происходит сейчас. Она не должна нервничать из-за того, что они просто спят в одной постели, но нервничает. Она лежит так же тихо и неподвижно, как и с другими людьми. Мэгги сверлит её взглядом некоторое время, но ничего не говорит, как будто ждёт, что же сделает Алекс. Наконец она подползает ближе и медленно кладёт свою руку на её талию. Алекс замирает. У неё комок стоит в горле, а в груди чувствуется тяжесть. Но прикосновения Мэгги, как обычно, такие нежные, тёплые и правильные, что проходит совсем немного времени, прежде чем Алекс выдыхает и расслабляется в объятиях. — Подвинь руку, — жалуется Мэгги в плечо Алекс. — Я хочу тебя обнять. Алекс сдвигается, приподнимая руку, и Мэгги забирается под неё. Мэгги прижимает её крепче к себе и кладёт голову на её грудь. Алекс уверена, что та слышит, как тяжело и быстро колотится её сердце. Но Мэгги ничего не говорит — она только улыбается, как делает всегда, и довольно урчит. Алекс никогда не понимала, каково это — каково это, когда ты обнимаешь и тебя обнимают так. В этом есть какая-то особенная интимность, форма близости, которую она раньше не ценила. Но сейчас её прижимают к себе, и это кажется таким правильным — Алекс никогда не чувствовала себя более комфортно. Она поворачивается так, чтобы обернуть руку вокруг Мэгги, и та издаёт тихое ммм, прежде чем зарыться лицом в её грудь. Алекс снова выдыхает, устраиваясь поудобнее. — Твои волосы так приятно пахнут, — шепчет она. Мэгги смеётся ей куда-то в грудь, и Алекс только крепче прижимает её к себе. Алекс думает, что она не против так спать каждую ночь. Когда Мэгги говорит Алекс, что любит её, в первый раз, это случается после того, как она заканчивает кричать на неё за то, что та — грёбаная идиотка. Для ясности — это случается после того, как Алекс находится под ножом в течение шести часов из-за шести переломанных рёбер, пулевого ранения в боку и пули в ноге. Если следовать логике и статистике, она не должна была выжить. Первая пуля едва не задела её внутренние органы, но она также потеряла много крови. Проходит два дня, прежде чем Алекс просыпается. Когда она открывает глаза, рядом не Кара. Даже не Дж'онн или кто-то, кто работает в DEO, где она, судя по всему, и лежит, а Мэгги. И на этот раз Мэгги не улыбается. Мэгги сидит, уткнувшись носом в книгу, и не видит открытые глаза Алекс. Она, очевидно, находится в этой маленькой комнате уже некоторое время, потому что её обувь снята, а сумка стоит в углу. Прежде, чем что-либо, Алекс замечает Мэгги, и её сердце разрывается. . . . И затем она понимает, как чертовски сильно болит её грудь, и издаёт болезненный стон. Мэгги роняет книгу и вскидывает голову. — Боже мой. Алекс. Это первый раз, когда Алекс слышит, что Мэгги зовёт её по имени. Раньше они звали друг друга только «Сойер» и «Дэнверс». Хотя это и не доставляло ей дискомфорт, то, что Алекс слышит своё имя сейчас, когда лежит с воткнутой в её руку иглой капельницы и огромным количеством слоёв бинта, обмотанного вокруг тела, заставляет её улыбнуться так широко, как она не улыбалась уже долгое время. — Алекс, — Мэгги снова захлёбывается словами, поднимаясь и пересекая комнату. Алекс пытается сесть, но та удерживает её, надавливая на плечи. — Чёрт, Алекс . . я думала, ты умрёшь. Алекс слабо улыбается, но её улыбка начинает дрожать, когда она видит полные слёз глаза Мэгги. — Запала на меня? — тихо спрашивает Алекс. Она пытается быть смешной, но её грудь болит — болит из-за травмированных рёбер, болит из-за тёмных синяков, которых, она уверена, полным полно на её теле, болит из-за того, как дрожат руки Мэгги, которые та прижимает к её щекам, удерживая в лежачем положении. — Заткнись! — вдруг кричит Мэгги, и Алекс вздрагивает. — Я думала, что