Цена свободы

      Вернувшись в поезд, Джейкоб, разбитый и опустошенный, сразу попадает в безумную круговерть дел и заданий, накрывших его с головой. Он хочет забыться и не думать о театре Альгамбра. Стереть из памяти весь этот хаос, огненный ад, самую настоящую огненную геенну, крики и вопли сгорающих заживо людей, резкий, удушающий, тошнотворный запах горелой плоти и палёных волос, едкий дым, застилающий глаза, танцующие языки пламени, что оставляют ожоги своими жгучими касаниями. Хочется забыть и чёртов поцелуй от Максвелла. Человека, которому дозволено всё. Он словно бы бросает Джейкобу вызов этим жестом. Показывает, что он действительно может всё. Но чего Фрай не понимает до сих пор, так это то, зачем же Рот пошел на такой шаг. Он же знал, что Джейкоб его достанет. Тогда зачем?... Фраю столь сильно хочется отмотать время вспять и послушаться Иви, которая советовала брату не идти на встречу с главой Висельников, и это терзает его на протяжении всего этого времени. Но Джейкоб не слушал. Он всегда всё делает по-своему, желает чувствовать свободу и осознавать, что ему можно всё. Что он и может всё! Фразу «всё дозволено» он воспринимает прямо и однобоко. Он подобен Максвеллу, на этом они сошлись. Они одинаковые — бесшабашные ценители свободы. Джейкоб так думал, верил в то, что наконец нашел человека подобного ему. С Ротом было легко, он понимал Фрая, их приключения заставляли ассасина светиться от радости. Он не один такой! Его понимают, поддерживают!.. Но всё это мираж, растаявший при ближайшем рассмотрении. Максвелл чудовище. Одержимый насилием и удовольствием, он смешивает это и с садистским наслаждением наблюдает. И нет для него большего удовольствия, чем осознания вседозволенности и созерцания страданий других. И Джейкоб вновь попадает в ловушку предательства и разочарования в людях. Как тогда, с Перл Эттуей, которой он всецело доверился и был обведён вокруг пальца, как последний мальчишка. А Максвелл насладился последним представлением. Последним шоу, который был для него самым сладким и упоительным. Балансируя на грани жизни и смерти, чувствовать на своих губах её вкус и дыхание, только не ледяное, а горячее, опаляющее, а вокруг звучит музыка для ушей безумца — крики, а окружение тонет в огне.       "Сотрите эту картину из памяти!" — мысленно стонет Джейкоб, терзаясь чувством вины. Он возвращается в поезд сокрушенный и поверженный. Ведь именно в этой битве победил Рот, добившийся своего. Он совершил, что хотел. И Джейкоб не смог ему помешать. Не смог почти никого спасти. Все на его совести. И теперь Фрай боится возвращаться в поезд. Он как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть от любого прикосновения. В поезде Иви. И одного её «я же говорила» должно было хватить на то, чтобы Джейкоб взорвался. Впрочем, так и случается. Иви не поддерживает брата. Она словно не замечает, в каком состоянии возвращается Джейкоб, и с порога обрушивает на него град информации, упрекает брата в его ошибках и грузит предстоящими делами. Она цитирует Платона, которого цитировал отец, но Джейкобу этого хватает с лихвой. Он ненавидит, когда Иви так делает. Это бесит, доводит до кипения, и сестра это знает. Но она давит на больное, не понимая и не зная, что именно чувствует Джейкоб. Девушка считает, что брат не может столь сильно переживать. Что на нем душевные раны заживают, как на собаке. Да все это полная ерунда. Сейчас важна лишь плащаница. Всё остальное может подождать. И после этого Джейкоб не выдерживает. Ему просто сносит крышу. Накопленные за всё время пребывания в Лондоне эмоции вырываются наружу, бурным потоком смывая всё на своем пути. Он кричит, выплёскивает