Отражение

Well my heart is gold And my hands are cold. Are you deranged like me? Are you strange like me? * (Halsey — «Gasoline»)

      Этот день был настолько трудным, настолько волнительным, настолько важным, что у Виктора временами перехватывало дыхание. Но когда он смотрел в зеркало и видел на своей груди сияющий золотой кружок, он понимал, что оно того стоило. Все переживания, все старания, все бессонные ночи, все тяжелые дни. Он улыбнулся и снял с головы цветочный венок, усмехнувшись. — А я и в самом деле, как девчонка.       Легко и плавно он снимает резинку с волос, достает расческу из сумки и проводит по немного спутанным длинным прядям. Каждое его движение настолько женственно, а его лицо настолько нежное и прекрасное, что Виктор и сам частенько задается вопросом — не напутал ли чего Всевышний, сделав так, чтобы он появился на свет мальчиком? Впрочем, ему же всего шестнадцать, и даже его голос начал ломаться не так уж давно. Быть может, со временем многое изменится? — Отличная работа. Но всё же зря ты меня не слушаешь.       Вошедший в раздевалку без стука Яков быстро проходит по помещению и небрежно хлопает Виктора по спине. Что-то пробормотав себе под нос, тренер берет одну из бутылок с минералкой на скамейке и снова покидает раздевалку.       «Отличная работа»? Это всё, что он может сказать?! Виктор немного хмурит светлые брови, даже не зная, как мило выглядит в этот момент, потому что самого его немного грызёт обида. Да, он не слушал Якова и часто шел вразрез с его указаниями. Да, он добавил в программу пару элементов, которые держал в секрете. Но ведь оно же того стоило! Он чемпион! А всё, что ему сказали — это «отличная работа»?       Всю дорогу до отеля он молчал, глядя за окно на немного туманные улицы, подпирая кулаком щеку и мечтая. Виктор давно уже грезил о том, чтобы на его пути встретился человек, который поймет его. Который примет все его ошибки, все его недостатки. Который поддержит его в любых начинаниях. Который будет настолько надежен, что без слов сможет вселить в него уверенность в том, что он не один. Но время шло, а такой человек все не появлялся. Пару раз было что-то похожее, но это всё не то. Виктор очень быстро понимал это и разочаровывался. И порой ему становилось страшно, когда он думал, что так будет всегда.       Коротко пожелав Якову хорошего вечера, Виктор поспешил удалиться в забронированный для него номер. Тренер был удивлен таким поведением подопечного, но тот объяснил это тем, что очень устал и хочет хорошенько выспаться и отдохнуть. Протестов на это, разумеется, не было, и Фельцман, кивнув, ушел в лобби отеля, по пути доставая из кармана телефон и звоня кому-то. Но Виктору всё равно. И вскоре он, повернув ключ в замочной скважине, вошел в номер.       Как он и ожидал, кровать оказалась очень мягкой. Он просто свалился на нее, раскинув руки, и ощутил, как мягкий матрац немного прогнулся, повторяя очертания тела Виктора. Прикрыв глаза, он глубоко выдохнул и прошептал: — Где же ты? Ты так мне нужен…       А ведь он и в самом деле плохо спал. Уже не первую ночь. Он в который раз подряд видел один и тот же странный сон: в тумане, в серой глубине, перекрывая странные короткие яркие вспышки, к нему идет человек. Он высок, строен, его походка мягкая, бесшумная и грациозная. Но в ней столько уверенности, что Виктор понимает сразу — незнакомец полон внутренней силы. Он великолепен, кем бы ни был. Он идеален. И хотя лицо прекрасного видения разглядеть не удается, Виктор уверен, что незнакомец очень красив. — Прости, что заставил тебя ждать, — произносит он приятным бархатистым голосом. — Ничего, — шепчет Виктор в ответ немного хрипловато, не понимая, почему не сказал этого нормально. Его сердце замирает, а потом радостно трепещет. — Главное, что ты всё-таки пришел.       