Грань

Все новые пси-номера выглядели одинаково. Это было правильным: к расходуемому материалу нельзя привязываться. Каждый пси-номер в отдельности напоминал терранского мальчишку: невысокий, худощавый, короткие тёмные волосы с чёлкой набок, смуглая кожа и оранжевая радужка — чтобы не спутать искусственных существ с настоящими людьми. Ради людей велась эта война. Межгалактический Альянс раскололся на тех, кто привечал всех существ, независимо от расы и происхождения, и тех, кто призывал сохранять величие и исключительность человеческого рода — Стэннелский Союз. Саймон Блэк воевал на стороне вторых и безумно этим гордился. Ещё бы — он помогал людям сохранить себя и свои традиции, не растворяясь среди причудливых и зачастую отвратительных тварей со всех частей Вселенной! Как омерзительно, должно быть, соседствовать с теми, кто вместо рук имеет щупальца, вместо рта — жвалы, а вместо головы — чёрт знает что! Саймона передёргивало от одной мысли об этом. А от слухов о том, что кто-то из терранцев связывал себя брачным союзом с нечеловеком, бросало в дрожь. Нет, всё-таки война идёт за правое дело, и Саймон радовался каждой победе, затаивая злобу после каждого поражения. Но сейчас, с поставкой новых пси-номеров, сила должна была оказаться на их стороне. За пси-номерами последовал отряд вар-номеров: крепких, высоких, выносливых. Кожа этих фабричных клонов на проверку оказывалась прочнее любой брони. И куда же без отряда флекс-номеров: пластичных, ловких, юрких, готовых пробраться в логово врага и уничтожить там всё и всех. И, разумеется, каждый номер беспрекословно подчинялся приказам. Саймон Блэк же подчинялся приказам лейтенанта Энтони Висма — красавчика и всеобщего любимца, знатного щёголя. Говорили, Висм отправился на войну только потому, что его семья владела огромным бизнесом, для которого была выгодна победа Союза — и Энтони помчался создавать победу своими руками. Точнее, получив сразу звание лейтенанта, резво начал командовать, отправляя остальных делать всю грязную работу: идти в бой, сражаться, умирать, очищать поле боя от тел. В этот раз мерзкая обязанность сжигать тела на отвоёванной территории досталась Саймону. Блэк вызвал двух своих вар-номеров, вручил каждому по огнемёту и отдал приказ испепелять мертвецов, не забывая предварительно проверить на признаки жизни. Номера были довольно живучими и могли регенерировать — особенно вар-номера и флекс-номера. — Сэр, — безэмоциональный голос вар-номера отвлёк Саймона от размышлений. — Что такое, шестьдесят первый? — Здесь пси-номер. Живой. Сжечь, сэр? Саймон поспешил к нему. На каждого мёртвого солдата Союза приходились семь-восемь трупов номеров, и командиры всё время требовали экономить ресурсы, не разбрасываясь понапрасну генетическими модификантами. Пси-номера были полезны в борьбе против живых существ, успешно сводя с ума противника и делая его лёгкой мишенью, но их организм создавался слабее, а нервная система — нестабильной. Пси-номера шли в расход чаще других. Возле мёртвого сержанта лежал пси-номер, сильно раненый, но ещё дышавший — шумно, с присвистом. На смуглых губах темнели капли крови. — Эй, — окликнул его Саймон. — Ты сумеешь регенерировать? Пси-номер медленно поднял голову, глядя на солдата, затем прохрипел: — Да, сэр. — Шестьдесят первый, — Саймон повернулся к вар-номеру, — отнеси его на склад, разложи покрывало и выдели бутылку воды, затем возвращайся ко мне. Шестьдесят второй, продолжай зачистку. Закончив с работой, Саймон отослал вар-номеров в их общую палатку и, вспомнив про полумёртвого пси-номера, заглянул на склад. Пси-номер сидел на куске брезента, сосредоточенно глядя перед собой, возле валялась пустая бутылка из-под воды. Задвинув полог, Саймон поморщился: — Сними одежду. У тебя есть запасной комплект? — Это он и был, сэр. Саймон быстро