все свои чувства на сестру. Фразу «отец умер!» он произносит уже срывающимся голосом, заставляя сестру отшатнуться, и та уже не знает, что сказать. А Джейкоб пытается взять себя в руки. И прикладывает на это все свои силы. И к мистеру Дизраели и его жене он уже идёт с извечной улыбкой на душе. Никакой свободы. Он запирает истинные эмоции внутри себя, держит себя в суровых рамках, не давая себе слабину. Иви права и тут. Сейчас это должно отойти на второй план. Если не на третий. Но как же хочется вновь побыть самим собой, чувствовать эту переполняющую тело легкость! Но времени нет.       После сумасшедших гонок по городу, наконец, находится совсем чуть-чуть времени отдохнуть. Скоро бал у королевы, но Джейкобу были необходимы минуты тишины. Он возвращается в пустой вагон усталый и опустошённый. Агнес там не наблюдается. Видимо, женщина отправилась за покупками, на что Фрай облегченно вздыхает, стирая со своего лица привычное выражение и легкую полуулыбку. Он падает на диван с громким и протяжным вздохом и не верит, что может насладиться минутами драгоценной тишины. Но совсем скоро Джейкоб ловит себя на мысли, что лучше бы этой тишины не было. Пока он был частью сумасшедшей жизни большого города, ходил на безумные миссии и сражался на улицах с врагами вместе с верными Грачами, он не думал о том, что было ранее. Ровно как и не думал о себе. Он сливается с окружением, и мысли его направлены лишь в одно русло, стремясь к поставленной цели. Но не сейчас. В данную минуту не было вокруг ничего и никого, что могло бы отвлечь или заставить забыться. Кроме, разве что, крепкого эля, стоящего на сейфе. И это действительно лучшее лекарство в данной ситуации.       Джейкоб не знает, сколько проходит в такой тягучей и плотной, словно кисель, атмосфере. Она давит на ассасина вместе со стенами, кружит голову, в которой звучит музыка из адского театра. Перед глазами пляшут огненные всполохи, стучит вместе с кровью в висках громогласный вопль: «сжечь, сжечь, сжечь!» и предстаёт перекошенное от гнева лицо Рота. Горячая жидкость жжёт изнутри, и кажется, что это вновь из-за пожара, из-за едкого дыма и адского жара, который выжигает изнутри всё. Затуманенный крепким алкоголем разум кружит голову, создаёт всё более и более яркое наваждение, пляшущее перед глазами огненными языками пламени и цветными пятнами, и хочется открыть глаза, сделать глоток свежего воздуха, увидеть перед глазами любое дружественно настроенное лицо, вздохнуть и заметить, что следы от ожогов почти исчезли, и всё осталось в прошлом. Джейкоб никогда не думал, что какая-то миссия сможет оставить на его душе столь глубокий след. Так же он не думал, что настанет момент, когда он не справится. Когда его промах обойдется ему во множество невинных жизней. — Мистер Фрай, проснитесь! — раздаётся над ухом звонкий голос, а прикосновение холодной ладони к горячей руке ассасина действует на последнего отрезвляюще и помогает Джейкобу вернуться в реальность. Вынырнуть с громким вдохом, словно с самого дна Темзы. Фрай подскакивает с дивана, ошарашенно глядя на склонившегося к ассасину молодого человека в замысловатом цилиндре с вышитой на нем буквой «В». — Ах, простите мне мою дерзость, милорд! Я, кажется, не вовремя!       