Он по-прежнему не может разглядеть в тумане и полутьме лица. Но короткая вспышка света выхватывает искорки в глазах незнакомца, и Виктор понимает, что они небесно-голубые. Такие же, как у него. И отчего-то этот факт приносит новый всплеск радости, которая разливается приятным теплом в груди.       У незнакомца длинные красивые пальцы. И они прохладные. Виктор знает об этом, потому что он всегда делает одно и тоже: кончиками пальцев легко, как взмах крыла бабочки, проводит по его щеке, вычерчивает линию подбородка, легко приподнимая и заставляя встретиться взглядом с собой. — Если бы ты знал, как я виноват перед тобой… — печально произносит незнакомец, и в голосе его Виктор слышит неподдельную печаль. И от этого ему самому становится невыносимо грустно. — В чём ты виноват? Ты же ничего не сделал?! — с долей отчаянья спрашивает он, делая шаг вперед, но не получает ответа. Всегда на этом моменте его сон прерывается, и Виктор открывает глаза, видя только потолок в полутьме.       Снова никого. Он поворачивается на бок, тянет к себе подушку, крепко обнимая. Он не может, не хочет понимать и принимать, что этот человек был всего лишь сном. И уж тем более не хочет верить в то, что он в чём-то перед ним виноват. — Я бы простил, обязательно простил! Только приходи! — он сжимает пальцами белоснежную ткань, зарывается в нее носом и снова закрывает глаза. — Пожалуйста… приходи… — добавляет он шепотом.       Наверное, ему померещилось? Виктор резко сел на кровати, крепче прижимая к себе подушку. Когда же стало так темно? Когда он успел выключить свет? И кто там, в другой комнате? Он уверен, что слышит чьи-то мягкие шаги. Быстро наклонившись, он на ощупь находит кнопку прикроватного светильника. Щелчок — и спальня озаряется теплым, приятным, но не очень ярким светом. — Здесь кто-то есть? — спрашивает Виктор погромче, хотя голос слегка дрожит. Он чувствует себя глупо, но это первое, что пришло ему в голову.       Шаги стихли секунд на пять. В дверном проёме Виктор видит силуэт и не может сдержать удивленного и радостного вздоха. Это он! Несомненно, это он! — Как думаешь, у меня получилось эффектно появиться? — спрашивает вошедший, тихо усмехнувшись.       Виктор узнает его. Это тот же самый голос, тот же самый тембр, та же самая манера разговора. — Не то слово… — улыбается юноша и, откинув подушку, соскакивает в постели, быстро сокращая расстояние между собой и своим ночным визитёром. — Ты… ты пришел!       Виктор и сам не понимает, почему его глаза наполняются слезами. Они катятся по его щекам, но при этом он улыбается так счастливо, как будто ничего более прекрасного с ним не случалось. — А я и забыл, что могу быть плаксой… — аккуратно обхватив лицо Виктора ладонями, человек вытирает большими пальцами слезы на нежных щеках. — Я хочу… хочу посмотреть на тебя…       Парень накрывает ладони гостя своими, отстраняет от лица, а потом делает шаг назад, потянув незнакомца за собой. Тот вступает в полосу света и слышит новый вздох. Виктор выпускает его ладони и отходит еще на шаг. Его прелестные голубые глаза округляются, и гость понимает абсолютно точно, что эффект достигнут. — Что… что это значит? — шепчут нежные губы. — Как же это?..       