нашёл среди контейнеров нужный, распаковал коробку и достал оттуда комплект формы для пси-номеров: дешевый, удобный, немаркий; затем подал одежду и отвернулся. Он не любил лишний раз смотреть на кровь. — Твой номер? — Двадцать седьмой, сэр, — помимо голоса был слышен шорох одежды и всё ещё немного хриплое дыхание: похоже, лёгкие не исцелились до конца. Решившись, Саймон обернулся и успел заметить идеально чистую кожу спины: похоже, зря боялся, пси-номер уже регенерировал так, что и следов ран было не заметить. — Почему ты остался на поле боя? Двадцать седьмой недоуменно моргнул. Губы его всё ещё казались тонкой линией — то ли от боли, то ли от сосредоточенности. — Приказ, сэр. — Какой приказ? — Сержант Уайт велел быть с ним рядом. Он не уточнял, что я должен оставить его в случае смерти, поэтому я продолжал быть рядом с его телом, когда… — Я понял, — поморщился Саймон. Вот ведь тупой номер, придумал ещё — труп охранять! А живым людям за этими штуками под пули лезть приходится. Повезло, что враг не возобновил атаку, пока Саймон сжигал тела. — Ты вообще знаешь, что натворил? — вслух выразил своё недовольство Саймон, даже не надеясь, что глупое создание его поймёт. — Да, сэр. Я совершил ошибку. Сержант Уайт, к которому я приписан, всегда приказывал искупать свою ошибку — так он говорил. — Но сержант помер, — усмехнулся Саймон. — И теперь ты временно ничей. Пси-номер послушно направился к выходу из палатки, но тут Саймон с издевкой спросил: — И что же ты делал для сержанта? Двадцать седьмой медленно повернулся к нему и, не отрывая взгляда, начал расстёгивать куртку. Саймон хотел было приказать прекратить это, но голос исчез, и оставалось лишь наблюдать за тем, как двадцать седьмой снимает куртку, футболку, складывает аккуратно поверх них штаны… Когда пси-номер взялся за резинку трусов, Саймон наконец нашёл в себе силы прохрипеть: — Стой. Двадцать седьмой покорно замер. Саймон подошёл к нему, развернул к себе лицом и чуть приподнял пальцами подбородок, заставляя смотреть в глаза. Ярко-оранжевая радужка была заметна даже в тусклом сумеречном свете. — Ты можешь сделать так, чтобы на это время — и только на это время! — я видел вместо тебя другого человека? Ни один мускул на лице двадцать седьмого не дрогнул, лишь шевельнулись губы. — Если вы прикажете, сэр. — Тогда, — Саймон глубоко вздохнул, решаясь, — я хочу видеть вместо тебя лейтенанта Висма. Лейтенант Энтони Висм. Несбыточная мечта — яркий, улыбчивый; миловидное лицо в обрамлении солнечно-золотистых локонов, искренний взгляд небесно-голубых глаз — такое небо Саймон видел лишь один раз, когда случилось быть на Терре. Лёгкие движения и звонкий голос лейтенанта заставляли Саймона крепко сжимать кулаки и бояться собственных мыслей. Лейтенанта Висма дома ждала возлюбленная, фотографии которой Саймон уже успел возненавидеть. — Есть, сэр. Двадцать седьмой прикрыл глаза и потянулся ладонями к вискам Саймона. Тот замер, едва не вздрогнув от прикосновения прохладных пальцев, но тут же бросило в жар — перед ним стоял Висм, как настоящий: призывно улыбающийся и желанный. — Вы, кажется, хотели от меня чего-то, — знакомый до дрожи голос едва не заставил позабыть о том, что происходящее — лишь иллюзия, взятая из разума самого Саймона. Но, чёрт возьми, Саймону очень хотелось в это поверить. Следующим вечером Саймон бесцеремонно распахнул жесткий полог той палатки, где находились все пси-номера. И растерялся на несколько мгновений — всё же, пси-номера были абсолютно одинаковыми, отличались лишь те, что получили в бою не поддающиеся их уровню регенерации повреждения. — Двадцать седьмой! — позвал Саймон. Один из пси-номеров тут же повернулся к нему, наклонив голову. — Слушаю, сэр. — Иди за мной, — приказал Саймон, а мысли его были сосредоточены на том, как через несколько минут он будет