***
Мик добирается до мельницы к десяти часам вечера. У входа нет ни такси Чеза, ни фургона Зет. И Мика разом охватывает злость и радость от мысли, что брата оставили одного. У него в руках сумка, сквозь упаковку пробивается аромат бульона с курицей. Хотя Джон не признает, но у него слабость к супу в хлебной булке, особенно с курицей и рисом. (Сам Мик предпочитает бобовый суп, но старается не судить о пристрастиях брата, независимо от того, насколько сам он считает странным добавлять в суп рис). Он идет напрямик к дивану, знает, что Джон уснул в гостиной, а не в спальне – на фоне его голоса в телефоне был слышен треск огня. Мик и сейчас прижимает телефон к уху. (Он не хотел отключаться, боялся, что Джон проснется с криком и в слезах, а он еще будет слишком далеко, чтобы помочь. Но брат проспал всю дорогу). И вот, наконец, он видит Джона, закутавшегося в мягкий бурый плед. Его рука сжимает все еще включенный телефон. Мик даже не видит лица – только руку и растрепанную светлую шевелюру. Мик грустно улыбается и кладет трубку. Он ставит сумку с едой перед Джоном, радуясь, что на столе нет пустых бутылок. Он выкладывает еду, достает миску с супом и выливает его в хлебную пиалу. Мик надеется, что запах еды не разбудит брата раньше времени, не хочет спугнуть его сон. Он по себе знает, что после перенесенной травмы куда приятнее просыпаться самому, чем быть разбуженным кем-то. Когда он отходит на секунду выкинуть пустые контейнеры, плед сползает и показывается голова брата. Его глаза широко открыты, видно, что он только очнулся от глубокого сна. - Мик, - произносит Джон с улыбкой, щуря глаза. Он не спешит выбираться из-под одеяла. Тревога и страх сжимают его изнутри, но Мик все равно улыбается. - Я принес еды. Не похоже, чтобы ты нормально питался в последнее время. - Спасибо, приятель, - голос Джона звучит глухо. - И тебе придется выползти из-под одеяла, чтобы поесть. - У-угу… Мик тяжело вздыхает. - Я вижу, как паршиво ты выглядишь, брат. Экзорцизм – мерзейшее занятие. Но, пожалуйста, поешь. На миг Мику кажется, что ему самому придется вытряхивать брата из пледа. Но Джон садится сам, медленно, с трудом. У него осунувшееся лицо, тени под глазами, раны в уголках рта, как от долгого рваного крика. И на нем все еще белая рубашка (должно быть, не смог продеть голову в ворот футболки), которая не скрывает широких кровоподтеков на запястьях и синяка вокруг следа от иглы на сгибе локтя. Мик судорожно сгладывает, заставляя себя не думать о тех синяках, которые он еще не видел. Татуировку опять пронизывает боль. - Курица с рисом? А ведь сегодня даже не наш День рождения!***
Первая заграничная операция Мика прошла грязно и кончилась паршиво. Двое из его группы погибли, а сам он словил пулю. Когда Мик очнулся в госпитале страны, названия которой не был вправе разглашать, Джон сидел рядом с ним. Я все равно был неподалеку... и Польщен, что я все еще твой человек на экстренный случай*. Мик не поверил словам брата, но ничего не сказал, потому что все еще был одурманен наркозом. Но когда действие морфия выветрилось, с ним исчез и Джон.***
Когда Мику было двадцать, он получил отпуск и вернулся в Великобританию. Его самолет только приземлился, и Мик как раз подумывал позвонить Джону, когда его грудь словно прошило раскаленным железным прутом. Он припал к стене, проклиная все кругом и слыша ответные проклятья от потревоженных пассажиров. Мик едва не рвал на себе рубашку - ослепляющее жжение накатывало волнами, пульсируя там, где Джон набил ту треклятую татуировку. Мика забила дрожь, когда он вспомнил, как Джон нашептывал что-то на мертвом языке, колдуя с татуировочной машинкой. Потом он вспомнил, как брат возник из ниоткуда у его кровати, хотя никто ему не звонил. И Мик позвонил Чезу. А ответил Джон – его голос срывался, а на фоне Чез кричал ему положить гребанный телефон, и что-то еще про черта с два Джон помрет у него на закорках. А Джон все смеялся, смеялся – и это было ужасно, мучительно. А потом он сказал, что перезвонит. Джон действительно перезвонил – спустя три часа, когда Мик уже так надрался, что был не в состоянии прочесть имя на экране телефона. Голос у Джона был взвинчен и словно уплывал, но они оба были живы, и боль в груди прошла.***