Восклицает он наблюдая за тем, как Джейкоб трёт глаза. Роберт Топпинг, известный лондонский букмекер, отходит назад на несколько шагов и останавливается только тогда, когда напирается на заваленный бумагами стол вместе со стоящей на нём фарфоровой вазочкой, которая тут же начинает шататься, грозясь в любую секунду с громким треском разбиться. И разбилась бы, если бы не ловкость Роберта, которой бы мог позавидовать любой. Букмекер останавливает вазу одним движением и, осторожно, проведя тонкими пальцами по узорам на ней, ставит на место. — Пустяки, — встряхивает головой Джейкоб, прогоняя прочь из головы проклятое наваждение, которое оставило после себя неприятное ощущение на душе, выжженную пустыню в горле и цветные пятна перед глазами. Хотя, всё это было скорее последствием алкоголя. — Не извиняйся ты за такие пустяки. Тебе у нас всегда рады. — О! Я счастлив это слышать! — улыбается тут же Роберт, поворачиваясь к Джейкобу, который, пошатываясь, бредёт к столику Агнес за графином воды. — Я пришел навестить Вас, милорд. Я в восхищении! Про Ваши деяния говорят все, кому не лень! Город стоит на ушах! Но Вы давно не радовали ни меня, ни зрителей своим присутствием на ринге. Да и в поезде Вас было не застать. — О-о-о, — тянет с ухмылкой Джейкоб, делая глоток воды. И она, вместе с улыбкой Роберта и его сияющим жизнерадостным лицом, приводят Фрая младшего в привычное для него состояние. А значит можно жить. — Что, Роберт, скучал по мне? Джейкоб насмешливо вскидывает бровь и отставляет стакан с водой на место, наблюдая за реакцией гостя. Тот сначала чуть мнётся, а потом начинает смеяться, привычно подбрасывая монетку. — Вы как всегда проницательны! Ничего другого я от вас и не ожидал!       Роберт смотрит на Джейкоба с немым обожанием и огромной долей уважения и неприкрытого ничем восхищения. Оно отражается в глазах вместе с озорством и извечным оптимизмом. Так же как и у Джейкоба. Фрай часто замечает, как смотрит на него Роберт. Сначала только на ринге. На каждый удар Джейкоба, у Топпинга перехватывает дыхание, а сердце учащает свой бег. Наблюдение за боем сносит букмекеру крышу, и он на эмоциях, разгоряченный, слишком эмоциональный, рукоплещет, кричит, подбадривает Фрая и никогда, никогда не сводит с него взгляда. Сначала с его точных ударов, с его плавных движений, после же замечает в такие моменты довольную улыбку на лице, каждый кровоподтёк, свежий синяк, рану, шрам. Не сводит взгляда и с обнаженного торса. Он в восхищении, пораженный до глубины души идеальными выигрышными раундами. В такие моменты букмекер не осознает, что говорит, и приходит в себя лишь тогда, когда бой заканчивается, а все раунды выиграны. Только тогда можно выдохнуть. Подойти к победителю, крепче сжать его руку, от всей души поздравить с победой и громогласно объявить чемпиона с таким отраженным на лице счастьем, будто победителем являлся сам букмекер. И Джейкоб всё это видит и примечает. И сам позже наблюдает за Робертом. Он прекрасно слышит его звонкий смех, очередной слишком громкий выдох и восторженные вопли. Джейкоб частенько отвлекается на то, чтобы посмотреть на выражение лица букмекера. Как тот, подобно мальчишке, наблюдает за боем, широко раскрыв рот, не мигая, чтобы запомнить каждую деталь. И Джейкоб доволен и счастлив, что он может завладеть всем вниманием этого человека, который повидал очень многое в своей жизни. Он смотрит только на него. А Джейкоб в ответ улыбается. Только для него. И отвлекаясь на Роберта, он частенько умудряется пропустить удар. Но это такие мелочи и пустяки! Все эти люди, что выходят на ринг, никогда бы не смогли победить Джейкоба. И Роберт это знает. Но всё равно он не теряет интереса от боя. Всё так же наблюдает с абсолютной мальчишеской реакцией за происходящим. Топпинг сначала приходил в поезд просто так. Поближе узнать новых друзей, чтобы завести новые знакомства и полезные контакты. Взаимовыгодное сотрудничество, да ещё и с приятными его сердцу людьми. Но с каждым новым приходом, с каждым новым разговором с близнецами, он проникался к ним всей душой. И если Иви была слишком