Внимание

      Выезд в Россию на следующий этап Гран При должен был представлять собой всего лишь очередное соревнование, в котором фигуристы должны были показать свои таланты и способности, но именно здесь, в Москве, конкретно для Юри был самый сложный этап, в котором он должен был пересечься с Юрием Плисецким. Давняя неприязнь друг к другу началась с первой угрозы русского панка, который конкретно намекнул японцу не соваться на следующие соревнования и валить из спорта, и продолжалась до сегодняшнего дня, но причиной нынешнего спора стал именно Виктор, который без всякого предупреждения уехал в Японию, напрочь забыв все свои обещания, и стал тренером Юри. Напряжение с обеих сторон начинало накаляться, а масла в огонь подливали слишком разговорчивые репортеры, нервируя своими вопросами обоих Юриев и расспрашивая о дальнейших планах на Гран При. Сказать, что Юри просто переживал перед этим этапом, — не сказать ничего, ведь он буквально мучил себя мыслями о возможном провале, боясь, что не оправдает ожиданий Виктора и сорвет свое громкое заявление о том, что победит на этом испытании. Весь перелет он находился где-то в прострации, пропуская мимо ушей рассказы Никифорова о России, Москве, своих друзьях и холодном климате. Виктор всячески старался подбодрить парня, но выходило не особо эффективно. Единственное, что спасало Юри, — это поездка по Москве, пока они добирались до отеля. Необычные здания, архитектурные строения Москвы и часовые пробки возле Арбата во всех красках показывали жизнь русского человека в столице. Вокруг было, конечно, красиво, но пробки портили впечатления. Впрочем, Москва всегда отличалась своими километровыми пробками и «вежливыми» водителями, но на самом деле Кацуки это расслабляло, а не напрягало. Грозные ругательства Виктора насчет сломанного светофора или какого-нибудь папинькиного сыночка на Лексусе очень веселили Юри. Это отвлекало, помогало изучить жизнь России изнутри, рассмотреть людей, город, прочувствовать атмосферу… — Мне надоело. Пойдем, — хватая Юри за руку и спокойно открывая дверь, Никифоров вылез из машины и вытащил за собой на проезжую часть. — Ты с ума сошел?! Что ты делаешь?! — сопротивляясь, но под напором вылезая из машины, воскликнул Кацуки. — Тут же проезжая часть, за это могут оштрафовать! — Оштрафовать? Серьезно? Ах да, ты еще не понял… Ты в России, Юрий! Никто не полетит за тобой с палкой, чтобы выбить штраф. Не удивлюсь, если полицейский и бегать-то не умеет. Пойдем, мы можем добраться пешком! Пройдемся по Арбату, прогуляемся по Красной площади, погоняем гастарбайтеров, а потом побегаем от них же, соберем половину Москвы наших фанаток и устроим несанкционированный митинг! — спокойно идя в сторону тротуара через шесть полос, которые сейчас стояли на красном свете, и таща за собой шокированного японца, ответил русский. Под пибиканья машин и крики каких-то водителей они вышли на тротуар и Никифоров с огромным энтузиазмом начал рассказывать парню о русской жизни, каких-то правилах и о старинных московских зданиях. Рассказ очень увлек Юри, открывая ему новые горизонты России и заставляя забыть о грядущих соревнованиях. *** Москва успокаивала и подпитывала новоприбывшего необъяснимой энергией, что не могло не радовать. Оба парня сразу отправились на тренировку, которая должна была состояться через час, времени на отдых вовсе не оставалось, а ноги уже начинали гудеть от долгой ходьбы по городу. Перекусив в ближайшем кафе и приведя себя в тренировочный вид, Юри, который так славился своей выносливостью, уже разминался в спортивном зале наравне со всеми, будто не он прошел несколько километров пешком до главного здания соревнований. Будь то Япония, по которой нужно было пройтись несколько километров, Виктор бы давно уже хотел где-нибудь расслабиться и передохнуть, но здесь, в России, усталость будто не чувствовалась и отошла на второй план. Пока