Он смотрит на лицо, которое не мог разглядеть во сне, и понимает, что видел его уже много-много раз. Еще бы, ведь оно такое же, как у него! Всё, абсолютно всё идентично. Разве что выглядит старше, но в остальном… отличная стрижка, немного рваная челка на левой стороне лица, задорный блеск в глазах цвета неба. — Разве не ты хотел, чтобы я пришел? Не ты звал меня? — гость улыбается одними уголками губ и немного хитро прищуривается. — Я не смог тебе отказать. Я и сам этого хотел. Потому что мы — одно целое. — Как такое может быть? — Виктор прикрывает рот ладонью, словно боится закричать. Но ему совсем не страшно. Он удивлен — да, он ошеломлен, ошарашен. Но не боится. Разве можно бояться самого себя, пускай даже намного старше? — Мне казалось, такие мелочи для тебя не имеют значения, — склонив голову набок, отвечает знакомый незнакомец.       Виктору вдруг стало стыдно. Какая, к чёрту, разница? Он ведь так хотел, чтобы рядом был кто-то близкий и родной, кто-то понимающий и небезразличный. И вот он здесь, практически на расстоянии вытянутой руки. — Прости, — Виктор стыдливо опускает глаза.       И снова эта прохладная ладонь. И снова то самое движение. От щеки к подбородку. Взрослый Виктор приподнимает лицо себя юного и с улыбкой рассматривает каждую черточку. — Я хочу поделиться с тобой тем, что понял для себя совсем недавно. Для меня нет никого важнее тебя. Ты и я, мы искали так долго кого-то. Но на самом деле нам не нужен никто, кроме нас самих…       Взрослый Виктор склоняет голову, но совсем чуть-чуть — разница в росте небольшая. Накрывая нежные юношеские губы своими, он ласково, но вместе с тем настойчиво проталкивает язык между ними. И, не встречая сопротивления, проникает глубже в горячий и влажный рот, коснувшись белоснежных зубов, а потом и шелковистой поверхности нёба. Гость знает наверняка, что для Виктора этот поцелуй — самый первый. Знает, что никто и никогда за шестнадцать лет жизни не целовал его вот так, по-настоящему, по-взрослому. — Погоди… — Виктор отстраняется, упираясь руками в плечи визитера, и смотрит на него растерянно. В светлых, почти детских глазах, нет осуждения. Есть только непонимание и волнение. — Это всё так странно… Почему ты делаешь это? — тихо спрашивает он. — Потому что я нужен тебе, — улыбается взрослый. — Я хочу, чтобы ты почувствовал мое тепло и знал, что я рядом. — Но если ты — это я, то всё это и не нужно! — качает головой Виктор.       Воцаряется неловкое молчание, которое гость всё же нарушает спустя недолгое время. — Если ты скажешь, что не хочешь этого, я тебе не поверю.       Виктор закрывает лицо руками, опустив голову. Ему так невыразимо стыдно, но он даже не понимает, за что именно: за свою ложь; за то, что так слабо сопротивляется, или за то, что сопротивляется вообще; а может, за то, что от всей души желает полного единения с самим собой? — Ты уйдешь, если я так скажу? — он поднимает голову, убрав руки от лица. — От себя не убежишь, — разводит руками гость и снова улыбается. — Значит, ты останешься со мной? — сердце трепещет, а внутри молоточками стучит «Да, да, скажи „да“!».       Взрослый Виктор мягко проводит по волосам своей младшей копии, касается макушки, опускает ладонь ниже. Нащупав резинку, привычным когда-то жестом легко снимает ее, выпуская на волю прекрасные серебристые пряди. — Ты говоришь так, словно намерен мне отказать, — замечает он. — А сможешь?       Он проводит пальцем по губами Виктора и легко смеется. Каким же все-таки милым он был когда-то. Теперь, конечно, ничуть не хуже, но это уже по-другому. Он никогда не думал, что ему так сложно будет устоять перед самим собой. — Я всё время был один… — Я знаю. — Я так ждал, что ты придешь. Ты был нужен мне, хоть я и не знал, что мне нужен именно ты. — И это мне тоже известно. — Ты любишь меня?       