серьёзной, да ещё и в наглую Роберта игнорирующей, то с Джейкобом всё было иначе. Ассасину тоже всегда были приятны разговоры с известным лондонским букмекером. С ним он может говорить, что хочет, быть собой, и Роберт обязательно его поймет. Они одного поля ягоды. Они могут говорить ни о чем часами, не замечая, как пролетает время за шутками то одного, то другого. И скоро Роберт приходит только к Джейкобу. Сам же ассасин стал всё чаще сбегать на ринг. Не только, чтобы выпустить пар и развлечься, но и чтобы подзарядиться позитивом от Роберта. Своей жизнерадостности, конечно, и так по жизни хватало. Джейкоб всегда умел видеть в любой мелочи что-то хорошее. То, что могло его порадовать. Но всё же, если Джейкоб особо взвинчен, то именно Роберт возвращает ему душевное равновесие. С ним было легко. И, думая об этом сейчас, Джейкоб неосознанно проводит аналогию с Максвеллом, сравнивая ощущения, которые оказывались слишком разные. С Ротом ты словно ходишь по острию ножа, играешь с огнем, который, если не удержишь в руках, обожжёт тебя в любую секунду, и ты прекрасно это знаешь. В случае с Топпингом было иначе. Такой человек, как он, никогда не сможет никого обжечь. Он не встрянет в конфликты. А если и встрянет, то утечёт, словно вода, смывая за собой все следы, или растворится в воздухе, унесётся ветром, оставив после себя лишь размытое ощущение присутствия. — Я тоже рад тебя видеть. На самом деле, мне не хватало твоего присутствия, — после долго молчания говорит Джейкоб и плюхается на диван, жестом призывая Роберта сесть рядом с ним. Букмекер незамедлительно так и поступает. — Я польщен слышать от Вас такие слова. Могу я поинтересоваться у Вас, где Вы пропадали столь долгое время? — А что, в городе об этом разве не говорят? — ухмыляется Фрай. — Говорят! Но я бы хотел услышать это из первых уст. Причем... — букмекер понижает голос до заговорщического шёпота и красноречиво глядит на Джейкоба. — Судя по стойкому запаху алкоголя, кто-то очень долго и много пил. И в этом случае все указывает на Вас. Что у Вас случилось?       Улыбка слетает с лица Джейкоба так быстро, что невольно проскальзывает мысль, а была ли она вообще. Роберт, сразу понявший, что эту тему лучше не поднимать, тут же думает быстро перевести тему в иное русло, но Фрай жестом просит ничего не говорить. — Просто я облажался. Доверился не тому человеку, и в результате этого пострадали люди. Много людей. — Вы, я так понимаю, про пожар в театре Альгамбра? — сразу понимает его Роберт. — Весь город активно обсуждает это. Но так же свидетели говорят, что жертв было бы намного больше, если бы не кто-то из гостей театра, — под красноречивым взглядом букмекера Джейкоб хмурится и поджимает губы. И молчит, что так ему не свойственно. — Милорд, я знаю Вас достаточно хорошо, чтобы иметь смелость сказать, что без Вас всё было бы хуже. — Без меня, мой дорогой Роберт, этого вообще бы не было! — цокает языком Джейкоб, поворачиваясь к букмекеру. — Давайте смотреть на вещи шире! — оптимистично хлопает в ладоши тот. — Вы же так всегда и делаете. Зато вы избавили Лондон он очередного страшного человека! Висельники теперь лишились главаря и не представляют угрозы. И всё благодаря Вам! Жители Лондона скажут Вам спасибо. Знаете, как говорят, всё, что не делается — всё к лучшему. — А ты у нас, оказывается, помимо букмекерства, еще и частным психологом подрабатываешь? — вскинув бровь, усмехается Джейкоб. — Что Вы, милорд! Только ради Вас! — улыбается букмекер. — Ага. Конечно. Многих ты откачал от горя? Ты всегда легко находишь подход к людям и знаешь, что их гнетёт. — Ещё бы! С моей-то работой! Знаете, сколько разгневанных людей я встречаю за