Через пару часов Джон снова засыпает. Мик тоже дремлет, сидя в ногах у брата, пока его не будит ломота в затекшей шее и сигнал сообщения на телефоне. Мик зевает и раздумывает, не попытаться ли донести брата наверх до его кровати, но боится побеспокоить его раны. К тому же Мик счастлив уже тем, что Джон спокойно уснул. Так что он просто убирает со стола остатки еды. Их, кстати, немало, поскольку Джон охотнее прикладывался к бутылке, чем к супу, который отправляется в холодильник до следующего раза. Когда Мик возвращается, на его телефоне еще горит непринятое сообщение. Куп: Как твой брат? Мик: Порядок. В больнице слишком $$, так что мы дома. Мик: Звони, если случица экстерный вызов. Куп: Хорошо. Куп: У тебя беда с грамматикой. Мик улыбается и кладет телефон на уже чистый стол, а затем вновь устраивается на диване у ног Джона. Брат спит, свернувшись калачиком, за что его ребра потом вряд ли скажут спасибо. Впрочем, на такой случай у Мика припасена в сумке большая пачка парацетамола (а еще бинты, бандаж, стерильная ткань, хирургические нитки с иглой, средство для местной анестезии, вода и перекись водорода, мазь от синяков и йод, антибактериальный крем и антибиотики широкого спектра). Мик смотрит на брата, крепко спящего, но по-прежнему напряженного. Уголки рта его запеклись, а на запястья больно смотреть, равно как и на синяки у него под глазами. Потирая шею, Мик переводит взгляд с сумки на (видимые) раны Джона. И вздыхает. - Джон? - шепчет он, проводя рукой поверх пледа. Джон в ответ только мычит, но Мик ловит обращенный на него взгляд покрасневших глаз. - Приятель, мне нужно чтобы ты ненадолго сел, хорошо? Просто дай взглянуть на тебя и убедиться, что ты не загнешься хотя бы в ближайшее время. Джон стонет еще тягостней, морщится, но принимает вертикальное положение. Его глаза все еще полузакрыты, он накидывает плед на плечи на манер плаща, но остается сидеть. Его голова клонится на бок и падает на плечо Мика. - Я в норме, братец, - бормочет Джон, ткнувшись лицом ему в плечо, - Просто выспаться нужно, и всё... Мик ворчит в ответ что-то успокаивающее и тянется к сумке. Голову Джона он умещает меж диванных подушек, чтобы брат сохранил сидячее положение. Мик отрывает кусок стерильной ткани и смачивает его перекисью, прежде чем снова повернуться к Джону. - Где у тебя ссадины? Только у рта и на запястьях? Джон смаргивает, и Мик почти рад, что брат слишком измотан, чтобы врать. - Еще на щиколотках. Чуть-чуть. Мик кивает и начинает осторожно промывать порезы и ссадины. Видно, что Джон принял душ, когда вернулся, но на его запястьях и лодыжках еще осталась запекшаяся кровь. Мик также делает все возможное, чтобы вычистить сгустки крови из-под ногтей брата. Тепло от камина приятно припекает спину, тишину нарушает лишь судорожный вздох, когда Мик наносит антибактериальный крем на раны, прежде чем перевязать их. - Синяки? – уточняет Мик, присев на пол и запустив руки в сумку. - На груди в основном, - Джон изнеможенно сглатывает, - Думаю, ребра сломаны. Запястья и лодыжки тоже, может быть… Мик медленно выдыхает воздух через нос. - Хорошо, братишка. Все будет хорошо. Нанося мазь на грудь брата, Мик мысленно перебирает содержимое сумки - у него с собой один бандаж для кисти, один на лодыжку и один на колено. Грудь у брата – один сплошной багровый синяк, тут и там стремительно темнеющие следы от ремней и пальцев. Мик пытается прощупать ребра брата, чтобы понять, насколько все плохо. - Думаю, ты прав, ребра придется перевязать. Бандажей может не хватить. У вас тут ничего не припасено на такие случаи? - В ванной вверх по лестнице. Чез там все хранит. Даже снять с Джона рубашку само по себе испытание, и хотя перевязка ребер причиняет брату куда больше боли, чем Мику, тот каждый раз вздрагивает вместе с ним. Наконец, он закрепляет бандаж и отправляется на поиск заначки Чеза. Брат цепляется за его запястье, не давай отойти. - Спасибо. - Джон не смотрит на брата, его взгляд обращен к огню, видимо, чтобы утаить слезы. Мик бережно перехватывает его руку, чуть сжимает поверх бандажа. - Обращайся в любое время.***