Это был действительно внезапный вопрос. Гость немного опешил, но после снова улыбнулся. Как прелестна эта прямота, почти детская непосредственность. Каким же чистым он был когда-то. — Я всегда тебя любил. Но не всегда об этом знал. — А теперь знаешь? — слегка хмурится Виктор, и теперь он смотрит внимательно в глубину глаз знакомого незнакомца, словно пытаясь уличить его во лжи. — Теперь знаю. — Тогда скажи это! — требует юноша, тряхнув головой, и серебряные волосы чуть колышутся из стороны в сторону.       Короткая пауза, а гость как будто собирается с духом. Но Виктор намерен добиться своего. Он всегда так делал. И этот случай, пускай и странный, фантастический, выходящий за всякие рамки — не исключение. — Я люблю тебя, Виктор.       Он ждал. Но, как выяснилось, не был готов. — Еще раз.       Взрослый снова негромко усмехается. Он подходит чуть ближе, снова захватывает лицо Виктора в плен своих изящных ладоней. — Я люблю тебя, Виктор.       Он вновь целует его, но уже настойчивее, более властно, лаская его язык своим, сплетая их и проводя по губам. Виктор отвечает ему так неумело, но это кажется взрослому вполне естественным и понятным: откуда ж мастерству взяться, если опыта нет? — И я… тебя люблю… — шепчет юноша покрасневшими от поцелуя губами.       Он обнимает взрослого себя за талию, прижимаясь к его груди, кладет голову на его плечо. — Я, наверно, сумасшедший. А ты — моя галлюцинация… — Все мы немного сумасшедшие, — гость целует его в висок. — Просто не всем хватает смелости это признать.       Звучит немного странно, но вполне убедительно и утешающе. Какая реалистичная галлюцинация: Виктор чувствует ее тепло, ее запах, ее дыхание и пульс. — Скажи, ты… мы со многими делали это?       Вопрос ставит гостя в секундный тупик. — Ты о сексе? Да, думаю, это можно назвать «много», — он перебирает пальцами его волосы. — И как? Это так же приятно, как танцевать?       Взрослый улыбается. — Это… хм… это по-другому. Но ничуть не хуже. — Сделай это со мной.       Не сказать, что гость совсем такого не ожидал. Но он не думал, что это будет настолько резко. И что об этом попросит не он теперешний. — Ты понимаешь, что говоришь?       Виктор поднимает голову, чуть отстраняется, но не выпускает себя из объятий. — Кто может знать меня лучше, чем я? — в тусклом свете заметно, что щеки юного чемпиона краснеют. Но он застенчиво улыбается, хоть и отводит взгляд в пол. Кажется, тема всё еще слишком щекотливая для него. — Если это так, то мне не может быть лучше ни с кем, как с тобой… — Неожиданно появилась логика в нелогичной ситуации, — взрослый переливчато смеется, в третий раз привлекая Виктора к себе и целуя глубоко, но нежно.       Юный чемпион обвивает шею гостя руками, слегка приподнимается на носочках. Его тут же подхватывают на руки, не прерывая поцелуя. Он слышит тихие шаги по ковролину, а потом его опускают на всё ту же мягкую большую постель. Волнение приятными мурашками разбегается по телу, зарождаясь где-то между лопаток. «Люблю, люблю тебя», — мысленно восклицает Виктор, готовый сказать это и вслух снова, но к чему всё это? Ведь его ласкает он сам, тот, который прекрасно знает и так о чувствах самого себя.       На взрослом Викторе черная облегающая майка, хорошо подчеркивающая стройность идеального тела. Темно-серые брюки выглядят так, словно их сшили именно для него. А может, так и есть? И юному Виктору даже немного неловко, ведь на нем самом всего лишь гостиничный халат, надетый после душа. Но, кажется, его партнера совершенно не волнует этот факт: он чувствует, как на нем развязывают пояс. — Наш любимый аромат, — шепчет гость, поводив носом по шее Виктора, а затем легко целуя ее снова и снова.       