Открой мне глаза

«Здравствуй, Тони, у меня всё хорошо…» — рука дрожит, когда Стив выводит послание к тому, кто никогда его не прочтёт. Кажется, он плачет. Ручка с тихим стуком выпадает из ослабевших пальцев и катится по столу, замирая на самом краю, и Стив не находит в себе сил снова взять её и продолжить письмо в никуда. Точно так же замер на краю и сам Роджерс, только внизу его ждёт не знакомый пол квартиры, а полная отчаянья и тоски пропасть в сотни метров, из которой ему никогда не выбраться. По крайней мере, самостоятельно. Но рядом с ним сейчас нет ни одного человека, что помог бы ему, подал руку, а потом подставил плечо, когда Стив начнёт снова крениться вниз. Когда-то таким человеком был Тони, и хотя их отношения напоминали поговорку «слепой ведёт слепого» (потому что слушать друг друга они не желали категорически и постоянно поступали назло), это были лучшие отношения в жизни Стива. Не то чтобы у него было действительно много отношений, но первая любовь окончательно сошла на нет, когда Стив пришёл проведать постаревшую Пегги. Ему было больно смотреть на её морщины, слушать сухой и ломкий голос, держать дрожащую ослабевшую руку в своих руках — больно, но не смертельно. Смертельным оказалось сообщение о том, что сердце Тони не выдержало. Стив корил себя в том, что позволил бросить Тони одного в этот тяжёлый для них обоих час. Более того, он даже не пришёл к Тони в больницу (хотя та же Наташа вполне могла организовать ему встречу тет-а-тет), ведь был слишком занят другими делами. А теперь ему оставалось лишь издалека смотреть на похоронную процессию да слушать бесконечные торжественные речи о том, каким хорошим парнем был Энтони Эдвард Старк. И все вели себя так, словно смерть Тони не потрясла весь мир, словно не он был единственным фактором, останавливающим США от массового использования костюмов Железного Человека. Однако Стив был уверен, что Тони предусмотрел свою смерть давным-давно и оставил на этот счёт надлежащие указания. «Знаешь, Тони, мне очень жаль, что всё это дерьмо произошло именно с нами», — слова ложились сами по себе, однако бумага оставалась девственно чиста — Стив боялся доверить их кому-то ещё, кроме себя и самого Тони. Конечно же, Тони ответил бы что-нибудь вроде: «Ба! Не могу поверить своим ушам — Капитан Америка позволил себе пару грязных словечек». Тони просто не мог иначе.

***

Суперсолдатам не снятся кошмары. Да и дьявол с ними, с кошмарами. Стив как-нибудь сумел бы справиться со страхом и отчаяньем, которые у него всегда ассоциировались с кошмарами. Стив бы справился со всем, кроме одного: Тони больше нет. Некому больше шептать слова любви, не боясь, что его поймут не так; некому больше залпом пить холодный кофе, не отрываясь от конструирования очередного шедевра; некому больше спорить с Джарвисом и Пеппер по поводу ненормированного графика, а потом шутливо просить прощения, прячась за спиной Стива, — этого человека больше нет. И Стива тоже больше нет. Осталась лишь пустая оболочка, делающая вид, что всё в порядке. «Всё нормально, Сэм, правда». — «Я понял, кэп. Ладно, ты знаешь, где меня найти». — «Спасибо, что беспокоишься обо мне». Хотя ни черта не было в порядке.

***

Господи, лучше бы ему снились кошмары. Потому что на самом деле Стиву снились нежные прикосновения и поцелуи, столь желанные и одновременно столь ненавидимые после пробуждения, снился довольный смех, жаркий шёпот в ночи — смысл слов постоянно ускользал от его взбудораженного разума — и полный желания взгляд, и так тепло от этого становилось в груди, что просыпаться не хотелось никогда. Изнывая от похоти и неудовлетворённости, Стив стягивал с себя лёгкие спортивные штаны, проводил руками по груди, не торопясь спускаться ниже, и представлял, как Тони медленно целует его ключицы, вбирает в рот то один сосок, то другой, посасывая их, потом спускается к животу, проводя по прессу сухими мозолистыми пальцами, оттягивает резинку трусов — на этом моменте с губ Стива срывался едва слышный вздох — и вбирает в рот головку члена. — Тони… — Да, Стив? — на губах Тони играла пошлая улыбка, когда он поднял голову. — Скажи это так, как умеешь только ты. — Трахни меня, — простонал Стив, цепляясь за простыню, словно утопающий. — Громче, — требовательно произнёс Тони, стягивая со Стива бельё. — Трахни меня, Тони! А потом сил Стива хватало только на то, чтобы не закричать от удовольствия — настолько потрясающим был их секс. Прикрыв глаза и медленно проводя рукой по члену, Стив вспоминал, как потрясающе хорошо ощущались в нём пальцы Тони, каким горячим и жадным был его рот и как потом сам Стив старался доставить удовольствие партнёру — получалось сначала неловко, а потом всё лучше и лучше. Чередуя поцелуи с укусами, от которых он распалялся только сильнее, Стив вот так же сжимал член Тони в своей руке, вот так же бессвязно шептал его имя, а потом насаживался до упора и, слыша одобрительные стоны, в которых едва можно было различить знакомые слова, двигался так, как нравилось им обоим. Кончив себе на живот и руки, Стив откинулся на пропитанную потом подушку и зажмурился. То, что он делал, было очень неправильно. Неправильно и при этом так желанно, словно эти пару минут Тони действительно был рядом с ним, и Стив мог прикоснуться к его лицу, сцеловать улыбку с любимых губ, в очередной раз уколоться о бородку и крепко-крепко обнять, как не обнимал никого в жизни. Когда эйфория отступала, Стив снова погружался в пучину отчаянья.

***

«Надеюсь, Тони, у тебя всё хорошо, — Стив сверлит мрачным взглядом замершую на краю стола ручку, к которой не прикасался со вчерашнего дня, — потому что у меня всё дерьмово. Дерьмово так, что хочется выть». Стив меряет широкими шагами расстояние от стола до окна, а потом обратно, пытаясь сосредоточиться на насущных проблемах, но то и дело возвращается к мыслям о Тони. Его мимика и жесты, его голос, чуть сгорбленная спина, когда он знает, что никто посторонний не может его увидеть, его внимательный взгляд и руки инженера — теперь Стив всего этого был лишён из-за собственного упрямства. Конечно, вряд ли Пеппер легко пережила смерть своего босса, умеющего умевшего возвращаться даже с того света, но Стив давно перестал задумываться о чужой боли, всецело поглощённый собственной. «Дай мне знать, если ты по-прежнему веришь в клятву “вместе даже на том свете”, потому что я так устал, Тони, я так устал…» Я так устал ждать.

***

Стив медленно возложил на могилу Тони букет астр и отошёл на пару шагов, рассматривая памятник. Он знал, что гроб был пуст и вся эта вычурность — лишь дань памяти, но не прийти не мог. — Прости, Тони. Мне очень жаль, что только твоя смерть раскрыла мне глаза, позволила наконец увидеть. — Стив склонил голову, тщетно пытаясь не смотреть на фотографию Тони. — Мне так жаль, Тони… На его плечо легла тонкая рука в перчатке. Стиву не нужно было оборачиваться, чтобы узнать Пеппер. — Он давно тебя простил, Стив, — прошептала она. — А вот простишь ли ты сам себя?