Дышать стало легче

Виктор ничего никому не объясняет. Даже собственному тренеру не дает даже малейшего шанса повлиять на принятое решение. Просто ставит весь мир перед фактом — еду в Японию. И все, как и предполагалось, в шоке. Вот только не Юрий. Юрий в дикой ослепляющей ярости сжимает в руках телефон с интернет-новостью, достигшей невероятных размеров. И он ненавидит этого ублюдка всем сердцем, точнее пытается себя убедить в этом. Потому что сердце чувствует другое.

***

Виктор понимает, что с его жизнью что-то не так, когда очередная девушка в постели не приносит наслаждения. Самоанализ никогда не был хорошим советчиком. Вот и сейчас. Последнее время ты спишь только с зеленоглазыми блондинками, Виктор. Не хочешь ни в чем сам себе признаться? И он признается, черт возьми. Признается, когда Юрий выигрывает соревнования Гран-при среди юниоров. Вот только кому легче от этого признания? Юрий стирает ноги в кровь, выкатывая свою программу до совершенства. Чтобы все видели, чтобы восхищались. Чтоб восхищался он. И что главнее? Победа с медалью или его взгляд и одобряющая улыбка? Юрий не знает, но выкладывается на полную. Вкладывает в программу все, что у него есть. Но Виктор все равно не доволен. Дорожка шагов, видите ли, не та! Да плевать! Горло сжимает спазмом и приходится прятать все это за напускным равнодушием и насмешками. Виктор смотрит снисходительно на этого парнишку. Сколько ему? Пятнадцать? А ведет себя настолько дерзко, что аж губы сводит. И как пятикратного чемпиона фигурного катания так угораздило? Они идут рядом, почти соприкасаясь руками, но вокруг толпа народу, так что маска небрежности все еще на лице. В голове крутится вопрос, что чувствует Юрий? Вот так, когда они рядом. Нет, нужно как-то отвлечься. Слегка незаметно повернуть голову, пытаясь что-то отыскать в толпе. Юрий сам по себе рефлекторно сжимает пальцы в кулаки, когда замечает, что Никифоров с легкой улыбкой смотрит на этого японского Юри. Ревность впивается в сердце острыми клыками и с ехидной ухмылкой растягивает рану. Радость от недавней победы мигом исчезает. Ногти оставляют полукруги на внутренней стороне ладоней. А Виктор вздыхает облегченно, хоть на миг перестав чувствовать это гнетущее чувство напряжения и страха. За обольстительной улыбкой он скрывает то, что действительно боится. Боится променять эту постоянную боль в теле, на легкий бальзам при приближении к Юрию. И приходится вести себя так со всеми. Вести себя так, будто ему не ведомы правила о личном пространстве, чтобы потом можно было беспрепятственно обнять Юрия. Юрий отстраняется от протянутых рук, выдавая поток брани. А так невыносимо ломает пополам и больше, на мелкие части, на крошево под ноги Виктору. На лед, скорее на лед, чтобы в росчерке и идеальных движениях забыть эти пронзительные голубые глаза. Но поверхность под коньками такого же цвета. И Юрий представляет, что оставляет ровные порезы в цветной радужке глаз взрослого фигуриста. Много, бесчисленное множество раз, так, чтобы его глаза больше никому не улыбались. Виктор пытается унять трясущиеся руки алкоголем. Сначала празднует победу, и еще раз победу, потом пьет за компанию с незнакомыми людьми, а после даже не удосуживается придумать повод. И снимает блондинку с короткой стрижкой и шикарной грудью, у которой тонкие запястья и талия такая, что кажется можно обхватить руками. Поцелуи почему-то отдают горечью полыни, и в своем множестве стираются с кожи и из памяти. Стоны девушки режут воздух кровавыми полосами, и Виктор думает о том, какого это, целовать Юрия. Как сильно бы он сопротивлялся, после прильнув ближе, сдаваясь. Но нет, надо закрыть глаза и вдохнуть слишком густой воздух. Без него легкие не сжимаются. И дышать легче. Должно быть. Юрий почти живет на катке, потому что скоро Никифоров начнет его тренировать. И он не должен быть разочарован. Снова и снова парень отрабатывает свои элементы. А в перерывах в раздевалке пытается не обхватывать себя за плечи. Потому что трясет. Руки заходятся мелкой дрожью, и он кусает костяшки, не зная, что еще можно сделать. Почему ему так блядски не повезло? Виктор сам не понимает, что им движет, когда после бурной ночи он просматривает интернет и натыкается на видео катания того фигуриста из Японии. Мужчина усмехается иронии судьбы. Если не один Юрий, так второй. И на миг он и правда забывает о ноющей боли внутри. Именно этот миг помогает принять решение. Юра бессильно смотрит ленту обновлений. Виктор слишком счастливый на фотографиях. Разве можно улыбаться еще более беспечно и счастливо? И парень уже не знает, что он опять сделал не так. Потому что рядом с ним Виктор никогда не улыбался так. Юрий залезает в интернет, но увиденное не радует. Все истории о соулмейтах были на чем-то основаны. Имена партнеров, время до встречи, идентичные рисунки — у них ничего такого не было. Так почему же ломает настолько сильно, что приходится пить обезболивающее? Возможно это очередной не выявленный тип гриппа? Плисецкий