день? Каждого надо утихомирить. Впрочем, я уже привык. Ничего нового. — И где же у тебя столько сил берется? — Оттуда, откуда и у вас. Милорд, Вы же сами говорили, что мы довольно похожи, — дельно замечает Роберт, серьёзно глядя на Фрая, у которого от необычайно проницательного взгляда светлых глаз по коже гордо шествовали целые легионы мурашек. — Пофигизмом? — скептически и не очень радостно отзывается ассасин. — Свободой! Вам же, наверное, этого и не хватало? — отвечает Роберт, махнув в нетерпении рукой, словно поражаясь такой недогадливостью Фрая младшего. — Даже не могу представить, откуда тебе это известно, — ошарашенно качает головой тот, почти что с отвисшей челюстью. —Что ж, я прав. Вы любите рисковать, Джейкоб. Поэтому пошли к тому человеку. Хотя что-то подобное той самой свободе, Вы ощущаете и у меня на ринге. Стоило ли далеко ходить? — Тогда я думал, что стоило. Новый союзник, новые приключения. Больше риска... Ты действительно прав и попал в десятку. Сейчас мне кажется, что я просто попал под некое очарования Рота... Ему сложно было противиться. Неудивительно, что он берет всё. — Знаете, милорд, но Вам тоже сложно отказать, — смеётся Роберт и начинает раскачиваться взад-вперед. — Вам уже говорили об этом? — Да. Была одна девушка в пабе на днях, которая просто не могла мне отказать принести выпивку. Потом, некоторые похищенные мною люди не решались меня послать, когда их ребра щекотало лезвие клинка. Так что... думаю — да, — загибает пальцы Джейкоб, прикидываясь, что с трудом вспоминает все случаи, коих действительно было немало, но которые Фраю было лень вспоминать. — Я уверен, что и без выпивки Вам девушки тоже не отказывают! — Ага. Только на Иви это не распространяется, — хмуро замечает Фрай младший. — И не говорите, милорд. Она сложная девушка, — грустно вздыхает Роберт, качая головой. — О-о-о-о. Что тут у нас? Неужели в той лаборатории между вами что-то было, хмм? — пьяно улыбается Джейкоб и придвигается ближе. Он приобнимает Роберта, чуть посмеивается и заговорщически смотрит на букмекера, слегка вздрогнувшего от неожиданности. — Но, увы, я вынужден тебя разочаровать, Роб. Иви уже занята. — Что Вы, милорд! Я и не думал! — отнекивается Топпинг и машет руками в знак протеста. — Мне никак не понятны её мотивы, касающиеся игнорирования моей скромной персоны. — Да брось! Если бы она тебя игнорировала, ты бы для неё вообще не существовал. А так она с тобой даже говорила несколько раз, — ухмыляется Джейкоб. — Да тебя же невозможно игнорировать!       Роберт не успевает ответить, а после вообще забывает, что хотел сказать. Пьяный Джейкоб, всё с такой же блаженной не то улыбкой, не то хитрой ухмылкой, наваливается на хрупкого букмекера, кладёт голову ему на плечо и утыкается носом ему в шею, заставляя Роберта замереть на месте, боясь даже вздохнуть. Он медленно выдыхает, толком не зная, что ему делать, чувствуя своё ускоренное сердцебиение и жар, исходящий от Джейкоба. — Ро-о-об, — пьяно тянет он, крепче обнимая букмекера. Последнему даже кажется, что Фрая развозит с каждой минутой всё сильнее. — Если бы ты знал, как мне сейчас хорошо! Спасибо, что пришёл... — Я... Это... П-пустяки, милорд... — чуть запинаясь, ошарашенно бормочет Роберт, совершенно растерянный.       