Поясок развязан, и гость распахивает полы халата, опускаясь поцелуями к груди Виктора. Он обхватывает губами сосок, слегка прикусывает его, сразу же лизнув. Он слышит, как шумно выдыхает его невинный партнер, вздрагивая. Как чувствительно. Он знал об этом. Каждая точка на желанном теле так знакома, ведь это тело — его собственное, его самое изученное, его всецело от макушки до пяток. Прохладные ладони оглаживают торс, окончательно снимают халат. Виктор повторяет свои ласки, переместившись на другой темный кружочек соска, и чувствует, как пальцы юноши вцепились в его майку со спины, как торопливо они тянут ее вверх в молчаливой просьбе — нет, требовании — снять сейчас же. Ну как отказать себе самому? На минутку приподнявшись, Виктор снимает майку и останавливается, завороженный: пепельные волосы разметались по кровати; руки немного приподняты к лицу; сияющие глаза смотрят так ласково, так нежно и доверчиво; нежные щеки пылают румянцем. Он даже и не думал, что выглядел настолько восхитительно в шестнадцать. Да, ему говорили много раз, что он красивый, он признавал это и сам, но сейчас… — Ты прекрасен… — он не мог этого не сказать.       Виктор улыбается ему, протягивает руку, погладив гостя по щеке, заводя ладонь за его ухо и вплетая пальцы в короткие серебристые волосы. — Получается, что и ты тоже.       Они сливаются в поцелуе, и взрослый Виктор с удивлением обнаруживает, что теперь уже младшая копия управляет процессом: проворный язычок скользнул в его рот и начал там хозяйничать. Это немного неожиданно, но так приятно. И он принимает правила этой маленькой игры, позволяя Виктору исследовать тело, которое ему же и принадлежит.       Он всегда был смелым, всегда делал только то, чего желал сам. А когда тебе шестнадцать, не быть в чем-то дерзким просто невозможно. Гость слышит, как звякнула пряжка ремня, и на его ширинку, несмело поглаживая, легла изящная ладонь. Между ног и так чувствовалось напряжение и тепло, а эти поглаживания заставляют грязные мысли заполнять всё его естество. Проклятье, он чувствует себя дьяволом, совращающим чистого ангела. Но остановиться невозможно. — Виктор…       Это действует как призыв, и дьявол, не в силах более терпеть, почти бесцеремонно снимает с него боксеры. Он знает, что заставит ангела снова смутиться, но это только распаляет сильнее, и он обхватывает рукой член Виктора, то сжимая, то расслабляя пальцы в кулаке. Он начинает водить ими вверх и вниз, сначала плавно и медленно, постепенно усиливая нажим и делая движения все быстрее и резче. — А-ахх… Виктор… — стонет чистое создание, закусывая губу и чуть прогибаясь навстречу.       С наслаждением прислушиваясь к каждому звуку, что срывается с юношеских губ, Никифоров впивается губами в нежную кожу на шее и прикусывает ее, совсем не заботясь о том, что завтра на этом месте будет довольно заметный синяк. Плевать. Это ЕГО тело, и он будет делать с ним всё, что захочет. Виктор под ним заскулил от смеси боли и удовольствия, ведь его все еще ласкали рукой там, где раньше его не касался никто.       Интерес и азарт пробуждаются все больше. Желание становится почти непреодолимым. Расстегнув ширинку на брюках гостя, Виктор просовывает туда руку, запускает ее в белье и, коснувшись члена, пытается повторить с ним то, что делают сейчас между его ног. Сначала получается робко и даже слишком медленно, но участившееся дыхание возле его шеи подсказывает Виктору, что он делает всё правильно. На головке появляются вязкие капельки, он чувствует это и пальцем растирает смазку, но при этом всё еще боится, что может сделать что-то не так. Ему так хочется, чтобы всё было идеально, ведь он решился на нечто такое, что даже в воображении может показаться бредом. Он собирается заняться сексом с самим собой! И это не самоудовлетворение в привычном для людей смысле, это… это… Слов для