Словно в клетке

Несмотря на насыщенную и разнообразную с виду жизнь, сны Адриана почти всегда единообразны. Ветер треплет его короткие светлые волосы, он бежит по прохладной от недавнего дождя тропинке. Хочет улыбаться, но в тот же самый миг руки врезаются в невидимое, неощутимое препятствие. Он бьёт по нему кулаками, стараясь прорваться вперёд. Но он не может. У него никогда не получается это сделать. Собственный крик гулко ударяется о стены. Тело охватывает сильная дрожь, он падает на пол с кровати, как можно скорее выбирается из-под одеяла и бежит к окну, хватается за рамы будто за прутья золотой клетки из которой, ему кажется, нет выхода. Утреннее солнце светит ему в лицо, а он всё никак не может унять дрожь, не замечает за спиной знакомых голосов взволнованной няни и вечно строгого отца. И внезапно успокаивается, оседает на колени, но дрожит, постоянно дрожит и глотает ртом воздух, пока Натали старается отвлечь его внимание от кошмара. Габриэль же молча хмурится. Комната Адриана почти самая большая во всём доме. Но порой даже высокие потолки и светлые стены давят на него, заставляют прижимать ладони к ушам, жмуриться, мысленно представляя себя на открытом пространстве. Кажется, именно так ему советует делать уже не первый психолог, чьих лиц подросток даже не пытается запомнить, черты со временем всё равно сливаются в один неизвестный и невзрачный образ. Слова этих важных и невероятно серьёзных людей с двумя-тремя высшими образованиями Агресту всё равно мало помогают. Адриан, вечно запертый в своём обманчиво огромном доме, уже давно потерял счёт времени, забыл, что такое настоящая свобода. Ведь сколько бы раз он не рвался наружу, сколько бы не сбегал из-под присмотра отца, ему приходилось возвращаться. Гораздо быстрее, чем он успевал сделать хоть один спокойный глоток свежего воздуха. Фобия, приобретённая в раннем детстве, от этого становилась лишь сильнее. — Зачем ты так стараешься попасть в обычную школу, Адриан? — Габриэль почти никогда не показывает своих эмоций на вечно каменном лице. — Что так тянет тебя туда? — Отец, я… — Он замолкает. Не может сказать того, в чём сам до конца не разобрался. И понимает он эту простую истину в тот миг, когда, оглядываясь, бежит в то самое место, куда обычные дети его возраста ходят почти каждый день. Туда, где он не был никогда в своей жизни. И пусть каменные стены и высокие своды всё так же давят на его плечи, пусть сверстники смотрят на него как на чудака, когда он нелепо отвечает на вопросы учителя. Пусть. Ведь они, не смотря ни на что, улыбаются ему. И даже ради такого, вроде бы, пустяка, он до конца не выдаст дикого страха, подкрадывающегося к нему всё ближе. Он шёл в школу не для того, чтобы очередной замкнутый как клеть квадрат из камня сковывал его. Он шёл сюда, чтобы найти того, с кем он почувствует себя свободным по-настоящему. Где и когда угодно. *** Нино хлопает его по руке в знак прощания. Агрест прекрасно знает, что вернётся сюда вновь уже завтра, что бы отец не думал по этому поводу. Просто вернётся. Просто знает. Но вечный, леденящий страх не отстаёт от него даже здесь. И мгновенно охватывает запястья и лодыжки своими оковами, тянет и тянет, заставляет бледнеть от ужаса, когда вроде бы надёжная и такая приятная дверь не поддаётся его пальцам, не выпускает его наружу. Заперт. Он снова заперт. На отчаянные крики из раздевалки никто не идёт, некому спешить открыть выход. Адриан отбивает себе руки, но даже физическим усилием сломать замок оказывается невозможно. Парень мечется, захлёбывается в немой панике, не находя никакого выхода. Окно закрыто решётками, да даже без этого оно слишком высоко — как не ловчись не допрыгнуть. Он оседает на пол, обхватывая голову руками, но попытки успокоить себя оказываются почти бессмысленными. За тяжёлым и невероятно шумным дыханием он не слышит, как ключ в замке медленно поворачивается, как едва уловимые звуки шагов приближаются к нему. Зато чувствует. Тёплая, совсем маленькая аккуратная ладошка ложится ему на волосы. Агрест замирает, мгновенно замолкая, но от чего-то не смея поднимать глаза. К его фобии примешался страх от того, что кто-то увидел его в этом состоянии. А невидимый пришелец всё сидел и сидел перед ним на коленях, не прерывая хода его мыслей до поры. — Всё хорошо, Адриан. Всё хорошо. — Её голос, мягкий и нежный, внезапно успокаивает его. А девчушка всё гладит его по макушке, ни за что дарит своё тепло и не требует ничего взамен. — Не бойся. Агрест младший поднимает глаза. Да, он не ошибся, признав в собеседнице свою новоявленную одноклассницу с именем, звучащем так же мелодично, как и её голос. Маринетт. Он и сам не понял, по какой причине слабо улыбнулся. И она неожиданно ответила тем же, взяв его руку в свою, тёплую. — Идём отсюда. Тебя здесь больше ничего и никто не держит. — И потянула его за собой, а он просто пошёл следом, не особо заботясь о том, куда эта девушка его ведёт. Она описывала себя невнимательной и неуклюжей. Она считала себя простой, обычной, но по неизвестной причине Адриану вдруг расхотелось, чтобы она когда-либо отпускала его. С ней его страх отступил, вернул ясность мыслей и яркость чувств. С ней было очень спокойно. Небо на улице невероятно синее и чистое. Такой оттенок Адриану особенно нравится, и он не отрываясь смотрит вверх, пока печальные мысли вновь не возвращаются к нему. Он не хочет бояться приходить сюда, но подсознание упорно твердит