ты, блин, мертва. Слышишь меня? Я думала, ты умрёшь. Ты чёртова идиотка, почему ты пошла без подкрепления? Ты хотя бы представляешь, как я волновалась? Она вытирает трясущимися руками лицо. — Грёбаная сволочь. Я думала, ты мертва. Алекс тянет к ней руку — единственное движение, которое она способна сделать, не чувствуя боли, — и крепко сжимает. — Прости, — шепчет она. — Мне так жаль. Как долго я здесь? Мэгги фыркает, и её голос всё ещё дрожит, но она не отдёргивает руку. Она сжимает её так крепко, как может, пока Алекс не начинает волноваться, что ей сломают пальцы. — Два дня, — отвечает она. — Но тебя оперировали . . около шести часов, я думаю. Мэгги опускается на колени, чтобы её глаза находились на одном уровне с глазами Алекс. — Идиотка, — повторяет она. — Я думала, что потеряла тебя. Ты не можешь так поступить со мной. Я люблю тебя, и я думала . . Мэгги замолкает, и её глаза расширяются, когда она понимает, что сказала. — Что? — спрашивает Алекс. Она ошеломлена — Мэгги, умная, сильная и невероятная Мэгги, любит её. — Я . . — это первый раз, когда Алекс видит Мэгги растерянной. Обычно всё совсем наоборот: Алекс — та, кто заикается и запинается, пока Мэгги улыбается, смеётся и говорит ей не волноваться. Она никогда не видела, чтобы Сойер теряла дар речи. — Мне . . мне жаль, — наконец говорит Мэгги. — Я не хотела . . не хотела сказать это так. «Не хотела сказать это так» может значить много разных вещей, понимает Алекс. Или то, что Мэгги уже думала об этом некоторое время, думала о том, что любит её, или то, что она не имела этого в виду вообще. — Но ты имела это в виду? — спрашивает Алекс тихо. Она хочет, чтобы это было правдой, боже, как она этого хочет. Мэгги тихая, тревожно тихая. Она хмурит брови, и внутри Алекс растёт беспокойство и неуверенность. Она сглатывает. — Да, — признаёт Мэгги, улыбаясь, но не так, как всегда. На её лице небольшая улыбка, в которой смешиваются почти детская невинность и страх отказа, и Алекс не может не улыбнуться ей в ответ. — Думаю, да. Я влюблена в тебя уже некоторое время. Алекс не знает, смеяться ей или плакать. Как и большую часть других вещей, она никогда не делала этого раньше — не любила другую женщину всем своим существом — и это наиболее пугающее из всего. Алекс не знает, смеяться ей или плакать, поэтому делает и то, и другое. Её смех приглушается, когда слёзы начинают катиться по её щекам. Она притягивает Мэгги к себе, чтобы поцеловать, пока та не отталкивает её ради сохранности её же груди. — Ауч, дерьмо, — стонет она, а затем они обе смеются, смеются над собственными слезами, и эта ситуация абсолютно абсурдна. Алекс сжимает руку Мэгги в своей и говорит, что тоже любит её. Когда Алекс целует Мэгги публично в первый раз, ещё не вечер. Это происходит после того, как они заканчивают обедать, взяв перерыв в работе над делом. Ещё не поздно, они не одни, и они стоят около своих мотоциклов, разговаривая о том, что им нужно сделать. — . . . так, я отправляюсь в бар за подсказками . . — . . . а я посмотрю, могу ли что-нибудь накопать в DEO, — заканчивает Алекс. — Увидимся потом? Скажем, в пять? — Я принесу поесть, — соглашается Мэгги. — Отлично. Они обе стоят на месте, не желая уезжать. Наконец, после того как они обе успевают посмотреть на землю, на небо и друг на друга, Алекс качает головой и смеётся. — Ладно, мне действительно надо идти. Алекс не думает об этом, и она не проверяет, смотрит ли кто. Она быстро притягивает Мэгги, чтобы поцеловать её, и та наклоняется к ней, несколько мгновений сжимая руками её бедра. Это первый, когда Алекс всё равно — всё равно, увидит ли их кто-нибудь, всё равно на то, что никогда не делала этого раньше, и на то, что ей следует делать. Это первый раз, когда Алекс не боится.