того, чтоб описать происходящее, не находилось. Зачем слова, когда есть сладостные стоны, наполняющие спальню гостиничного номера. — Нгх… что ты делаешь со мной… — хрипловато шепчет гость, и это заставляет Виктора улыбнуться. — То же, что и ты со мной, — тихо отвечает он и закрывает глаза, выгибаясь вверх и выдыхая, потому что ему «отомстили», нажав на самую чувствительную точку возле уздечки. — Виктор… Виктор, я больше не могу!.. — почти отчаянно стонет юный чемпион. — Если мы продолжим так, я… я…       Взрослая копия приподнимается, нависая над ним и облизывая губы. Он смотрит на него, как на желанную добычу. Это пугает и завораживает одновременно. — Ты можешь остановить меня, — бархатистым голосом произносит он. — Мы можем продолжить то, что делали. Или… пойти дальше. Чего ты хочешь, любимый?       «Любимый». Никто на свете никогда его так не называл. Никто на свете никогда на него так не смотрел. Никто на свете никогда такого с ним не делал. Что, что же решить? Прекратить это всё? Но ведь эта странная игра так приятна, так сладка… — Лишь бы с тобой… Хочу пойти дальше… — Тебе может быть больно, — мягко замечает гость. — Мне всё равно, — качает головой Виктор. — Если мне суждено познать такую любовь с кем-то, я хочу, чтобы это был ты…       Наверное, он не ожидал другого ответа. Ведь отступать не в его манере. Ни в чем. И любовь не станет исключением, как и первый сексуальный опыт. — Хорошо, мой чемпион, — гость коротко целует Виктора в губы.       Сев на кровати, он облизывает пальцы, оставляя на них как можно больше слюны. Раздвинув пошире ноги Виктора, он касается его промежности, опускается к сфинктеру и чуть надавливает на него, обводя по кругу. Юная копия непроизвольно напрягается и задерживает дыхание, что не ускользает от взгляда соблазнителя. — Не бойся и попытайся расслабиться, — ласково улыбаясь, говорит он, погладив свободной рукой по щеке Виктора.       Не доверять самому себе, конечно, можно, но это достаточно трудно. Сейчас, когда, наоборот, хочется верить, Виктор полностью подчиняется, отдает всего себя тому, кто так страстно желает его. И кого так хочет он сам. Пытаясь не думать о возможной боли, он кивает и старается ровно дышать, расслабляя мышцы. Он чувствует, как в него, фалангу за фалангой, вводят палец, и ничего не может поделать с собой, снова напрягаясь.       Гость наклоняется, покрывая поцелуями лицо Виктора, легкими, почти невесомыми. — Всё хорошо. Я рядом, как ты и хотел…       Как тепло на душе от таких желанных слов. Конечно, он пришел к нему, наконец, услышал его призыв. — Не покидай меня, — просит Виктор, и снова пытается расслабиться.       Второй палец входит в него почти безболезненно, но все же причиняя небольшой дискомфорт. «Это только первый раз», — утешает он сам себя и втайне надеется, что дальше будет хорошо. И что этот раз не будет последним. Постепенно боль уходит, и пальцы внутри Виктора задевают простату, несильно нажимая на нее. Это даже приятно, и он верит, что будет еще лучше. — Я продолжу, если ты скажешь, что готов к этому, — соблазнитель раздвигает пальцы в нем, но делает это деликатно и бережно, не отрывая взгляда от лица Виктора, наблюдая за его реакцией. Юный чемпион понимает это и радуется тому, что этому человеку не всё равно, что он не хочет причинять ему боль. И Виктор решил, что не имеет права быть слишком слабым в собственных глазах. — Я готов, — не очень громко, но твердо произносит он. — Ты уверен?       Да, чёрт возьми. Он не отступит. — Я хочу, чтобы ты взял меня. Прямо сейчас.       