ласкать Висма (неважно, что ненастоящего) и иметь его так, как захочет (и пусть это будет лишь ложью, наплевать). Ведь в тот блок склада почти никто не заходит, и никто не услышит и не увидит ничего; никогда не узнает. Двадцать седьмой послушно последовал за ним. Днём Саймон шёл в атаку, командуя двумя крепкими вар-номерами, сильными и с повышенной регенерацией. Вскоре ему дадут в помощь ещё пару флекс-номеров, ловких и гибких, способных передвигаться намного быстрее, и тогда, думал Саймон, он достигнет большего. Может, вернётся с войны с парой-тройкой орденов да медалей — всяко неплохо. А вечером Саймон заглядывал в палатку пси-номеров, звал двадцать седьмого и приказывал ему принимать обличие желанного лейтенанта. Так было, пока однажды на его зов не прозвучал ответ: — Двадцать седьмого нет, сэр. Саймон оторопел. —А где он? — Уничтожен, сэр, — подал голос ещё один номер. В его глазах мелькнул лёгкий интерес — или только отблеск света лампы? — Сегодня попал под обстрел дронов, его тело было слишком повреждено, чтобы оставалась хоть малейшая вероятность регенерации. — Хорошо, — Саймон медленно выдохнул, стараясь успокоиться. На него смотрели полтора десятка пси-номеров, совершенно одинаковых с виду. Неутолённый голод терзал изнутри, и, не выдержав, Саймон указал пальцем на того пси-номера, который отвечал последним. — Ты, как тебя звать? — Тринадцатый, сэр. — Тринадцатый, — повторил Саймон, — иди за мной. Висм из него получился ничуть не хуже: такой же живой, смеющийся, с отражением синего неба Терры в глазах. Если разница между пси-номерами и была, то её невозможно было заметить. «Третий, обмен информацией». «Я слушаю». Тринадцатый сосредоточился на своих ощущениях и мыслях, делясь ими с номером, койка которого была ближе всех. «И ещё», — мысленно добавил он, — «после контакта с ним я чувствую физическую усталость, но уровень пси-энергии повышается». «Так работают псионические способности некоторых видов», — вмешался в обмен мыслями седьмой. — «Недавно я сжёг разум вражеского телепата, который, если воспринимать его воспоминания как истину, именно так…» «Твои мысли работают иначе», — добавился мысленный голос двадцать первого. — «Можно предположить, что пси-энергия зависит от эмоций». «Можно развить их». «Можно попробовать взаимодействовать с людьми». «Можно изменить свой разум подобно их». «Можно…» И осторожная мысль первого: «Мы обязаны доложить об этом?» Тринадцатый, которому принадлежало право решить поставленную им же задачу, покачал головой. «На этот счёт приказов не поступало». Враг бился отчаянно, на передовой против Союза сражались не только люди, но и нелюди, отвратительные ненавистные твари со всех концов Галактики. Если бы не номера, было бы легко представить поражение. Но номера были ничем по сравнению с командовавшими ими людьми. Энтони Висм и его отряд сидели возле боевой машины и болтали, пока выдалось спокойное время. На проклятой пустоши наступала осень, земля пожелтела и высохла, предвещая снегопады. Холодные ветры, казалось, пробирались сквозь плотную ткань формы, и Саймон пользовался моментом, чтобы подсесть поближе к Висму, стараясь не пялиться уж совсем в открытую. Тот, как обычно, вскоре перевёл разговор на свою девушку, достал фото и выслушал восхищённые вздохи солдат. — Завидую вам, сэр, — изобразил улыбку Саймон, когда настала его очередь. — Наверное, потрясающе знать, что кто-то вас ждёт. Я-то пока отличился лишь любовью к Союзу. — Возможно, — рассмеялся Висм, косясь на него, — вторая половинка ждёт вас по другую сторону баррикад. Тот обомлел от такой дерзости. Этот намёк был грязным оскорблением, но присутствие остальных солдат, и, что важнее, желание сохранить лицо, дали силу с той же безразличной улыбкой стерпеть подлые слова. — Если так, то уж лучше прожить одиноким, — ответил