Они оба стоят у машин, роются в карманах в поисках ключей. - Уверен, что с Джоном все будет в порядке? – спрашивает Зет. Чез знает правду, но так же он знает и то, что нужно услышать Зет. - Да, - он лжет, - Думаю, ему просто нужно немного уединения. Зет выдавливает натянутую улыбку, немного виноватую, но и исполненную облегчения. - Ступай, ступай, - подгоняет ее Чез, - Тебе не помешает немного расслабиться, выпить и потанцевать. Зет сдавленно смеется. - Идти в клуб после… - она осекается, дергает рукой и морщится, - …всего этого? Не слишком ли бессердечно с моей стороны? Чез пожимает плечами. - Делать то, что мы делаем… и видеть то, что видим мы… Не существует верного способа, чтобы справляться с подобным. У Джона это выпивка и хандра. Если клуб тебе помогает – хорошо, что помогает. Зет пытливо смотрит на него, Чез подавляет чувство неловкости. - А ты что делаешь? - Хожу на двойные киносеансы, - Чез смущенно улыбается, - Знаешь, в получасе отсюда есть маленький кинотеатр, так крутят старые фильмы. Теперь смех Зет звучит куда искреннее. - Лично я предпочитаю фильмы Уидона и Хичхока, но ты езжай, дедуля, наслаждайся своими фильмами. - Да-да, умничка, сегодня показывают «Дракулу» и «Франкенштейна», не Хичхока. Зет весело отмахивается и садится в машину. - Знаешь, от этого моложе ты не кажешься. Чез подумывает показать ей язык или средний палец, но так поступает Джон, а он лишь машет ей в ответ, прежде чем сесть за руль. Двигатель фургона Зет рычит, заводясь и заглушая звук мотора его собственного такси. Сдавая назад, Чез оглядывается на мельницу и секунду медлит. Сегодня он едва не потерял Джона. Всякий раз, когда подобное случается, он думает, что уже должен бы привыкнуть. И теперь, когда с Джоном все снова в порядке, Чез… Чез злился. Как же он мог?! Как посмел призвать демона в свое тело? Он ведь знал, знал, что его душа обречена. И знал, что Чез рядом, что он всегда придет на выручку. Джон знал, и все равно это сделал, а Чез ощущает такой сильный страх и злость и… облегчение, что просто не может сейчас смотреть на Джона. Чез разворачивается и выезжает на дорогу.***
Чез смотрит на экран телефона – пока шел фильм, пришло сообщение от Зет. Он только что вышел из кино и читает переписку в групповом чате. От Зет: Сегодня вечером не ждите. Увидимся завтра, ребята. От Джона: И как его зовут? ;) От Зет: Ну, определенно не Джон. Чез хмыкает и убирает телефон. Джона он увидит уже через полчаса, а Зет, судя по времени сообщения, сейчас уже слишком занята, чтобы отвечать. Дорога хорошая, спокойная. Чез включает радио, опускает боковое стекло и просто позволяет себе насладиться мгновением. У него есть еще тридцать мирных минут, пока он не доберется до дома и не взвалит на себя вновь все свои многочисленные обязательства. А у дома стоит автомобиль. У мельницы чужой автомобиль. Не его или Зет. Или Джона (который так и не обзавелся машиной). Здесь не должно быть машины. И все же вот она, стоит. Чез осторожно выбирается из такси, на ходу вынимая нож из ботинка. Паранойя? Нет, не совсем. Не в случае, когда твой сосед Джон чертов Константин. - Джон? – громко зовет Чез, распахивая дверь, но не спеша заходить внутрь. - Я здесь, приятель, - следует быстрый ответ, и в голосе Джона нет и тени страха. Скорее он даже веселый. Чез входит, по-прежнему сжимая нож. И тут же его убирает. - Мик?!***
Джон чувствует себя лучше. Не то чтоб совсем хорошо, но все же лучше. Одежда больше не раздражает рассаженную кожу. Он не замерз и не голоден. Он уже не так изнурен, скорее просто сонный. Он чувствует, как пальцы брата ласково перебирают его волосы, когда он кладет голову ему на плечо. Мик напевает, листая потрепанную книжку [Питер Пен]. Джон улыбается – ранки в уголках рта беспокоят, но уже не кровоточат. Он чувствует себя в безопасности. - Мик? Брат вопросительно мычит, не убирая руки. - Кажется, мне страшно. Он чувствует, как Мик напрягается, но это чувство пропадает со вздохом в следующую же секунду. Рука брата продолжает гладить его по волосам. - Мне тоже, - шепчет Мик брату на ухо, щекоча своим дыханием. - Я умру и отправляюсь в Ад. И я не вижу выхода, - голос у Джона тихий, ровный. Он комкает в пальцах плед. - Если до этого дойдет, я вытащу тебя, брызжущего проклятьями, из любого пекла, - голос Мика звенит сталью, - Нет такого места, куда бы я за тобой не отправился. Джон кивает, к горлу подступают слезы, и ему все еще страшно, но он верит брату, потому что так было всегда. - Спасибо. Он думает о Зет и Чезе, и Анне Мари и мысленно благодарит их тоже. А еще он ужасно хочет добрести до шкафа и взять оттуда виски. Рука Мика гладит брата по щеке и снова возвращается на макушку, когда он произносит: - Всегда, братец. Мы всегда будем друг у друга. Джон глубоко вдыхает. Мик перелистывает страницу. Все хорошо.***