спрашивает себя об этом слишком поздно, уже находясь в Японии. Нет, он едет не за лекарством. Просто обещание. Гребанное невыполненное обещание — слабый повод. Виктор выдавливает из себя улыбки на фото и уже ничего не ждет. Приходится менять ориентиры в жизни. Здесь, на другой стороне земного шара, больше нет Юрия, объятия которого спасают лучше любого антидепрессанта. Зато есть этот милый японец, который потерял смысл жизни. Он смотрит на Виктора словно на персональное чудо. И это льстит самолюбию. Но мужчина хочет видеть такие же эмоции в зеленых презрительно сощуренных глазах. Юрий проходит мимо толпы журналистов, старательно пользуясь своим самообладанием. Но вид счастливого японца, что-то бормочущего про Виктора, выбивает все предохранители. Это все из-за тебя! Из-за тебя Виктор уехал. Уехал без объяснений. Ты во всем виноват! Ради чего это? Кацуки хочет эгоистично забрать Виктора себе. Забрать у всего мира. Забрать у Юрия. Плисецкий не может этого допустить. И пусть поводом для приезда была всего лишь забытая программа. Сейчас это не важно. Юрий расплывается от какого-то необъяснимого чувства, видя, как самозабвенно катается Виктор на льду. И это то, на что парень хочет любоваться каждый день. Там, в России. Виктор давно не чувствовал этого. Такого наплыва эмоций. Словно разом вернулось все. Боль и радость, счастье и отчаяние. Он уже и забыл, каково это пребывая в блаженной пустоте. Мужчина откатывает свою программу с закрытыми глазами, даже не вздрагивая от громкого окрика. И когда он смотрит на Юрия, голубые глаза говорят все. Напускная доброжелательность и безответственный вид вот то, в чем он был действительно хорош. Юрия уже всего трясет. Он сжимает бортик катка до побелевших пальцев. И даже после, стоя напротив, он не может вновь вернуться к тому душевному безразличию, что было несколько дней назад. Ведь нельзя же так было выдавать себя. Гортань словно обжигают слова. До боли знаю. Да, Юрию не понаслышке знакомо это слово. И он совсем не подбирает слова. Потому что сейчас голубые глаза напротив сбивают все мысли. Виктор вздрагивает, слыша то, что давно хотел. Предложение вернуться в Россию с Юрием. Вновь чувствовать ту боль и давить ее безмерным количеством алкоголя. И решение принимается моментально. Остаться тут. Пусть антидепрессант пылится на полке. Виктор чувствует себя мазохистом, потому что ему уже не хочется убегать. Юрий замирает в темноте своей комнате. И кажется, что свет затмевает не ночь, смотрящая в окно, а ненависть, нависшая тяжелым гнетом в комнате. Преодолеть такое расстояние, чтобы увидеть ласковую улыбку японцу и услышать решение соревноваться с вторым Юрием за Виктора. Абсурдность ситуации заставляла смеяться. Но из горла выходит только надломленный хрип. Виктор сидит за общим столом, с умилением смотря, как Юрий поглощает кацудон. Никого не удивляет, что вместо еды перед Виктором стоит бутылка, в которой много уже не достает. Поэтому смех над новым именем выходит непринужденным. А когда они остаются вдвоем в комнате, Виктор вдруг понимает, что стало легче дышать. Юрий почему-то тоже замирает, смотря в глаза Никифорову. Мужчина накрывает чужую руку своей и подается ближе. — Скажи, зачем ты приехал в Японию, Юрио. Только не говори об обещании. Я знаю, что это не так. — Тогда прежде ответь ты. Какого хрена ты свалил сюда? Ты знаешь, как я… — Как ты что? Как ты чувствовал себя? Знаю. Юр, ты слишком молод. Посмотри на нашу разницу в возрасте. Юра закрывает глаза. Горло резко сжимается, да и слов уже не нужно. Пролетев половину земного шара, он получил свое нет. Пусть и в весьма запутанной форме. Теперь Юрий знал, что бы он не делал, Виктор останется здесь. И эти якобы соревнования ничего не изменят. — Тогда мне лучше уехать. Виктор видит надломленность парня. И видит в нем свое отражение. И это не алкоголь заставляет его кровь гореть. Какое-то иррациональное желание заставляет схватить Юрия за руку. Тот оборачивается слишком резко. — Я никогда не буду с тобой. Но из Японии тебя никто не выгоняет. Юра вырывает руку из чужой хватки и больше ничего не чувствует. Больше нет той жуткой боли, нет трясущихся рук. Просто нет ничего. Нет даже желания отвечать какой-то колкостью. Он просто уходит в свою комнату, решив постоять на пороге, пока девушка убирается в ней. Бедняжка, думает, что мрачное лицо у русского фигуриста из-за ее негостеприимности. Нет. Юрий просто не хочет думать о том, что теперь не сможет вкладывать в катание какие-либо чувства. Потому что нельзя делиться тем, чего нет. Он и так слишком много поставил на кон. А Виктор залпом допивает оставшееся в бутылке. Но зеленые глаза не выходят из головы. Что надо сделать, чтобы стереть прошлое? Чтобы не помнить этих слов и этого гнетущего молчания? Не помнить, как на глазах рушится мир, превращаясь в зеркальное крошево, где, куда ни глянь, искаженные и ненастоящие лица и вещи. Ничто теперь не станет как раньше, но этого никто не заметит. Дышать почему-то стало легче.