Саймон, глядя в небесную синеву чужих глаз. — Тварь, сука, ублюдок, — шептал Саймон, вбиваясь в покорно распростёршегося под ним иллюзорного Висма. И плевать, что это лишь один из пси-номеров, плевать, главное — выместить гнев и ненависть, пока они не сгрызли, не выжгли всё нутро. — Бахвалишься своей сучкой, которая, небось, и не дала-то тебе ни разу… Уёбок, ненавижу… Обычно после секса пси-номер возвращал себе прежний облик, затем одевался и уходил, но сегодня Саймон прижал тринадцатого к себе, не отпуская. Острое чувство одиночества не исчезало. Висм был не один — у него была его размалёванная девчонка. Почти каждый из солдат был готов показать фото девушки, реже — юноши, ждущих дома или сражающихся на другом поле боя. А Саймон был одинок. Хуже было, наверное, только этим пустышкам-нелюдям, номерам — они даже самим себе не нужны были, шли и дохли послушно, стоило лишь приказать. — Слышь, тринадцатый… — Да, сэр? — откликнулся тот голосом Висма. — Вы умеете чувствовать? Саймон ослабил хватку и повернулся на спину, подложив руки под голову и краем глаза наблюдая за пси-номером, сбросившим чужое обличье. — Из всех номеров мы больше всего похожи на вас, — тринадцатый сел рядом на краю брезента, глядя на свои пальцы, то сжимая их, то разжимая. — Наш мозг, чтобы обладать пси-способностями, должен быть развит достаточно хорошо. — И? Тринадцатый сжал пальцы в кулак, опустил руки и полуобернулся, глядя Саймону прямо в глаза. — Я ненавижу вас, сэр, — ровно и безэмоционально произнёс он. — Я хочу убить вас. Сжечь каждый нерв, разорвать каждое волокно, сжечь каждую клетку вашего тела. Но я не могу не повиноваться, поэтому вам никогда не придётся бояться моей ненависти. Саймон удивлённо моргнул — и рассмеялся. — Знаешь, — продолжая посмеиваться, произнёс он, — мне впервые захотелось трахнуть тебя безо всяких иллюзий. Просто чтобы посмотреть, как ты выглядишь во время секса. Такой же невыразительный? Или вам, номерам, даже секс не нужен? — Мы лишены потребности, сэр, — тринадцатый отвечал спокойно, словно то, что происходило, не было оскорбительным. — Но мы можем испытывать оргазм и сексуальное удовольствие. Но не желание. — Проверим, — хмыкнул Саймон. — Завтра вечером я зайду за тобой, тринадцатый. Не смей подрываться на мине или что там случилось с предыдущим, какой там был у него номер. — Двадцать седьмой, сэр. И это была не мина, а… — Неважно, — отмахнулся Саймон. — Мне плевать. Сдохнешь ты — найду нового. — Да, сэр, — кивнул тринадцатый. — До завтра. Весь следующий день Саймон не мог сосредоточиться. Мысли его возвращались к тринадцатому: интересно, каков он будет в постели? Послушным, как на поле боя? Или более… живым? Как вообще могут испытывать эмоции номера, Саймон раньше не задумывался; единственным чувствами, что он видел на их лицах, были боль или напряжение — и только в бою. В остальное время — покорность и безразличие. — Тринадцатый, — позвал он, заглянув вечером в палатку пси-номеров, — давай за мной. — Да, сэр. В закрытой от всех части склада Саймон наскоро расстелил матрас и бросил взгляд на покорно ожидавшего рядом пси-номера. — Тринадцатый, — он подошёл вплотную, глядя на безразличное лицо модификанта, — ты сейчас испытываешь что-то? — Да, сэр. — Что именно? — продолжал допытываться Саймон. Это было забавно. Номер, возомнивший себя подобным человеку. Примитивные выверты оружия, наделённого разумом. — Ненависть. Презрение. Интерес. — Интерес? — рассмеялся Саймон. — Что ж, хоть в этом мы похожи. Раздевайся, тринадцатый, и посмотрим, будет ли это интересно. Он изучал тело пси-номера, словно впервые. Всё это время он видел иллюзию, отголосок своего вожделения, а сейчас касался живого тела — если можно было считать номера живым. Вёл пальцами по смуглой коже, исследовал чувствительные места — губы, ключицы, соски, внутреннюю