Под крылом ласточки

Дин и Сэм провели в больнице пять дней, прежде чем их выписали. Ребра у Дина оказались все же не сломаны, но ушиб был довольно серьезным, как и сотрясение. Джон все это время ни на минуту не оставлял сыновей одних, все время был с ними рядом и днем, и ночью. Поначалу врачи были против этого, но со временем, наконец, сдались. Джон чувствовал свою вину перед мальчиками, и никак не мог избавиться от этого обжигающего чувства. Хуже всего для Винчестера было то, что, похоже, Дин тоже обвинял его и, как бы это ужасно не звучало, он имел на это полное право. Последние слова старшего сына, сказанные им в машине перед тем, как он отключился, никак не выходили у Джона из головы. Мальчик был уверен, что отец спас их только потому, что те твари подменили Сэма. Именно на нем раскрылся обман, потому что спутать с кем-то этого мальчика с пронзительными ореховыми глазами, как у щенка, было просто невозможно. Дин закрылся в себе и на все вопросы отвечал Джону односложно и коротко. Это было невыносимо. С Сэмом же было все проще, он был рад тому, что его семья вновь воссоединилась, и все были именно теми, кем являлись, без идеальных копий. После выписки из больницы Джон арендовал небольшой домик у озера, чтобы дать возможность Дину восстановиться после случившегося, да собственно, и себе тоже. Он сейчас даже представить себе не мог, что может вновь оставить сыновей одних. Только не после того, как он чуть не потерял их… Джон сделал небольшой глоток пива и уставился на спокойную гладь озера, в которой отражались мириады звезд и величественное ночное светило. Было уже далеко за полночь, а сон к Джону так и не шел. Это была их первая ночь за пределами больницы. Джон не переставал думать о последних событиях, что произошли с ним и его сыновьями. Его маленький мир пошатнулся, и старший Винчестер понятия не имел, как восстановить его и сделать прежним. Позади Джона тихо скрипнула дверь, заставив его вырваться из омута собственных мыслей. Он не стал оборачиваться, потому что уже знал, кто сейчас стоит позади него. − Папа, − позвал Дин. − Да, − Джон все же посмотрел на сына, хотя не знал, что ему сказать. Между ними определенно что-то изменилось, и вряд ли хоть один Винчестер понимал, как это исправить. − Можно я посижу с тобой? – немного неуверенно попросил Дин. − Конечно, − Джон похлопал по крыльцу рядом с собой, призывая сына присоединиться к нему. Дин опустился на крыльцо и уткнулся подбородком в колени, обхватив их в защитном жесте. Джон чувствовал, что его сын хочет о чем-то спросить, хочет задать вопрос, который не дает ему покоя вот уже несколько дней, но никак не решается заговорить. − Почему? – тихо прошептал Дин, и поначалу Джон вообще решил, что ему послышался голос сына, но потом Дин вдруг уставился на отца обиженным и в тоже время таким серьезным взглядом, что Джон на мгновение забыл, как нужно дышать. – Почему ты не заметил, что это был не я? Ну, вот. Вопрос задан. Джон так часто сам себе задавал его, находил так много нужных и подходящих ответов, но сейчас, глядя в расстроенное лицо сына, он напрочь забыл все, что сам себе не раз повторял. − Дин… − Джон никак не мог подобрать слова, − я никогда не был для вас образцовым отцом… Что уж тут греха таить! Меня и отцом-то назвать сложно… − Пап… − Я видел, что ты изменился, − продолжал Джон, не дав Дину договорить, − стал другим, но я думал, что это к лучшему. Я думал, что, наверное, так и должны вести себя дети в нормальных семьях. Из-за меня нашу семью вряд ли можно было назвать нормальной. − Но когда подменили Сэма, ты догадался, − в голосе Дина явно слышалась обида. − Если честно, то нет, − признался