Для подвыпившего Джейкоба это не было никакой игрой, хотя ему нравится это чувство хождения по острию ножа. Он балансирует на границе с бессознательностью и думает, а не послать ли ему всё к чёрту и прыгнуть в пучину эмоций. Хоть раз в жизни попробовать сделать шаг навстречу настоящей свободе, переступить через все рамки и принципы, почувствовать, что ты можешь всё. Максвелл пытался ему это показать, но Джейкоб не видел, не хотел. И даже если бы ему дали второй шанс, и желанное чувство свободы было бы совсем рядом, стоило бы только переступить через свои моральные убеждения и чувство долга, Джейкоб бы всегда, всегда принимал единственное правильное для него решение. То, что делает его человеком. И это его отличает от Рота. Ту свободу можно получить иными методами, а так же можно видеть это чувство в малом. Тогда цена свободы ещё выше и дороже.       И Джейкоб пытается понять, почему именно в Роберте он может ощутить это малое, но ценное чувство, заставляющее кружиться голову и быстрее стучать сердце. Тело наполняет ещё большая легкость, и появляется ощущение падения с огромной высоты. Как при прыжке Веры, только летишь ты вглубь неведомых ранее эмоций. И это ощущение полёта, странной легкости и расслабленности, и было для Джейкоба свободой. — Да пошло оно всё к чёрту! — хрипло выдыхает он и легко целует сидящего рядом с ним букмекера. Целует медленно и неспешно, наслаждаясь чувством полета, с удивлением отмечая, что Роберт неуверенно ему отвечает, видимо, всё ещё пребывая в ступоре.       С каждой секундой букмекер смелеет, выпускает на волю больше эмоций. Он крепче обнимает Джейкоба, водит руками по его спине, прижимаясь к нему всё сильнее. Джекойб зарывается пальцами в короткие тёмные волосы, сбрасывает мешающую шляпу и растворяется в накрывающих с головой эмоциях, бурным неистовым потоком смывающих все ограничивающие Фрая рамки. И почему-то кажется, что Роберт сам был этим самым потоком. Быстрым, неистовым, мощным. Хотя минуту назад казалось, что он подобен спокойному тихому морю, что кажется парадоксальным с такой-то буйной и неудержимой натурой. — Милорд, я... — хрипло выдыхает Роберт, когда они оба, разгоряченные, тяжело дышащие, отрываются друг от друга. На щеках у Топпинга алеет румянец, поразительно ему идущий, а взгляд затуманен, как после трёх кружек эля. — Да ладно... я это сделал... — не веря в произошедшее, выдыхает Джейкоб, чувствуя себя трезвее, чем минуту назад. Намного трезвее. Он всё ещё не может отдать себе отчет в собственных действиях и не верит в случившееся. А в голове вертится лишь одна мысль, которую Фрай пытается загнать в угол: «О, Господи! Что же я натворил-то, а?!» — Очень надеюсь, что ты меня не пошлёшь. И не ударишь. Мне кажется, ты можешь больно бить, если захочешь. Не просто так ты говорил, что мог сам выйти пару раз на ринг. — Нет... Вы... — несколько раз моргнув, отвечает Роберт, прилагая всё больше усилий, чтобы прийти в себя. А по Джейкобу, кажется, такого не скажешь. В нём всё было как обычно. Всё та же активность, всё та же насмешливая манера речи и, на первый взгляд, бодрый голос, в котором можно было услышать тонкие отчаянные нотки. Он словно бы говорил: «Кажется, мне конец». — Все никак не могу понять, почему ты мне сразу не врезал? — продолжает говорить Джейкоб, не слушая вялых хрипов букмекера. — Надо было. Ой, надо было. Ты вообще в норме? — Милорд, всё в порядке, — собрав все силы, выдыхает букмекер. — Я приду в себя. Просто слишком долгое время мог лишь в немом восхищении наблюдать за вами и вашими поступками. И мог рассчитывать лишь на мимолетные встречи с недолгими разговорами. Так что я всё ещё пребываю в легком шоке, который, я надеюсь, скоро пройдёт.       Роберт вновь натягивает на себя свою извечную улыбку, поднимает с пола шляпу и кладет её себе на колени. И смеётся, качая головой под изучающий взгляд Фрая. — Ро-о-об. Что-то ты не договариваешь. Я же знаю, что ты с меня глаз на ринге не сводишь. А сейчас уставился в пол. Смотреть не на что? Так я могу исправить!       