По разные стороны

В груди гулко бухает разошедшееся в паническом приступе сердце, руки сами собой сжимаются в кулаки, и от этого вздуваются вены на загорелых предплечьях. Дэхён смотрит разгневанно, не понимая, как мог пропустить этот удар. Белые волосы растрепаны, челка на лбу слиплась от пота и теперь висит бесформенными прядями. Его противник обнажает ровный ряд идеальных зубов в торжествующей улыбке - тоже не ожидал, что атака удастся. Шестое чувство, которое до этого никогда не подводило Дэхёна, оставило его именно в эту ночь. Не потому ли, что внутри что-то сломалось? Или потому, что в мыслях уже на одном колене? Темные, насыщенного цвета красного вина глаза напротив загадочно поблескивают. Изящные пальцы с обилием колец на них подрагивают, и практически сразу же, без промедления, касаются губ их хозяина, оставляя на них кровавый росчерк. Ёнгук усмехается, удовлетворенно наблюдая, как взгляд Дэхёна, жадно следивший за ним, мгновенно опускается на плечо. Белоснежная рубашка безнадежно порвана, а в том месте, где гуковы ногти вспороли кожу, наверняка останутся шрамы. - Ты слабеешь, - самодовольный бас разносится в беспросветной ночной мгле, на пустой площади, где нет никого и ничего в это тихое время на границе старого и нового дня. - За все время, что мы встречались здесь, такое впервые. Неужели я дождался-таки момента, когда ты наконец-то сложишь крылья и падешь?.. В ответ на это с губ Дэхёна срывается рассерженное шипение, и верхняя губа, которая слегка полнее нижней, подрагивает, приоткрывая зубы. Яркая искра протеста вспыхивает в прозрачных, словно чистая вода, глазах, и остается тлеть где-то там, внутри них. - А ты очень долго пытаешься сломить мою волю, - не остается он в долгу, и ухмылка Ёнгука бледнеет. - Ты, воплощение зла и похоти, неужели влюбился в стража света настолько, что боишься ненароком раздавить своей силой? - спина ангела гордо выпрямляется, и, едва заметно поведя плечами, Дэхён расправляет два ослепительно прекрасных крыла. Ёнгук щурит глаза и решительно, но вместе с тем невероятно грациозно изгибается. Кончики черных, чернее, чем смола в аду, коротких волос электризуются, и с громким рыком из широкой груди вырывается поток силы, который подкидывает Дэхёна и отбрасывает прочь. Тот падает на спину, прямо на смягчившие падение крылья. Тихий треск, и Дэхён коротко стонет. Рубашка - в лоскутья, хорошо, хоть штаны целы остались. Дэхён закрывает глаза. Это противостояние длится уже не первый век. Они меряются силами, они ранят словами, они бросают друг друга, калечат друг друга, но им не суждено преодолеть черту, разделяющую их. Они заперты в этой безысходности, вынужденные бесконечно бороться, не в праве заключить мир. Они сами - как мир, равновесие которого никогда не бывает идеальным. Кто-то всегда бьет сильнее. Сегодня, например, это Ёнгук. Он знает, что слова Дэхёна о влюбленности - пустой звук, ведь зло не умеет любить. Оно умеет лишь совращать, втаптывать в грязь, запятнывать пороком. И вот, на исходе заветного часа, он чувствует, что защита Дэ дала брешь. А это значит, что осталась самая малость... - Скоро ты будешь моим, - шепчет Ёнгук и бесшумно растворяется в тени, оставляя второго зализывать раны под звездным небом, среди чернильных разводов которого уже начала проглядывать предрассветная синева. *** Дэхён наблюдает за тем, как танцует Ёнгук. Четкие, заученные движения, исполняемые худым, немного неловким гуковым телом, заставляют его улыбаться про себя. Остальные - Химчан, Чоноп, Ёндже и Чунхон - давно уехали в общежитие, как следует поработав. Музыка с силой отдает в уши, и Дэ чувствует, как головная боль начинает сдавливать виски. Переводит взгяд на Гука - тот тоже вымотан. Таков уж лидер - взялся что-то сделать, делай на сто процентов или проваливай. Четко и понятно. Поэтому он, Дэ, и завис здесь, чтобы выполнить эту самую ежедневную стопроцентную норму. - Присоединишься? - срывающимся запыхавшимся голосом спрашивает подошедший Ёнгук. - Я сам танцую уже раз двадцатый. - Не-а, хён, - вокалист улыбается через силу, - у меня