Юри занимался разминкой на льду, русский с горящими глазами осматривал стены здания, только сейчас понимая, как же он, черт возьми, скучал по России. Честно признаться, он был так счастлив, что даже русский мат сейчас казался ему нечто поэтически-важным в русской речи. Как ни крути, а Виктор очень любил Россию и гордился тем, что смог поднять ее на такой уровень. Вокруг он видел много знакомых людей, чувствовал привычную атмосферу, а речь, неважно какая, казалась чересчур приятной и родной. Он был счастлив, что вернулся на Родину, да еще и не один. Из поэтических мыслей его выбил грубый тон знакомого голоса. — Смотри, куда прешь. Столько катаешься, а на коньках стоишь так, будто никогда и не учился, — послышалось откуда-то сбоку. Виктор обернулся и увидел у бортика стоящего на льду Юри и рядом с ним недовольного Плисецкого. Пф, неудивительно, что именно таким было его приветствие в сторону японского Юрия. Что ж, придется вступиться за своего уч… — А ты всем, кто выше тебя, угрожаешь или я у тебя любимчик? — с наигранным интересом поинтересовался Кацуки, заставив и Юрия, и Виктора удивленно уставиться в его сторону. — Что сказал?! — чиркнув ногой по льду для большего эффекта и вскипая ежесекундно, завопил Юрий. — Давно таким самоуверенным стал, ублюдок?! — Ну, Юрий, ты мог бы быть вежливее к гостям! Рад тебя видеть! — подходя к бортику и опираясь на него, искренне сказал русский и протянул руку пареньку. — Не собираюсь я быть вежливым! Пусть в свою Японию валит и там покоряет местных, до мирового уровня он еще не дорос! — специально проигнорировав руку, в грубой манере ответил подросток. — Не тебе судить, — все еще улыбаясь и потрепав Плисецкого по волосам, рассмеялся Виктор. — Такой большой и независимый! — Отвали! — огрызаясь и резко отъезжая, возмутился Юрий. — Да ладно тебе! — Да пошли вы! — гордо уезжая, крикнул Плисецкий, который до сих пор не мог научиться сопротивляться Никифорову. Разве что сдать позиции и уйти от разговора. Он знал, что Виктор всегда воспринимает все с легкостью, даже его угрозы, потому часто бесился и уходил от разговора. — Эх, обидели парня, — вздохнул юноша и потянулся. — А ты чего стоишь? Иди на лед. Время ограничено. — Это что сейчас было? — как-то слишком холодно и напряженно поинтересовался Юри. — Что именно? — Зачем ты его потрепал по голове? — Просто так. А что, ревнуешь? — Я этого не говорил, — сразу отведя взгляд, фыркнул Кацуки. — Нет, ты ревнуешь, — хитро улыбаясь, заглянул прямо в карие глаза Виктор. — Неужели ты и вправду подумал, что… — Я ушел, — быстрым движением развернувшись и выйдя на лед, сказал японец. Некоторое время наблюдая за идеально ровной спиной, русский тяжело вздохнул и усмехнулся. — А это уже интересно… *** — Как ты себя чувствуешь? — поправляя чужие волосы, поинтересовался Виктор. Накануне должен быть выход Юри. Плисецкий уже давно откатал свою программу, которую ему ставил Никифоров, и сейчас уже с полной уверенностью в себе и своих результатах наблюдал за сладкой парочкой. Юри должен был сейчас выполнить свою произвольную программу, как и другие фигуристы, а затем начиналась реальная борьба между соперниками за первенство. Но даже сейчас нужно было вложиться по максимуму, ведь многое они упустили. Юрий очень изменился и это выступление было намного лучше того, что было в Японии. Движения стали более плавными и аккуратными, а во взгляде исчезла во время номера прежняя уверенность. На лед вышел совершенно новый Плисецкий и сейчас Юри было бы сложно переплюнуть своего соперника. Каждое выступление Юри сопровождалось новыми эмоциями, а сейчас этой эмоцией была… ревность. Раньше он думал о любимом блюде, затем стал соблазнять Виктора, а потом и вовсе захотел забрать его у всего мира, но сейчас им управляла одна лишь невероятная ревность. Но это была непростая ревность, какая проявлялась до этого. Эта ревность была настолько сильной, что