О кактусах и докторах

Это становилось просто смешно. Нет, правда: Чехов, конечно, любил упомянуть свои корни, но еще никогда он не говорил ничего столь же абсурдного, как то, что ему начал этим утром выдавать весь экипаж поголовно. — В России же холодно, да? — спросила зачем-то Ухура. Чехов посмотрел на нее удивленно и кивнул, пробормотав: — Ну да. — Значит, вы не выращиваете цветы в России? Отлично, — широко расплылась в улыбке связистка, доставая из-за спины маленький кактусик с розовыми цветочками. — С днем рождения, Павел. — Оу, — протянул руки к маммилярии тот, забирая столь неожиданный подарок. — Спасибо! Чехов не знал, откуда вообще могла взяться идея, что русские на своих подоконниках выращивают не, допустим, фиалки, а кактусы. Это было странно и непонятно — но страннее и непонятнее стало тогда, когда Павлу Андреевичу пришлось убедиться: это не просто ошибка Нийоты, а стереотип. — Я принес тебе небольшую фрайлею. С днем рождения, дружище! — похлопал его по плечу Скотти, стоило только двери каюты энсина открыться перед ним. — Я надеюсь, что такого кактуса у тебя еще нет! Чехов услужливо промолчал о том, что фрайлея — чуть ли не самый популярный кактус среди всех кактусолюбов. Разумеется, он разбирался в кактусах: так уж вышло, что когда-то курс ботаники стал для него чуть более углубленным, чем для остальных одноклассников, но… Чехов вообще не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь говорил, что любит кактусы. И под водкой в том числе. Хотя, если честно, у него был один. До определенного… времени. — Поздравляю! Как там говорят? Расти большой, не будь лапшой! — на очень, очень-очень ломанном русском закончил свое поздравление Сулу и, поправив край рубашки, крепко обнял Павла, при этом в руке сжимая эхиноцереус. Гребенчатый. Яркий, многоцветный — много кактусов в одном горшочке, желтых, красных, розовых. Чехов улыбнулся. Этот кактус нравился ему больше подаренных ранее, и, пусть недоумение его росло, подарку от Сулу энсин был правда рад. — Они похожи на тебя, — глянул он на горшок, забранный у Сулу. Тот нахмурился: — Не совсем понимаю, о чем ты. — Ни о чем плохом, — махнул головой Чехов тут же, поджимая губы, и пожал плечами. — Спасибо! Это становилось уже странно. Приближалось время альфа-смены, так что Чехов переоделся в форменную желтую рубашку, глянул напоследок на себя в зеркало, потом — на стол, где красовались уже три кактуса, и под ложечкой у него засосало. «Ох, странно это», — подумалось ему. Он запустил пальцы в мягкие волосы, приглаживая себя — и, губу прикусив, решил выдвигаться на мостик. Что радовало — так то, что экипаж не вспомнил об истинно русской традиции таскать именинников за уши. А то и без того торчащие чеховские стали бы малиновыми. Восемь часов на мостике пролетели как один миг, как и всегда бывало, когда человек занимался любимым делом. Все те, кто уже стали почти что семьей для Чехова, сегодня улыбались ему даже больше, чем обычно, и день — вот удивительно! — прошел без осложнений. Капитан был искренне рад, что никто из отправившегося на новую неизвестную планету десанта не пострадал. Чехов — тоже, потому что подобное было действительно редкостью. Но близилось время бета-смены, и, пусть Чехов надеялся побыстрее пойти праздновать с Сулу, у судьбы на него были другие планы. Как и на его руки, в которых благодаря проворным движениям капитана Кирка оказался очередной горшок. — Мои поздравления, мистер Чехов. Надеюсь, что еще один год принесет вам много новых начинаний, — склонил голову Кирк, в то время как Чехов лихорадочно соображал, чем заслужил такое внимание даже от капитана. — Капитан, — без эмоций, но в то же время словно упрекая, подал голос коммандер Спок, — алоэ не кактус. Кирк неловко покосился на шикарный куст алоэ, который всучил Павлу, а потом, губы облизнув, повернулся в своем кресле к Споку, отвечая: — Но почти же? — Не очень, капитан, — безапелляционно ответил вулканец. Чехов успел вставить тихое «Спасибо», и Кирк улыбнулся ему, снова возвращаясь к Споку. — В любом случае, где ваш кактус, мистер Спок? Тот открыл было губы, но потом просто склонил свою остроухую голову и посмотрел на капитана так, словно тот был ребенком в подгузниках, не понимающим элементарного. Для его любимого взгляда не хватало лишь поднятой брови. — Я не воспринял ваше предложение, капитан, задарить мистера Чехова кактусами, потому что аргументация «В последней увольнительной он потерял свой кактус, это довольно печально» меня не убедила. В любом случае, я бы лучше сделал выбор в пользу цереуса… чем алое. Объяснение было более чем исчерпывающим, и Чехов даже произнес: — Ну что вы, капитан, не стоило… — Я — капитан, я решаю, да? — тихо рассмеялся Кирк, продолжая бросать косые взгляды на Спока. — К тому же, у алое есть лечебные свойства. Наверняка твои бабушки использовали это растение. — И правда! — вспомнил Чехов, краем глаза заметив, как дернулась Ухура от последних слов капитана. Видимо, ей не хотелось слушать новую лекцию об истории Великой и Могучей, но у