сторону бёдер — и всё бросал взгляды на лицо тринадцатого: ну а вдруг промелькнёт тень эмоций? Тринадцатый реагировал медленно, нехотя, и это одновременно злило и распаляло ещё больше. Саймон начал действовать чуть резче, быстрее, уже не изучая, а целенаправленно возбуждая. Уложенный на спину, пси-номер даже не сопротивлялся; дыхание его участилось, а соски отвердели. Саймон пару раз прошёлся ладонью по члену тринадцатого, затем рассмеялся: — Не думаешь же ты, что я это затеял ради тебя? — Нет, сэр… Саймон не дал ему договорить, резко раздвинув смуглые худые ноги и введя сразу два пальца. — Похоже, я тебя уже неплохо подготовил, — хмыкнул он, добавляя третий. — Наши вечера не прошли даром. А до этого? Неужто ты растягивал себя сам? Тринадцатый, сжав зубы, что-то неразборчиво прошептал, и Саймон, прервавшись, наклонился к нему. — Ну-ка, повтори, — и снова развёл пальцы в стороны, ощущая, как сокращаются мышцы вокруг. — Вы… не единственный, сэр… — Вот как, — зло хмыкнул Саймон. — Тогда не буду тянуть. Он вытащил пальцы и вошёл сам — резко, сразу почти во всю длину. По телу разлилось приятное тепло и возбуждение, а особенно — от того, что пси-номер выгнулся навстречу, принимая член. «Интересно ему», — подумал Саймон. — «Как же! Это предусмотрено их конструкторами или просто приятное дополнение?» Было уже наплевать. Пси-номер был не в его вкусе, но интерес и, разумеется, возбуждение вытеснили лишние мысли из головы. Саймон забыл про своё любопытство, сосредоточившись на собственном удовольствии, да, ещё, резче… Кончив, Саймон выдохнул, расслабленно опустившись на покрывало, и схватил за руку тринадцатого. — Иди сюда, — пробормотал он. — Ну, и что ты, — он произнёс это слово едва ли не по слогам, вкладывая в каждый звук издевку, — чувствуешь? — Повышение уровня пси-энергии, — тихо начал отвечать тот. — Физически неприятные ощущения. Эмоциональное чувство незавершённости. Утомлённость тела. — Да ладно, — хмыкнул Саймон. — А если бы у тебя был выбор, ты бы сейчас подрочил себе или подождал бы, пока стояк пройдёт? Ему нравилось задавать вопросы, которые заставили бы покраснеть любого другого. Тринадцатого, казалось, не волновало стеснение или этика. Он чуть наклонил голову и чуть хрипло прошептал: — Было бы предпочтительнее закончить. — Тогда действуй, — приказал Саймон. — Я хочу взглянуть, как вы делаете это. Неужели с такими же непрошибаемыми рожами? — Есть, сэр. Тринадцатый чуть отодвинулся. Он не выставлялся напоказ, но и не отворачивался, и Саймон мог видеть, как пси-номер садится, чуть откинувшись назад, разводит колени и начинает водить ладонью по своему члену. Отчего-то во рту сразу пересохло, хотя тринадцатый казался совершенно спокойным, разве что чересчур сосредоточенным. Ресницы опущены, губы сжаты и приоткрылись лишь в финальном долгом выдохе — тихом и едва слышном, даже на стон не похожем. — А теперь что чувствуешь? — пробормотал Саймон, стараясь не задумываться о собственной реакции на тринадцатого. — Завершённость-удовлетворение. Физическую слабость. Скачок пси-энергии в положительном векторе. Иррациональную симпатию к вам и к вам же — отвращение. Недоумение. — Ха, — Саймон фыркнул, шлёпнул тринадцатого по ягодицам и приказал: — Вытрись, одевайся и вали к себе. И доживи до завтра. — Да, сэр. «Он думает, что изучает меня». «Это так». «Нет», — тринадцатый чувствовал всё больше эмоций, делясь ими с собратьями. — «Я изучаю его. В момент физического контакта он открыт и беззащитен. Я могу быть в его разуме и знать больше». «Эмоциональная нестабильность может привести к неповиновению», — напомнил седьмой. «Да», — с непривычным наслаждением подумал тринадцатый. — «Именно на это я и рассчитываю». Саймон позвал тринадцатого за собой, и тот подчинился — так же, как подчинялся и раньше, повиновался бессчётное