Льдистым днем друг к другу прильнем, Вместе пойдем ко дну. Брат-свиристель, позови нам метель, Злую лесную луну.
Уже третий день не затихала метель. Холодный ветер завывал не хуже голодного волка, пробирая своими страшными песнями до самых костей, заставляя даже взрослых испуганно вжиматься в свои кровати, кутаясь с головой в одеяла в надежде, что это защитит их от того, что скрывается в ночи. От самого страха. Страха перед неизведанным, незримым, живущем в головах и материализующимся в хлестание веток по окнам, шорохах в доме, тенях, ползущих вдоль стен, неосязаемо тянущих свои тонкие острые лапы к поджимающимся аж до самого подбородка, в ужасе дрожащим коленкам. Но всё же, даже самая длинная зимняя ночь однажды подходит к концу. Бледные солнечные лучи пробиваются из-за тяжелого свинцового неба, падая на гладкий белоснежный пласт снега, что будто сотни маленьких алмазов переливается и искрится. Это вызывает бурю эмоций и желаний, вихрем животных инстинктов вздымающуюся в голове у прекрасного лиса Хоккайдо, который с любопытством высовывает мордочку из-под широкой еловой ветви. Его возбуждённо помахивающий из стороны в сторону хвост слегка задевает темнеющее зеленым цветом дерево, опрокидывая на принюхивающийся к морозному воздуху чёрный носик снег. Лис сразу же дергается, стряхивая с себя рассыпчатые снежинки, удивлённо морщась и чихая. Поняв, что того, чего он ожидает, всё ещё даже не видно, лис разочарованно ложится, потягиваясь, растопыривая подушечки на лапках, выпуская острые коготки и устало зевая, обнажая белоснежные зубки. Чуть прищурившись, он продолжает мельком следить за заснеженной поляной, и время от времени вновь принюхивается, лишь бы только ничего не пропустить. Уже было глубоко за полночь, когда чуткий нюх лиса уловил возникший в воздухе инородный, так не присущий этой местности, запах. Сначала подул лёгкий ветер, заставивший животное поднять голову, навострив уши. Вместе с ним долетел и лёгкий, еле различимый аромат горных трав. Лис мгновенно вскочил, выбегая на открытую местность и нетерпеливо оглядываясь. И вот, наконец, его терпение было вознаграждено. На поляну неспешно и элегантно, чуть прищуривая золотисто-карие, янтарные глаза, мягкими плавными движениями выходит абсолютно черная лиса. Остановившись в паре шагов от лиса, она немного медлит, пристально вглядываясь в него. И, всё же весело тявкнув, она в один прыжок сбивает его с ног, прижимая к льдистой поверхности. Зарывается чувствительным носом в белоснежный, мерцающий в свете выглянувшей из-за туч луны мех, с упоением легонько кусает ластящегося в ответ лиса за подергивающееся ушко.Шорохом сов укрыться от псов — Им не заметить нас. Хвостом к хвосту, вдвоем в пустоту, Снова, в который раз.
Две лисицы мчатся, наперегонки заметая хвостами свои следы. Азартно стреляют друг в друга глазами, слыша где-то позади разъярённый лай охотничьих собак. Иногда набегу толкают друг друга в бока, насмешливо вскидывая морды и будто бы скалясь в улыбке. Наконец, гавканье псов стихает, и лис Хоккайдо бессовестно сталкивает чернобурку в попавшийся по пути сугроб, а сам начинает весело кататься на спине, пока та, стряхивая с себя снег, готовится к ответной атаке в наглого спутника. Весёлое тявканье наполняет лес. Две лисы играют между собой, сбрасывая один на другого снежные горсти с веток деревьев, изматывая друг друга долгими пятнашками. И вот уставшая парочка садится около очередного дерева, сплетая хвосты и ласково прижимаясь друг к другу разгорячёнными телами. Лис смотрит на землю и, заметив на снегу пестреющее совиное перо, берёт его зубами, закрепляя за ухом подруги. Чернобурка игриво вытирает мордочку лапкой, будто прихорашиваясь, и выжидательно смотрит на него. Тот в свою очередь трётся о её нос своим, крепче переплетая монохромную спираль хвостов.Как зелена в глазах глубина, Будет на дне тепло. Как уголь, черно мое кимоно, Твое, как снег, бело.