Мик – не Джон – стоит у них на кухне. Брат-близнец Джона Константина, который работает в особом отделе ФБР – стоит у них на кухне. И пьет пиво. - Чез, - его голос звучит ровно. И яростно. Мик стоит, облокотившись на столешницу, катая полупустую бутылку меж ладоней. Его брови сошлись на переносице, а губы стянуты в нитку, вместо запаха гари Чез чувствует запах антисептика и куриного супа. Чез вдруг вспоминает о телефоне в кармане. Вспоминает, как после одного дела ему пришлось заменить телефон на новый, с новым номером. Вспоминает, что очень давно не говорил с Миком. И, наконец, вспоминает, что Джон умирал, а он даже не сообщил об этом его брату. Чеза пробирает дрожь. Мик одним глотком допивает пиво. Он смотрит на упаковку шелковых медицинских ниток на столе. Когда он поднимает глаза и встречается взглядом с Чезом, тот по-прежнему не может вымолвить ни слова. - Ну и как, мексиканский героин лучше всех этих лекарств? – спрашивает Мик и его лицо неподвижно, как море перед штормом. Джон лжец, хитрец и плут, во многих отношениях опасный и безрассудный человек. Из-за этого Чез порой забывает, что Мик может быть в разы страшнее. Но прямо сейчас он видит это как никогда отчетливо. Чез сглатывает. - Джон тебе позвонил. - Да. - И где он сейчас? Мик хмыкает, качая головой. - Я уложил его в кровать. Чез хочет спросить, все ли с Джоном в порядке. Но челюсть Мика угрожающе дергается. Он ждет. - Ты бросил его, - наконец произносит Мик, - Даже опуская тот факт, что ты, черт тебя дери, не позвонил мне, когда мой брат умирал, потому что, видите ли, ситуация была напряженная. Опуская то, что ты даже не подумал, что я мог связаться с кем-то, кто мог вам помочь – что я бы и сделал. Опуская и то, что никто мне так и не позвонил, пока вы были в дороге, перед тем как Джон очнулся. Опуская всё это - ты хоть раз видел прежде обряд экзорцизма, а? Кулаки Мика сжаты, костяшки побелели. Чез забывает, как дышать. - Никто не бывает в порядке после такого. Даже если нахрен забить на чертов шок, когда демон вламывается тебе в голову и называет ее своим новым домом. Экзорцизм – это насилие. У Джона ребра переломаны – три ребра, если быть точным – не говоря уже про запястья, лодыжки и мать его сотрясение мозга. И всё лечение, которое тебе хватило ума ему присоветовать, это…Пойти и принять душ?! С каждым новым словом, каждым извергнутым проклятьем Чез вздрагивает. Все это правда, он был зол на Джона. Нет, он был в ярости. Но Мик прав. - Мне жаль, - он едва может это выдавить, видя, что Мик ожидает какой-то реакции. Мик в ответ разражается злым, отвратительным смехом. - Тебе жаль. Джон рыдал, когда звонил мне. А тебе жаль. Затем Мик издает звук – что-то между фырканьем и всхлипом, и этот звук отзывается болью в груди Чеза. - Он не может пройти через это один, Чез. Не заставляй его. Голос Чеза дрожит, когда он, наконец, отвечает: - Я этого не хотел. - Как и я, приятель. Как и я. Мик опадает, опираясь на столешницу, словно кукла, у которой разом обрезали ниточки. Он все еще катает пустую бутылку между ладоней. - Если однажды это повторится, я потащу тебя в Ад вместе со мной вызволять его душу из пекла. Чез снова шумно сглатывает, и когда Мик поднимает взгляд, в его глазах стоят слезы, а зубы плотно сжаты. - Ты был избран стоять рядом с моим братом. С Джоном уже случилось слишком много всего. Не заставляй его становится еще и мучеником. Чез все еще стоит на месте, когда Мик бросает бутылку в урну и поворачивается, направляясь к лестнице. - Мик? Он замирает, вцепившись в перила. - Это. Не повторится. Я не допущу. Когда Мик идет дальше и скрывается за углом, Чез, наконец, делает испуганный вдох. Он попросит прощение завтра. А пока он просто обязан выпить. И вот, когда Чез сидит на диване со стаканом в руке, наблюдая, как в зеркале над камином маячат тени давно умерших людей, он думает о братьях наверху. Мик просил не дать Джону стать мучеником. Но вот интересно, кто помешает Мику сделать то же самое. * В оригинале Джон использует термин ICE ("контакт для экстренной связи" - "In Case of Emergency").