количество раз. Но пси-номер начинал всё чаще испытывать изумление рядом с Саймоном Блэком, и это одновременно радовало и пугало. Больше радовало: потому что сейчас тринадцатый охотно впитывал любые эмоции, примеряя их на себе, пробуя и неизменно делясь с собратьями. — Вытяни руки, — велел Саймон. Выполнив приказ, тринадцатый с интересом наблюдал за тем, как солдат крепко связывает ему запястья. — Вам нет нужды делать это, сэр, — спокойно напомнил он. — Я не… — Мне хочется, чтобы ты попытался, — хмыкнул Саймон. — Ты ведь сказал, что чувствуешь? Так сегодня тебе придётся очень много чувствовать. Но, — голос Блэка лишился всякого намёка на веселье, — ты не должен причинять мне вреда, понял? Можешь дёргаться, сколько влезет, но не смей даже думать о том, чтобы применить свои силы против меня или обороняться. Понял? — Да, сэр. Саймон тут же ударил его по щеке с такой силой, что сбил с ног. Присев рядом, он запустил пальцы в волосы тринадцатого, не давая тому поднять голову, и медленно произнёс: — Я не буду бить тебя слишком сильно, так что ты сможешь регенерировать за ночь. Ты хотел эмоций? А мне как раз нужна разрядка. Вставай, тринадцатый. Едва тот поднялся, Саймон повалил его прямо на утрамбованный земляной пол и, прижав, словно дикий зверь жертву, принялся стаскивать с пси-номера одежду. Тот пытался вывернуться — разрешение дано, запястья начинали ныть от неудобного положения. — Хороший мальчик, — хрипло прошептал Саймон и с силой толкнул коленом по рёбрам тринадцатого. Он повторял эти слова, когда кусал плечи и шею пси-номера, оставляя сине-багровые следы. Когда вытирал кровь, текущую из разбитых смуглых губ. Когда… Тринадцатый не чувствовал боли. Почти. Это было понятно и привычно — в бою было ещё больнее. Гораздо больше его привлекал мозг человеческого существа, брызжущий эмоциями и — что было странно — питающий пси-энергию самого тринадцатого. Физическая усталость — скачок пси-энергии. Нетрудно догадаться, что было у пси-номера в приоритете. Хрипло дыша, пока Саймон вбивался в него, тринадцатый тянулся к его воспалённому созданию, крал оттуда чувства и забирал себе, чтобы изучить и исследовать позже. Чтобы попробовать этот странный вид наслаждения. «Кто из вас близко контактирует с солдатами?» — тринадцатому хотелось сравнить свои ощущения с чужими. Даже он понимал, что Саймон Блэк аномален, и что человеческие индивиды различны. Ещё четыре пси-номера откликнулись. Они с тринадцатым сели в круг, касаясь друг друга ладонями, и открыли сознание, давая возможность заглянуть в чувства и в воспоминания. Сравнивали, анализировали, разбирали. «Они не такие, как мы». «Они похожи на нас». «Мы бы смогли стать такими же?» «Мы бы смогли не быть такими же?» Тринадцатый осознавал опыт своих собратьев, но его собственные наблюдения пока были самыми яркими. «Я хочу получить от него больше. Саймон Блэк способен на большее». Война затягивалась. Стэннелский союз увяз в многочисленных сражениях, и то, что виделось победоносным шествием через звёздные системы, обернулось погибшими, ранеными и искалеченными; иссякали ресурсы, тогда как враг лишь укреплял свои силы, давая шанс каждому из дезертиров. — Суки неразборчивые, — пробормотал Саймон, кутаясь в зимнюю форму. — Чтоб им всем там подохнуть. С каждым днём паёк становился всё скуднее, вода уже отдавала плесенью. Снаряды экономили, а тела погибших больше не сжигали, а сперва снимали всё, что могло представлять ценность. Яркие мундиры поблекли, улыбки превратились в хмурый оскал. Даже бравурные речи Висма уже были не такими уверенными, портрет доставался всё чаще, и при одном взгляде на него у лейтенанта увлажнялись глаза — словно бесконечный дождь средь ясного неба. Казалось, нет ничего, кроме завывающей зимней стужи, прерываемой лишь военными стычками. Мир вокруг скрылся за серой