Вновь на лес опускаются сумерки, вновь серебряная луна снисходительно смотрит на мир, рассеивая пугающую тьму. Чернобурка, настороженно озираясь, выходит на полностью залитый светом участок поляны. Она встряхивает своим мехом и, прямо как человек, начинает дуть на снег у себя под лапами. Воздух вылетает клубами пара, превращаясь в ветер, который закручивается вокруг неё легким смерчем, поднимая с земли прозрачные снежинки, скрывая лисицу плотным серебряным занавесом. И вот, когда ветер, пронёсшийся по всему лесу, возвещающий саму природу о приходе чего-то божественного, стихает, на снегу остаётся сидеть вместо проворной лисы юная девушка. На её мраморной коже не видно ни единого изъяна, прекрасные волосы цвета вороньего крыла струятся по наполовину голой спине. Нежные руки придерживают угольно-чёрное кимоно, спадающее с хрупких плеч, из-под него, чуть подёргиваясь, выглядывает лисий хвост, а на голове присутствуют, сейчас немного опущенные, лисьи ушки. — Куроко*… — девушка дёргается, слыша тихий, мелодичный мужской голос, произносящий её имя. Она оборачивается и сверкающие от слёз медовые глаза встречаются с почти чёрными зелёными. Из тени деревьев, тихо ступая босыми ногами по снегу, выходит молодой мужчина. Полная луна сразу же освещает его такие же длинные, как и у девушки, волосы, что слепят своим снежно-белым цветом. Красивое белёсое кимоно на нём подвязано серебристым поясом, и лишь длинный пышный хвост и уши говорят о том, что это тот самый лис Хоккайдо. Морозный узор инеем струился по всему его одеянию, как и цветочные завитки, что распускались в пёстрых атласных соцветиях по черной ткани, скрывающей стан девушки. Пару минут она не двигается, прикрыв рот миниатюрной ладошкой с тонкими пальчиками и длинными острыми коготками цвета самой тёмной ночи, и пытается сдержать навернувшиеся на глаза слёзы. Но вот девушка срывается с места, поскальзывается босыми ногами на холодном снегу, путается в полах длинной одежды и всё же подбегает к парню, что, раскинув руки в стороны, со звонким смехом принимает её в свои объятия. Она прижимается к нему, смыкая руки у него за спиной, сминая в кулаке тонкую ткань кимоно, чувствуя, как в ответ сильные руки ложатся к ней на талию с нежностью и заботой оглаживая изгибы тела. — Бьякко**, — голос девушки дрожит, в нём чувствуется и страх потери, и радость воссоединения. — Я так скучала. — Я тоже, милая. — шепчет лис, крепче прижимая Куроко к себе. — Я тоже.Искры ночей все горячей, Плавится хрупкий наст, Занялся мох, но наш лисий бог — Он не оставит нас.