Желаемого эффекта этой фразой Джейкоб достиг, хоть он и просто шутил. Роберт подскочил на своем месте, залившись краской, и выронил свою шляпу, сталкиваясь взглядом с Джейкобом. Тот смотрит, не мигая, с хитростью и усмешкой, напоминая в этот момент Роберту лиса. Но что-то не очень хочется букмекеру ассоциировать себя с курицей, которой пришел полакомиться этот самый лис. — Милорд, я... Мне... — Джейкоб. Зови меня Джейкоб, — прерывает его снова ассасин и кладет руку букмекеру на плечо, не разрывая зрительного контакта. Он растягивает слова своим мелодичным голосом специально, чтобы Роберт его повторил. Но у того просто перехватывает дыхание. Ему сложно так сразу забыть о всякой вежливости. В отличие от Джейкоба, он придерживается правил морали и вежливости. И так сразу перешагнуть через себя, пусть и с человеком, которому он мог бы доверить всё, и даже самого себя... — Но что Вы! Это... — Джейкоб. — Но... — Повтори, — требовательный голос звучит чётче и сильнее, без прежней мелодичности. Теперь это одновременно и просьба, и приказ. Что-то в этом голосе заставляет сердце стучать ещё быстрее, а пронизывающий взгляд зелёных глаз заставляет кожу покрываться мурашками, а где-то в низу живота — ощутить слабость. — Ну же, Роб! — в нетерпении говорит Джейкоб, похлопав Топпинга по плечу. — Но я же не могу так сразу... — Можешь. Хотя бы наедине. Повтори. — Джейкоб... — выдыхает наконец он и наблюдает, как счастливо расплывается в довольной улыбке Фрай. — Во-о-от, — тянет он. — Правильно! Так и надо! А теперь скажи мне, что ты меня всегда так взглядом-то прожигаешь, а? — Я могу задать Вам встречный вопрос, — не остаётся в долгу Топпинг. Джейкобскую поправку «тебе», он словно бы и не замечает. — Я же всё вижу и замечаю, таким уж жизнь сделала. Даже мама всегда говорила, что у меня талант к примечанию всяких вещей. Но я что-то отвлёкся. Сколько раз Вы получали по зубам из-за того, что глядели на меня? — М-м-м-м. Десять? — задумчиво тянет Джейкоб, постукивая себя пальцем по подбородку, делая вид, что вспоминает точную цифру. — Нет. Двадцать? — Право слово, милорд! Больше! Намного больше! — Джейкоб, — поправляет его Фрай. — Джейкоб, — кивает букмекер, взглядом сообщая ассасину, что привыкнет разговаривать с ним без вежливых оборотов и обращений. — Тогда раз мы с тобой такие наблюдательные, то скажи мне, почему мы сразу не поговорили на эту тему? Мы идиоты? — Никогда не думал о Вас в таком ключе... — О себе наверняка тоже, — ухмыляется Фрай. — Ладно. Проехали. Только скажи мне одно. Ты точно не пожалеешь? Всё же восхищение восхищением, но ты же знаешь, что... — Знаю, Ваша сестра говорила, что Вы ходячее бедствие. И нет. Я не пожалею. — смеётся Роберт. — Эй, Роб! Я настоятельно советую тебе подумать! — Джейкоб глядит на него скептически, словно бы не замечая, что Топпинг придвинулся ближе. — Ваша сестра говорила, что Вы совершенно не думаете. Я тоже попробую, — медленно говорит он, обжигая горячим дыханием лицо Фрая, и чувствует как руки ассасина обнимают букмекера за плечи. — А ты её больше слушай! — фыркает Джейкоб. — И да. Спасибо тебе, Роб. Я не жалею, что ты пришел. — Ох, какие пустяки, милорд! То есть... Не за что, Джейкоб, — шепчет он напоследок и накрывает губы Фрая своими.       А Джейкоб ловит себя на мысли, что предстоящую миссию по убийству Старрика он точно не провалит. Вернув уверенность в себе, он не может допустить и мысли, что у них ничего не выйдет. Почему-то Джейкоб считает все, произошедшее сейчас, добрым знаком. Открыв для себя суть свободы, ему кажется, что Лондон будет освобождён от гнёта Старрика благополучно. Джейкоб уже сбил цену освобождения этого города. А Старрику не понять этого чувства. Уже никогда.