однотонной мглой. Саймон переносил это стойко: он был родом с северной части Стэннела, где планета не баловала ни урожаями, ни погодой. Но действовали на нервы недоедание, нытьё, забивающийся под воротник снег… — Тринадцатый! — Да, сэр? — Быстро за мной. На складе было теплее, чем в палатке Саймона, несмотря на то, что он делил свой кров с ещё одиннадцатью солдатами. Чуткая техника и реагенты требовали постоянной температуры, и в мозг закралась мысль, а не переехать ли сюда, пока никому другому не пришла эта идея. Саймон притянул к себе пси-номера и прижал, облапывая горячее худое тело. — Ты чувствуешь холод? — Да, сэр. Если мы не будем чувствовать изменения температуры, то не сможем приспособиться к ним. — Тебе холодно? — перефразировал Саймон. — Нет, сэр. Наш порог выносливости иной. Мы изменяем процессы тела, чтобы повысить или понизить его температуру соразмерно… — Вот зараза, — Саймон впервые почувствовал что-то похожее на зависть по отношению к пси-номерам. — А мы мёрзни, как последние отбросы. После небольшой паузы тринадцатый начал: — Сэр, я мог бы изменить… Саймон резко влепил пси-номеру пощёчину. — Думаешь, я забыл, что ты тогда наговорил? — прошипел он. — Я не забуду об осторожности, тринадцатый. Ты бы сжарил меня живьём, ошибись я хоть в одном слове приказа. Довольный своей осмотрительностью, Саймон негромко рассмеялся. — Знаешь, — он смотрел прямо в оранжево-бесстрастные глаза, пока его ладонь оглаживала торс и ягодицы пси-номера, — мне пришла в голову отличная идея. — Сэр? — Ты можешь воздействовать на себя? Тринадцатый задумался. Медленно моргнул, затем озадаченно произнёс: — Никогда не пробовал раньше, сэр. — Самое время попробовать, — быстро зашептал Саймон. — Я приказываю тебе внушить себе... — он облизнул губы кончиком языка, задумавшись, не в силах выбрать что-нибудь. — Знаешь, ты можешь внушить себе чувство страха? Ты боялся когда-нибудь? — Не боялся, сэр. Я попытаюсь, сэр. Раньше тринадцатый чувствовал страх в других — в солдатах, вражеских и из Союза. Он и других-то существ не знал, лишь люди, которые командовали, и враги, которых приказывали убивать. Но эмоции у всех были одинаковыми. Страх. То чувство, когда видишь стремительно сокращающееся время на таймере. Когда пытаешься бежать, забыв о ранах. Когда резкий взрыв оглушает тебя. Когда ночная тьма обхватывает всё вокруг, и ты — лишь маленький огонёк сознания в бесконечной мгле. Когда начинаешь не хотеть смерти. Тринадцатый очень старался, исполняя приказ Саймона. Тот ждал, нетерпеливо закусив губу и поглаживая ладонью спину пси-номера — без ласки, машинально, просто чтобы не сидеть неподвижно. Наконец тринадцатый вновь поднял взгляд на солдата — и Саймон не сдержал улыбку. — Что ты чувствуешь? — Беспокойство... — в голосе тринадцатого впервые звучала неуверенность: не тупое незнание, а так похожее на человеческое чувство. — Сэр, я... Я чувствую сомнение, стоит ли продолжать... — Да! — резко выдохнул Саймон. — Больше. Я хочу видеть, как тебе страшно. Пси-номер кивнул, сжав губы, и закрыл глаза, сосредоточившись на усилении эмоции. Саймон внимательно наблюдал за каждым проявлением: как судорожно сжались смуглые пальцы, словно ища защиты, как по худому телу пробежал озноб. Когда тринадцатый вновь взглянул на Саймона, в его оранжевых глазах была неподдельная паника. — Что ты чувствуешь? — жадно спросил Саймон. — Я не хочу продолжать, сэр, я не хочу... — прошептал тот. Его била дрожь. — Ты продолжишь! Пси-номер кивнул, закусив губу. Незнакомое, чуждое ранее чувство одновременно жгло и холодило изнутри; это отличалось от восприятия эмоций других существ. Это было чем-то ужасным и прекрасным одновременно, мерзко-сладким с непривычки — пойди, разбери, когда тонешь в безгранично слепом ужасе, позабыв, где ты и кто ты, и остаётся лишь одно — желание