хотелось ограничить этого человека от любого взаимодействия с другими. Хотелось только лишь ему прикасаться к натренированному телу, хотелось только одному гладить пепельные волосы, хотелось лишь одному дотрагиваться до этого человека и получать взаимность на свои действия. Эта ревность пробуждала нечто новое в Юри. Хотелось, чтобы Виктор гордился им и восхищался, а после соревнований обнимал уставшего парня и целовал в макушку, говоря какие-то приятные и теплые вещи о том, какой он молодец и как он гордится им. Хотелось ограничить этого человека от всего: живого и неживого. Хотелось, чтобы даже взгляд падал лишь на одного Юри. Хотелось забрать все внимание себе. Одно прикосновение Никифорова к другому Юрию отозвалось такой ревностью, ведь Юри привык, что все внимание тренера достается лишь ему. Что только он может так разговаривать с Виктором и дотрагиваться до него. Эта ревность мотивировала его к новым эмоциям и поступкам, добавляла уверенности в то, что он сможет все, ведь Никифоров любит именно его. И сейчас, выйдя на лед, Юри должен был показать то, на что способен, и вызвать гордость у своего тренера. Еще никогда ему не хотелось быть лучше всех, чтобы Никифоров понимал ценность Кацуки в полной мере, чтобы относился к нему, как к чему-то хрустальному или жутко дорогому. Выйдя на лед и готовясь к своему выступлению, Юри разговаривал с Виктором, как чей-то голос привлек к себе внимание. — Эй, Виктор, не хочешь ничего сказать о выступлении Юрия? — с насмешкой поинтересовался Яков. Никифоров повернулся в сторону источника звука и увидел недалеко от себя бывшего тренера и Плисецкого. — Мне очень понравилось! Ты молодец, Юрий! — наблюдая за привычным недовольным выражением лица Юрия, похвалил русский и хотел было вернуться к разговору с Юри. — Ничего не заметил? — снова отвлек его Яков. — Например? — все же среагировал Виктор. — Движения Юрия стали грациознее и изящнее. Это все заслуги Лилии, она сделала из него нечто новое, необычное для фигурного катания, — пояснил тот. — Я рад, что вы нашли новый подход к Юрию, — улыбнулся Никифоров и снова повернулся к парню, но Яков снова его отвлек. — Может, хотя бы нормально поговоришь с будущим чемпионом? — Я уже с ним разговариваю, — снова поворачиваясь к Кацуки, усмехнулся Виктор. Только японец хотел что-то сказать, как русский снова отвернулся от него. — Посмотри на Юрия. Вот так должен выглядеть настоящий чемпион, — немного выдвигая вперед Плисецкого, продолжал спор Яков. — Ну, знаешь… — договорить Виктору не дал сильный рывок вниз. — Может, ты уже обратишь на меня внимание?! — недовольно отозвался Юри, притягивая Виктора к себе за галстук. — Юри?.. — Мог бы просто игнорировать все это! Посмотри на него, какой он классный, юный, великолепный! — передразнил Юри, все ближе притягивая к себе тренера. — Ты сейчас себя описал, — перехватывая инициативу и утыкаясь в чужой лоб, улыбнулся Никифоров. — Великолепный, юный и классный. Я смотрю на тебя. — Не вздумай больше отводить взгляда, что бы они ни говорили! — приказал японец, чуть ли не душа уже тренера за галстук. — Я и так твой, можешь не беспокоиться, — было последним, что сказал Никифоров, после чего поцеловал Кацуки в губы, заканчивая этот спор. Юри ответил сильным порывом, обвивая шею руками и со всей силой прижимая к себе Виктора даже через бортик катка. Зал окутала напряженная тишина, нарушаемая скрипением зубов Плисецкого. Как только поцелуй прервался, русский довольно шепнул. — Иди. Я верю в тебя. — Я не подведу, — последняя фраза, которая закончила разговор и вывела нового Юри на лед перед русской публикой. Виктор всегда знал, кого выбирать. Он всегда хотел найти того, кто интересен, кто невероятен и кто по-настоящему лучший на сцене, но и искренен в обычной жизни. И сейчас он его нашел. Нашел того, кто начинал свой сезон, как неуверенный любитель, а закончил, как новый победитель.