Павла сейчас было немножечко не то настроение. Он просто улыбнулся. — Но я ожидал бы услышать подобное от доктора Маккоя, а не от вас. Кирк ерзанул в кресле и вновь одарил Спока узким взглядом. — Да ладно вам, мистер Чехов. Можно подумать, только наш доктор разбирается в народной медицине… Чехов хотел было спросить, хочет ли об этом поговорить капитан, но Сулу похлопал его по плечу, и энсин отвлекся. На мостик пришла бета-смена, так что Чехов и его друг ретировались довольно быстро. Лишь когда они остались вдвоем Чехов смог произнести: — А я удивлялся, почему все дарят мне кактусы… — Почему нет? — приобнял его Сулу. — Что будешь делать с алое? Это ведь не кактус. — Не кактус, не кактус, — успокоил его русский, а потом остановился. Коридор разветвлялся, и в голове у Чехова появилась идея. — Я и занесу его к доктору Маккою, может, ему нужно немного? Хотя, нет, — вспомнил он, — я не могу отдать подарок капитана. Это будет невежливо. Сулу посмотрел на Чехова, потом на огромный куст алое в его руках и, вздохнув, забрал у именинника подарок. — Помогу. — Спасибо, — ответил тот, радуясь, что на желтой форменке не осталось пятен. Как ни странно, куст алое идеально вписался в тот угол стеллажа, который Чехов недавно освободил от тарелки апельсинов. И смотрелся довольно мило, между прочим. Подумав немного, Чехов помог трем кактусам перекочевать со стола, где он их в растерянности оставил утром, на полочку повыше, а книги оттуда переложил на самую нижнюю полку — там тоже было место. Сулу в это время испарился, лишь уточнив, что они встречаются через два часа, чтобы отметить день рождения Павла, и был таков. Чехов же, пока переставлял пушистые колючки, пару засадил себе в пальцы, причем глубоко. Кожу начинало жечь, и это не сулило ничего хорошего: вряд ли бы ему могли подарить что-то ядовитое, но… Поразмыслив немного, Чехов взвесил все за и против и все-таки направился в медотсек. Не то чтобы ему там были не рады, но доктор Маккой выглядел усталым перманентно. — А я говорил, что дарить тебе кактусы — это плохая идея, — лишь ворчливо изрек Леонард, как только они остались одни, и, усадив Чехова на стул, мягко взял его руку. — Да на самом деле мне они нравятся, — выдохнул энсин, — только… странно это. Маккой посмотрел на него своими странными, но добрыми глазами и покачал головой, беря свободной рукой пинцет и лампу на ладонь Чехова направляя. — Ребячество же, а неприятное такое, — пробормотал он, начиная доставать иголки из пальцев Чехова. Это было и правда уже неприятно, но Павел поджал губы и терпел, слушая мерное дыхание доктора, который одну за одной вытаскивал колючки из русского тела. Закончив, Маккой быстро обработал ладонь юноши антисептиком и, недовольно фыркнув, отошел к столику чуть подальше. Он стоял в тени и никогда не привлекал внимания ни Чехова, ни кого-либо еще — но Маккой, вернувшийся с растущими из небольшого горшочка высокими ромашками, все равно умудрился удивить юношу. — Колючек нет, происхождение самое что ни на есть русское, — произнес доктор. — Ромашка лекарственная обыкновенная. И Чехов улыбнулся. — Вот, я знал, что угадаю, — довольно изрек доктор и отдал цветы Чехову, которые тот тут же к груди прижал. — Кактусы — это не для тебя. А еще ромашки полезные, — ближе подошел он и, осторожно за локти Чехова взяв, коснулся губами его щеки. — С днем рождения. Его ладони были прохладными, но поцелуй — теплым. Да и холодные руки — признак добрых людей. Так подумалось Чехову, и он, улыбнувшись, сам чуть привстал на мысочки и, стараясь не помять кустики ромашки, прижался щекой к щеке доктора. — Спасибо, — произнес он почти нежно. — Я очень надеюсь, доктор, — стал его голос чуть более требовательным, — что встречусь с вами сегодня вновь. Допустим, через шесть часов… — Допустим, — ответил ему в тон Маккой, хоть и явно было слышно, что ему не очень нравится подражать голосу юного энсина, — мистер Сулу об этом уже позаботился. У тебя очень хороший и дальновидный друг. «И много знающий», — так и хотелось, наверное, добавить доктору, но он сдержался, чтобы не рушить идиллию. Не время сейчас было возвращаться к спорам о том, что, если уж не афишировать отношения, то не афишировать уж совсем без исключений. И Павел был ему благодарен. — Ладно, иди, увидимся на празднике, — миролюбиво закончил все доктор. — А у меня тут есть еще… больной, — покосился он на дверь, ведущую в палату с пациентами, где уже несколько дней страдал бронхитом один из инженеров. Чехов кивнул и, обняв ромашки, пошел к выходу. Его ему, правда, перекрыла засуетившаяся тут же Чапел. — Вы очень вовремя, мистер Чехов, — начала ходить блондинка от стены к стене, от полки к полке, пока наконец не достала цветущую белизной уилкоксию и не отдала в руки энсину. — С днем рождения! Маккой украдкой улыбнулся, но скрыл губы ладонью и ушел к бедному инженеру. — Спасибо, — сдержанно ответил Чехов. Ему страшно было представить, кто еще подарит ему кактусы и во что превратится его каюта в скором будущем, но это будет уже совсем другая история.