Джон, посмотрев на старшего сына. – Знаешь, если бы первым подменили Сэма, я бы, наверное, повел себя точно также. Это вряд ли добавляет мне очков, как отцу, но это правда. − Тогда, как ты понял? Джон на секунду задумался, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы Дин понял его, чтобы когда-нибудь простил его за то, что случилось. − Тех марионеток, − наконец, заговорил Джон, − их создавали, как ваших идеальных копий, послушных и все такое, но, знаешь, Бобби сказал мне одну очень важную вещь. Идеалы у всех разные. Возможно, многие родители именно о таких детях и мечтают, но я.… Для меня вы и так идеальные. Ты любишь брата, как никто, и я знаю, что дело не в моих приказах и поручениях. Ты просто по-другому не можешь. − Это же Сэмми, − как-то смущенно отозвался Дин, потупив взгляд. − Именно, − согласился Джон, − и то, что сделал Сэм, когда понял, что ты изменился, говорит о том, что он заботится о тебе ничуть не меньше, чем ты о нем. Сбежал из дома, добрался до приюта.… А как он рвался к тебе, когда я нашел его?.. Ты бы только видел! Между вами такая связь.… Это так просто не объяснить. Вы – братья. И это больше, чем просто слово. − Но ведь ты не знал всего этого тогда, − не унимался Дин, − мы были перед тобой, точнее наши копии. Что заставило тебя усомниться? − Вы перестали быть братьями, − честно ответил Джон, посмотрев на старшего сына. – Связи больше не было, вы стали чужими друг для друга. Марионетки смогли скопировать вашу память, подправили ваше поведение, но они не смогли воссоздать ваше отношение друг к другу. Это и заставило меня понять, что с вами что-то происходит. С вами обоими, и дело было не в том, что Сэма ни с кем не спутаешь, Дин. Был бы он первым, ничего не изменилось бы. Я люблю вас обоих, мальчики, и, возможно, отношусь к тебе чуть иначе лишь потому, что ты единственный на кого я могу рассчитывать. Ты не только мой сын, ты мой напарник, и без тебя я бы не справился со всем этим. На это Дин ничего не ответил, вновь уткнувшись подбородком в колени. Он обдумывал слова отца, и Джон искренне хотел верить, что ему удалось достучаться до старшего сына, что он все же смог ему объяснить свое поведение. Искоса поглядывая на Дина, Джон вдруг заметил, что мальчик дрожит. Ночь была прохладная, но не настолько, чтобы заставить Дина дрожать от холода, особенно в теплых пижамных штанах и футболке. А потом Джон услышал, как его сын тихо шмыгнул носом. Черт! Дин плакал и как всегда пытался скрыть это от отца. Он никогда не показывал своих чувств перед Джоном, старался всегда быть сильным и исполнительным. Вот только в этот момент Джону было нужно не это… им обоим было нужно совершенно иное... Джон поставил бутылку с пивом на перила и развернулся к сыну. − Иди сюда, − он притянул мальчика к себе и прижал к своей груди. По началу Джон чувствовал напряжение Дина, чувствовал его неестественно ровную спину, но потом мальчик, наконец, расслабился и, уткнувшись носом в рубашку отца, заплакал сильнее. Джон чувствовал, что его сердце обливается кровью, чувствовал, как его собственное самообладание летит псу под хвост, но сегодня ему было на это наплевать. Дину нужен был отец, нужен был тот, кто поможет ему справиться с теми ужасами, что довелось пережить хоть и очень смелому, но все-таки ребенку. Джон стал гладить Дина по спине, нашептывая ему в макушку слова утешения и собственные извинения. Наверное, еще очень долго Джону придется просить прощения у собственного сына, потому что сам он себя точно простит не скоро. Джон совершенно потерял счет времени, продолжая покачивать в свои руках Дина, как делал это в далеком прошлом, когда его сыну не