Это как на сцене — надо скрыть, что волнуешься. Всё будет хорошо, обязательно, ведь он обещал ему. Слово, данное самому себе, нерушимо. По крайней мере, так всегда было для Виктора до этого момента. — Пожалуйста, войди в меня, — он краснеет, но пытается улыбнуться. — Будь со мной…       Его взрослая копия не заставляет просить себя снова. Он освобождается от остатков одежды, и Виктор может видеть свое идеальное в будущем тело во всей красе. Он непроизвольно облизывает губы, не замечая, как усмехается гость, увидевший это. Он раздвигает ноги пошире, и Виктор устраивается между ними. Направив рукой член, он прислонил головку к растянутому сфинктеру и плавно вошел до конца. Остановившись и давая Виктору привыкнуть к новым ощущениям, он снова обхватил его член и, сделав колечко из пальцев, стал медленно водить им по стволу до головки. Услышав сладостный стон, снова начал двигать бедрами. Сначала неторопливо, но постепенно наращивая темп. Чем громче стонал Виктор под ним, тем сильнее заводился гость, тем быстрее и резче он двигался сам и ласкал рукой возлюбленного. — А-а-ахх… Виктор… мой Виктор… — Только твой, — эхом отзывается он, готовый почти зарычать от удовольствия. Как же сладко ощущать, как плотно мышцы обхватывают его член. Как волшебно понимать, что тот, чье прекрасное тело распростёрлось под тобой, любит тебя и готов принадлежать только тебе и никому больше на этой планете. За это можно отдать всё. Абсолютно всё.       Виктор прогнулся в спине, подаваясь навстречу своему соблазнителю. Его волосы запутались, но сейчас на это было плевать. Ничто не имеет значения, кроме него. Всё на свете исчезло, кроме того, кто сейчас касается его груди своей. Того, кто жадно и жарко целует его, шепчет ему слова любви, подтверждает свою страсть, наполняя его собой, принося наслаждение им обоим, приближая себя и его к оргазму. — Я люблю тебя… Люблю… Люблю…       От переизбытка чувств и ощущений хочется кричать. Но вместо криков с губ срывается: «Виктор», и с громким стоном ангел, потерявший невинность, изливается себе на живот, вздрагивая и скребанув ногтями по спине соблазнившего его дьявола. — Я люблю тебя, — эхом отзывается тот, закусывая до крови губу от того, что чувствует, как Виктор сжал его изнутри, как запульсировало там внизу. Одна мысль о том, что его любимому хорошо, что ему больше не больно, приносит с собой новую волну горячего желания. Он вторгается в него грубее, резче, сильнее, и через несколько особенно сильных толчков кончает в Виктора, сжимая пальцами простынь и упираясь руками в кровать. Ему так хорошо, что он готов умереть, не дожив до завтра. Плевать. Эта ночь — самая лучшая.       Виктору страшно. Он боится закрыть глаза, боится уснуть. Потому что страшится того, что тот, кто сейчас лежит рядом, обнимая его, поглаживая по длинным волосам, исчезнет, словно сон. Что он сам и окажется сном. Прекрасным, волшебным, но всё же нереальным. По его щекам катятся слезы, и гость удивленно приподнимается на подушке, обхватывая, как и раньше, его лицо. — Что такое? Почему ты плачешь? — взгляд голубых глаз пристальный, встревоженный, обеспокоенный. — Всё хорошо, — качает головой Виктор. Какой же он все-таки сентиментальный.       Гость целует его в макушку, обнимает за плечи крепко-крепко, прижимая к себе. — Зачем ты врешь самому себе? — Прости, — уткнувшись в грудь любимого, виновато произносит Виктор. — Я просто боюсь, что когда настанет рассвет, я снова останусь один… — Мы — одно целое, и не сможем разлучиться. Не забывай об этом никогда. Ты — это я. Я — это ты. Даже если мир перевернется.       Мир уже перевернулся. В тот самый момент, когда Виктор увидел Его. Мир встал с ног на голову — наверное, ради забавы. Ради какой-то странной игры. Но так хочется, чтобы игра не кончалась.       И Виктор закрывает глаза.