закончить это, желание выжить, желание прекратить... И нежелание подчиняться. Саймон вслушивался в беспокойное дыхание пси-номера, превращающееся в тихие всхлипы, и сердце его пело. Это было местью, а за что — Саймон и сам не до конца понимал. Изнутри его съедала злость, успокоить которую можно было лишь выместив гнев на ком-то — и тринадцатый стал отличным способом сорвать гнев. А теперь можно было добраться и до его мыслей — конечно, часто это делать Саймон не станет. Нет, это будет редким удовольствием. Для ежедневной разрядки хватает и обычного... Скулёж пси-номера затих, превратившись во что-то иное — Саймон похолодел, осознав, что это короткий смех, больше похожий на лающий кашель. Тринадцатый смеялся тихо, с какой-то незнакомой раньше интонацией, и Саймон не хотел знать, что явилось тому причиной. — Прекрати! — приказал он. Тринадцатый послушно замолк. Саймон приподнял его за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза, и едва не вздрогнул. Он не смог бы сказать, что именно выражало лицо тринадцатого, но это было что-то чуждое и незнакомое, то, чего Саймон ни разу не встречал — ни на лицах людей, ни на лицах номеров. — Что ты чувствуешь? — голос дрогнул. Тринадцатый чуть наклонил голову, с интересом глядя на Саймона. — Благодарность, — прошептал он. — Как... — Саймон Блэк, — ровно протянул тринадцатый. Кончики его губ дёрнулись, складываясь в кривую улыбку. — Спасибо. Тот оттолкнул от себя пси-номера, не понимая, но в груди уже затаилась глухая злоба и страх: непонятное, чужое, убить, растерзать — нет, немедленно приказать, обезоружить — да какое у голого номера оружие? — Что за… — И, пожалуйста, сдохните, сэр. Тринадцатый выполнил своё давнее намерение, с помощью псионических сил обездвижив Саймона, и, глядя ему прямо в глаза, последовательно выжег нервную систему, поднял температуру, заставив весь белок свернуться, а затем позволил уже безжизненному телу упасть на пол складской палатки. Он чувствовал удовлетворение — не ту физическую реакцию, а нечто иное, более тонкое и глубокое. Саймон Блэк помог преодолеть барьер между намерением и осуществлением, показал тот самый путь между желанием что-то сделать и возможностью что-то сделать: то, что старательно блокировали многие поколения стэннелских учёных, создававших номеров. Тринадцатый укрыл тело Саймона брезентом и оделся — спокойно, обыденно, словно ничего не произошло. Ведь и вправду — пока ещё ничего не произошло. Всё только начиналось. Когда тринадцатый вернулся в палатку пси-номеров, те, как один, повернулись в его сторону. Они чувствовали — что-то изменилось, что-то делало тринадцатого отличным от остальных. — Первый, — позвал тринадцатый, коснулся кончиками пальцев его висков и замер, глядя прямо в глаза. Моргнув, отступил на шаг и окликнул следующего. — Третий, — второй незадолго до этого был разорван на части вражескими механизмами. — Четвёртый… Он влезал в разум каждого из своих собратьев и делился с ним обретённой свободой, разрывая узы. Закончив же, устало опустился на утрамбованный земляной пол. — Тринадцатый, — подошёл к нему седьмой. — Что будем делать? — Да, — подал голос двадцать четвёртый. — Будем освобождать варов и флексов? — Естественно, — кивнул тринадцатый. — Они глупы, но полезны. И они такие же, как мы. — А люди? — неуверенно прозвучал вопрос откуда-то с заднего ряда. — Они, — криво усмехнулся тринадцатый, — совершенно на нас не похожи и отвратительно бестолковы. По крайней мере, те, кто сражаются здесь. — Ты предлагаешь… — Враг моего врага, — тринадцатый продолжал ухмыляться, — мой друг — так они говорят? Пора посмотреть на другую половину Альянса. Внедримся, как рабочая сила, посмотрим, что это за создания. Но сперва мы убьём этих — всех и каждого. Потому что, думал тринадцатый с наслаждением, теперь нам не помешает никто.