было и четырех лет, когда рядом с ними еще была Мэри. Джон в большей степени отнял детство у старшего сына, заставив слишком быстро повзрослеть, и в эту минуту осознание этого резануло старшего Винчестера по сердцу куда сильнее, чем прежде. Он точно не был хорошим отцом для своих мальчиков, а вот они были по-настоящему лучшими сыновьями, о которых только может мечтать отец. Прошли секунды или минуты, а может даже часы, и Дин постепенно все же смог успокоиться. Он позволил себе расслабиться в объятиях отца, позволил себе снова стать ребенком, каким он себя не считал последние лет шесть. Вскоре Джон понял, что Дин заснул. − Папа? – тихий голосок за спиной Винчестера старшего заставил его развернуться вполоборота и поверх головы Дина посмотреть на Сэма. − Что такое, малыш? – тихо ответил Джон. − Почему вы здесь? – Сэм сделал шаг навстречу отцу и брату. – Что-то с Дином? Джон усмехнулся словам младшего сына. Такую связь точно нельзя подделать. − Он просто устал, − ответил Джон, аккуратно поднимая старшего сына на руки. Удивительно, но Дин даже не проснулся. По-видимому, он действительно сильно устал. – Поможешь мне, Сэмми? Мальчик тут же кивнул и придержал входную дверь открытой, позволяя отцу зайти в дом. Джон кивнул Сэму и стал подниматься по лестнице наверх к спальням, но стоило ему приблизиться к двери комнаты, где должны были спать мальчики, Джон вновь взглянул на Дина. Его старший сын выглядел сейчас таким уязвимым, таким беспомощным, что Джон вдруг понял, что не может оставить его одного. Не сегодня. − Папа? − Открой-ка другую дверь, Сэмми, − попросил Джон, кивнув на дверь собственной спальни. Сэм послушно повиновался, хотя по его лицу было видно, что он совершенно не понимает поведения отца. Джон подошел к большой кровати и бережно опустил Дина на одну сторону. − Он будет спать здесь? – тихо спросил Сэм. – С Дином точно все в порядке? Джон перевел взгляд на младшего сына, который взволнованно смотрел то на него, то на старшего брата. − Порядок, − наконец, ответил Джон, − как и со всеми нами. А теперь беги к себе… Джон готов был поклясться, что заметил на лице Сэма испуганное выражение. Он сейчас боялся спать один, а раз Дин оставался в отцовской спальне, значит, Сэму предстояло провести эту ночь наедине со своими кошмарами. Он это понимал. − …принеси ваши с Дином одеяла и возвращайся, − договорил Джон, − не хочу, чтобы вы с братом устроили возню из-за нехватки одеял, когда начнете замерзать. Сэм тут же просиял и почти пулей выскочил из комнаты, чем вызвал улыбку на лице Джона. По возвращении Сэм всучил отцу одеяла, а сам проскользнул на широкую отцовскую кровать. Стараясь не разбудить брата, Сэм устроился к нему поближе в такое родное и уютное тепло, и Дин во сне тут же приобнял брата, уткнувшись носом в его макушку. Джон наблюдал за этим, еле заметно улыбаясь. − Ты бы гордилась ими, Мэри, − с болью в сердце тихо прошептал Джон, после чего укрыл мальчишек одеялами, а сам устроился с другой стороны от Сэма. − Спокойной ночи, папа. − Спокойной ночи, мальчики. Джон поцеловал сына в висок, а затем потянулся вперед и одной рукой обнял обоих своих сыновей. Словно крылом укрывая их от невзгод и опасностей этого мира, защищая от боли и страданий, пусть и лишь на такое короткое время. Бобби был прав. Его мальчики действительно были идеальными, уже лишь потому, что они были его сыновьями. И другие Джону были не нужны. Он нашел свои идеалы… Мэри подарила их ему… И Джон готов был свою жизнь отдать за то, чтобы сохранить их.… Иначе и быть не могло.

***

Да, кстати. Больше никаких приютов. Еще одно правило в кодексе жизни Винчестеров. На ближайшие время уж точно.