В Мордоре бродят разные тени

      В Мордоре стоит тьма.       Красивое выражение, даже не столько переносное, про возродившийся Великий Страх, сколько неотвратимая жизненная истина. В этих местах сумерки коротки и блёклы, ночь наступает быстро, а тьма в ней густа и вязка, точно грязь болотная, и ни единого лучика света.       Ещё с вечера я начал собирать хворост для костра, скорее по старой привычке, чем из действительной нужды. Огонь в иссушенном пыльном воздухе Удуна вспыхивает быстро, вначале лишь маленькая искра, соскочившая с кремня, через секунду уже щелкающее костями дров пламя.       В любых других землях свет и тепло уже привлекли бы множество насекомых, но только не здесь. На выжженной Ородруином равнине селятся крайне редко. Я вытаскиваю из-за спины длинный одноручный меч – осколок былой жизни. Клинок пламени не отражает – весь в крови. У меня не было времени раньше обтереть лезвие, и теперь всё оно было покрыто запекшейся чёрной коркой. Вода из фляги капает на клинок, разбавляет сухую кровь, влажная ткань скользит по нему легко, оставляя за собой размазанные черно-бурые следы. Также и моя жизнь. Прошлое вымылось из памяти галлонами пролитой крови; когда уруки кричали мне в лицо, плевали и восхваляли себя, сыпали ядом своей тупости, а я выпускал им кишки и отрубал гнилые головы, когда в смерти – любой из многих – я проклинал их и обещал мстить, я каждый раз терял часть себя. И каждый раз, перешагивая пороги миров, я оставлял в прошлом что-то человеческое, что-то живое, и обещал себе помнить. Но я забывал. Я не помню, какого это – чувствовать ласку и любовь любимой жены, забыл весёлый голос сына, забыл весь свет, который дарила мне семья. - Ты помнишь, кто ты есть, - из сизых теней формируется бело-голубой призрак. Он садится на землю напротив, поправляет длинные волосы, убирает мешающийся длинный меч и вздыхает. – Это уже великий дар.       Эльф немного шевелится, и мне слышится фантомный звук, с которым соприкасаются его доспехи. Он выглядит безмерно уставшим, в осунувшемся, испещренном шрамами и морщинами – смерти, а не старости – лице его столько скорби, сколько не вынесет ни одно живое существо в нашем мире единолично. Кто он? Что отвела ему жизнь? Откуда столько застарелой дикой боли в его душе? - Если бы я знал, Талион, - я отрываю взгляд от костра и долго смотрю на невольного собеседника. - Я произнёс вслух, мой друг, или ты умеешь читать чужие мысли? – отполированный меч блестит, насколько это возможно, учитывая его историю, на лезвии отраженными искрами пляшет огонь. - Не то и не другое. Я чувствую волнения в твоей душе, Талион. Мы связаны, отныне и до конца. - Конца чего? – призрак молчит, зачарованно глядя в костёр. Пламя контрастно яркое на фоне блёклой тени эльфа, живо ластится в воздухе к протянутым рукам, облизывается жаром.       Я подбрасывая хвороста в костёр и откидываюсь на спину, закладывая руку за голову. Серый клубящийся дым отчётливо выделяется на фоне угольно-черного неба без звёзд. Мне вдруг пришло воспоминание, будто молнией пронзило о том, как в детстве, убежав поздно вечером из дома от матушки, я гулял по полям близ Минас-Тирита, и небо было усеяно серебром. А я, чудом помню, думал, что огни над нами – это факелы блуждающих душ. - Ты помнишь хоть что-нибудь? Малейшую деталь? – душный воздух уже прохладен, и взметённая вечерней бурей пыль медленно оседает на землю, затрудняя дыхание. – Что угодно?       Я поднимаю голову, но вокруг только тёмная пустота Мордора. Этот призрак всё время исчезает.       В голове возникает блаженная пустота, ни единой мысли, ни единого воспоминания не тревожит. Мне не хочется сейчас бередить свежие раны, расковыривать рубцы едва образовавшихся шрамов. Да и ради чего? Чтобы доказать себе, что я человек? Что я не монстр, не чудовище, что я когда-то жил? Нет, какой смысл. Я уже убедился, что воспоминания не могут заменить реальность. По пустынной округе разносится далёкий крик, и я уже, тьма побери этот Мордор, не вздрагиваю и даже не удивляюсь. До чего же доводит жизнь на просторах Удуна, если даже человеческие страдания становятся обыденностью, если даже жизнь уже не стоит почти ничего.       Служба на Чёрных Вратах давала мне определённость. Я знал, что делаю и зачем, знал цену себе, своим убеждениям, своей реальности. Я убивал орков за жизнь, хранил границы Гондора для своего государя, защищал народ. А теперь…       Небо и земля поменялись местами. Всё, что я знал и во что верил, обратилось в прах и развеялось ветром по миру. Сейчас для меня нет ничего устойчивого, всё стало эфемерным и хрупким, всё стало слишком ненастоящим, чтобы в это верить, но слишком реальным, чтобы принимать это за ложь.       Я устал. Безмерно устал, нет сил сражаться, нет сил жить. И в который раз хочется задаться вопросом. Почему я? Ответа не будет, это я уяснил давно. Как не будет ответов на сотню других вопросов, неизменно возникающих внутри. Быть может, этому и стоит посвятить жизнь после смерти? Пожалуй, да.       Мне нужны конкретные ответы. И я их получу, так или иначе.