ему об опасности даже этого места. Он злится на самого себя, за свою слабость и неумение контролировать эти эмоции. Он хочет сделать с этим хоть что-нибудь. Но знай что — давно бы сделал. Перед Маринетт становится ужасно стыдно. И её уже нет рядом, сколько бы он не оборачивался и не оглядывал всё вокруг себя. Печаль становится сильнее, пока он не ощущает что-то в своей ладони, что-то, что заставляет его быстро направиться домой. Строгий выговор от отца он слушал вполуха. Записка, предназначенная лишь ему одному, в этот момент занимала все его мысли, грела надеждой и любопытством, спрятанная во внутреннем кармане. И уже в своей комнате, убедившись, что вокруг нет ни единых лишних глаз, Адриан развернул небольшой листок, читая всего лишь пару строк, написанных ровным витиеватым почерком. Но и их было достаточно, чтобы заставить его широко улыбнуться. Даже будучи запертым в такой огромной маленькой комнате. *** Несмотря на выходной день, желающих покинуть город в такое раннее время почти не нашлось, Адриан оказался на автобусной станции практически один. Он понимал, что пришёл задолго до назначенной встречи, но данный факт его не смущал. Сейчас он готов был подождать. Ещё при вчерашнем телефонном разговоре, когда Маринетт объясняла ему все необходимые детали, она взяла с него слово, что он не сбежит. И он не думал это делать. Прохладный осенний ветерок колышет ровные пряди цвета вороньего пера, заплетённые в два аккуратных хвостика. Девушка за секунду отгоняет от себя привычное смущение и робость, ведь ей предстоит делиться гораздо более позитивным настроем с уже не кажущимся ей чужим человеком. Она замечает его сразу, машет рукой и чуть не смеётся, когда он отвечает тем же без доли раздумий. Они стоят перед раскрытыми дверьми, пропустив всех пассажиров вперёд. Дюпен-Чен не может, просто не имеет права заставить юношу войти внутрь, он сам должен сделать этот выбор, сам должен ступить вперёд. И он ступает. Внутри немного тесно даже для самой Маринетт. Для Адриана это равносильно крошечной клетке. Она ощущает его дрожь, когда держит его за руку, чувствует тяжелое дыхание, когда они садятся на свои места. Но он садится сам. Он не бежит и дело вовсе не в обещании. Автобус несётся вперёд по светлеющей улице. Несколько минут — и пейзаж за окном меняется, высотных домов становится всё меньше, зелени — больше. Агреста трясёт, он сильно сжимает ладонь своей спутницы и зажмуривает глаза. Но не стремится встать, разбить злосчастное стекло и выпрыгнуть наружу. Она кладёт ему руку на голову и он успокаивается. Сейчас страх уступает её солнечному теплу. Они несутся всё дальше и дальше. Однотонная магистраль не угнетает, им достаточно просто смотреть вперёд и ждать. Юноша умиротворённо и тихо разговаривает с ней или просто молчит. За эти короткие несколько дней он успел узнать о девушке многое, как и она о нём. Адриан абсолютно точно понял — она никогда не предаст его. Не заставит испытывать страх. Оклик водителя оба слышат сквозь лёгкую пелену дрёмы. Маринетт не говорит ни слова, улыбается и ведёт его за собой как и в тот раз. Дорожка под их ногами постепенно сужается, становится едва заметной, но они не останавливаются. Адриан ловит руками каждую веточку, каждый стебель, до которых может дотянуться. Сердце никогда не билось так ровно, на душе никогда не было так спокойно. В мыслях промелькнуло давно забытое воспоминание. Женщина с длинными золотистыми волосами и глазами свежей зелени, кажется, улыбалась ему точно так же. Тогда не было этого страха, тогда он последний раз ощущал свою свободу. Дюпен-Чен пришлось отвлечься от зарисовок и записей, вздрогнуть от неожиданности. Адриан обнимал её со спины осторожно, но сильно, пряча в её волосах свои эмоции. Он дрожал, но вовсе не от страха. Неслышные слёзы парой капель скатились по её одежде, упали в траву и смешались с утренней росой. Девушка накрыла его ладони своими, позволяя стоять так ровно столько, сколько нужно было. — Спасибо. — Его голос хриплый, но до сих пор приятный, тихий. И девушка понимает, что он сейчас улыбается. По-настоящему. — Спасибо, Маринетт. И она улыбается в ответ, глядя в синее осеннее небо. Они смеются, до слёз и сквозь слёзы. Он снова весёлый, снова разговорчивый, каким хотел хотя бы казаться при их первой встрече. И он живой. Действительно живой. Пара долго гуляет по заповедному лесу. Маринетт заставляет его слушать пение птиц, журчание маленького ручья, на который они случайно наткнулись по пути. И Адриан искренне рад её рассказам, рад дополнить их своими словами и позволить себе безобидные шутки. Они глядят вниз, на дно оврагов, поросших многолетней травой, рассматривают интересные узоры на деревьях, ищут, но не рвут красивые запоздалые цветы. Он дышит свободно, полной грудью, камень с его души давно откинут. Она же больше не чувствует смущения и неловкости, находясь рядом с ним. Они уловили это спокойное течение и просто нырнули в него, становясь самими собой хотя бы здесь. Она, кто показал ему настоящую свободу, за пару мгновений жизни стала тем, кого он давно потерял и старался отыскать вновь почти всю свою жизнь. Юноша шаг за шагом, день за днём забыл о давящих стенах, о потолках, кажущихся ему слишком низкими. Она держала его за руку, она была рядом, она смеялась вместе с ним. И однажды он с размаху пробил незримое препятствие на своём пути, продолжая бежать по сырой лесной тропинке, и спокойно проспал до утра.