так скоро ноги отвалятся, да еще и голова впридачу. Мне сегодня такой бред снился... - неизвестно зачем добавляет и неудержимо краснеет, спрятав взгляд за длинной челкой. Докладывать старшему о таких жизненных мелочах как-то не входило в его привычки. Ёнгук поднимает брови, хмыкает, подождав несколько секунд, и одним движением открывает бутылку воды, стоявшую неподалеку. Дэхён исподтишка наблюдает, как тот пьет. Черт, и как у него всегда получается выглядеть так мужественно?.. Внезапно в туманной дэхёновой голове что-то перемыкает, и он судорожно хватается за жилистое предплечье Гука. Тот от неожиданности подскакивает и вглядывается в напряженное лицо напротив, думая, что точно перезанимался - из-под светлой челки на него вместо глубоких карих смотрят два совершенно голубых глаза. Прежде, чем он понимает, что это не галлюцинация, Дэхён захватывает его длинную шею и буквально впечатывает в стену так, что зеркало на ней трескается от удара гуковым затылком. - Черт... - хрипло стонет Ёнгук, еле-еле подняв руку и дотрагиваясь до разбитой головы. Подносит пальцы к глазам и с изумлением видит на них кровь. - Дэ, мать твою, что на тебя нашло?! - Давай, покажись, ты, гнусная тварь! - шипит блондин прямо в лицо, а от небесных глаз веет ледяным холодом. - Вот он я, здесь, чего же ты ждешь? - Я не понимаю, о чем ты говоришь, Дэ!! - в басовитом голосе начинают проступать нотки паники, но это лишь заставляет сильную руку еще больше сдавить шею Ёнгука. - Не притворяйся!! - чуть ли не на визг срывается Дэхён, и тут глаза парня, шею которого он сжимал изо всех сил, из темно-карих медленно превращаются в насыщенно-красные. - Не притворяться? Что ж, хорошо, - спокойно выговаривает он и почти аккуратно отводит от себя руку ангела своей рукой, не прерывая зрительного контакта. - Мне нравится повиноваться. - Что ты сделал со мной, ты, адов отпрыск?! - повышает голос Дэхён и хватает Ёнгука за и без того растянутую футболку. - Почему я больше не могу попасть наверх?! Задорный прищур и кривоватая, но демонически красивая улыбка совершенного лица напротив: - А ты как думаешь? Почему еще ты можешь касаться меня без того, чтобы не обжечься? Почему, ранее не имея возможности пробуждаться днем, как всегда мог я, ты сейчас разговариваешь со мной? - Ёнгук нарочито медленно поднимается с колен, не сводя довольного взгляда с ошарашенного Дэхёна, крадется, словно кот, подбираясь ближе и ближе, и наконец останавливается в какой-нибудь паре дюймов от едва раскрытых в праведном возмущении полных губ: - Ты уже мой. И, не медля больше ни секунды, целует. Глубоко, властно, подавляя малейшее сопротивление. Заламывает руки Дэхёна за спину и с силой бросает на разбитую зеркальную стену, заставив осколки каскадом сыпаться к босым ногам. Каждый шаг Ёнгука оставляет черный обгорелый след на идеальном паркете, и никакой силой в мире не потушить огонь, набирающий обороты между этими двумя. Дэхён все еще не сдается, он побежден не до конца, и он понимает это, когда до крови прокусывает нижнюю гукову губу. Больно аж до грудного стона, но Ёнгука это лишь распаляет. Он слизывает свою кровь, смакуя, наслаждаясь, а тем временем его руки рвут чужую футболку, по иронии судьбы оказавшуюся черной, обнажая острые ключицы, крепкий пресс и тонкую дорожку коротких волос, спускающуюся к поясу джинсов. Дэхён запрокидывает голову и закрывает глаза, молясь про себя о том, чтобы все это поскорее кончилось. Но вместо ожидаемого освобождения он чувствует настойчивую ладонь под плотной тканью, сжимающую его член, а в голове на повторе единственная фраза низким до мурашек голосом - "Тебя никто не слышит... Только я..." Из-под сомкнутых век скатываются две слезинки, когда Ёнгук резко входит в уставшее сопротивляться тело. Все кончается, и Дэхён открывает глаза. Рядом рвано дышит его личный дьявол с чертовски сексуальным голосом и умелыми руками, тот, от чьего жаркого дыхания у уха окончательно срывает все барьеры, когда он говорит: - Ты знаешь, Дэхён-и, мне чертовски нравится контраст твоих алых глаз и белых волос... Тебе идет.