Две Кицунэ сидят на снегу около разожжённого костра. Девушка печально глядит на небо, заполненное миллиардами звёзд, ушки всё так же опущены, что придаёт ей ещё более удручённый вид. — Куроко, ну что ты опять загрустила? — обхватывая когтистыми ладонями личико молодой лисички и поворачивая её к себе, спрашивает парень. — Нам вновь… вновь придётся расстаться. Как только закончится полнолуние, — чуть не плача, отвечает ему девушка. — Милая, осталось всего каких-то сто лет подождать, и ты сможешь принимать людской облик, когда пожелаешь. — Тебе легко говорить, — по-детски насупившись, всхлипывает девушка. — Ты веками живёшь в этом мире, а я… Мне ещё даже тысячи лет нету! — Куроко. Да, я уже очень долго живу. И все эти века моей жизни, всё, что я наблюдал в мире — это война, голод, болезни, смерть, обман и нескончаемое одиночество. Я тысячелетиями ждал тебя и только тебя. И я готов подождать ещё немного, — лис, улыбаясь, склоняется к тёплым губам девушки, запечатлевая на них обжигающий страстью и, в то же время, нежностью поцелуй. Когда лёгкие уже начинают гореть огнём, парень отрывается от лисички, с небывалой преданностью и любовью заглядывая в её сверкающие от бликов костра янтарные глаза. Чернобурка с коварной улыбкой подрывается с места, тянет за собой лиса и, весело смеясь, принимается кружиться вокруг костра. Бьякко смотрит на неё сквозь вздымающиеся в ночное небо искры пламени, наблюдает, как молодое девичье тело изгибается, подобно пляшущим языкам огня, и не может поверить своему счастью. Как бы он хотел, чтобы эта ночь никогда не кончалась.Лисьи следы у кромки воды, Инеем тает смех. Нету нам дна — прорубь-луна Настежь открыта вверх.
Лис Хоккайдо смотрит на исчезающие у кромки льда миниатюрные следы чернобурки. Он поднимает взгляд и видит сидящую посреди заледенелого озера лисицу. Лис обеспокоенно смотрит на небо, видя, что с минуты на минуту уже должна появиться луна, и зовёт подругу на берег. Та в свою очередь лишь тявкает, как бы наоборот приглашая его к себе. Лис недовольно ступает на тонкую гладь льда и за несколько секунд подбегает к чернобурке. Но как раз в этот момент из-за туч на черный мех лисицы падает первый лунный свет. Кицунэ в один миг обращается в мужчину, ловя за руки от чего-то улыбающуюся девушку. Они вдвоём падают на лёд, Куроко снизу вверх смотрит в непонимающие глаза лиса и вновь озорно, совсем по-детски, смеётся. Лёд под ними начинает трескаться, и они оба проваливаются под воду. Казалось бы, ледяная вода совершенно не пугает решившую поиграть лисичку. Парень подплывает к ней с явно не очень довольным видом, однако всего один взгляд на эту неуемную энергию, умещающуюся в столь хрупком создании, и любое раздражение и злость улетучиваются.Спеши за мной, дыши со мной, Прими мою природу, Иди, не стой, на запах мой, Испей меня, как воду.
Куроко бежит по лесу, всей грудью вдыхая морозный воздух, петляя между деревьев, ловко перепрыгивая через препятствия. На лице девушки играет улыбка, обычно выдающая в человеке счастье. Неожиданно из-за дерева выныривает парень, налету подхватывая хохочущую Кицунэ и, повалив её на снег, припадает к открытой шее губами, прокладывая горячую дорожку из лёгких поцелуев. Он сжимает ладони на талии девушки, пока та, обнимая его руками за шею, зарывается пальцами в длинные волосы, перебирая пряди, отливающие серебром. Лис отрывается от девушки, помогая ей сесть. Видя, что лисичка вновь засмотрелась на усыпанное звёздами небо, парень поднимает свою ладонь, и с неё один за другим срываются маленькие тёплые огоньки, так напоминающие светлячков. Куроко сразу переводит свой взгляд на эти прекрасные мерцающие искры, которые теперь были буквально повсюду. Они кружили вокруг Кицунэ, мелькали между деревьями, касались снега и парили в облаках. Девушка протягивает руку, и один из огоньков приземляется к ней на ладонь. Немного померцав, он вспыхивает маленьким пламенем и обращается прекрасным, миниатюрным, полностью сделанным из огня оленем. Его ветвистые рога полыхали золотом, а из-под гарцующих копыт вырывались снопы искр. — Даже будучи демоном… — задумчиво шепчет лиса, как зачарованная глядя на потихоньку исчезающего огненного животного. — Иногда, бродя в своих лесах, долгими, будто бесконечными днями, я забываю о том, что волшебство реально. — Ты забываешь, — ловя другой огонек, говорит парень. Он смотрит, как тот алой совой стремится взмыть в воздух. Неожиданно, лис сжимает кулак, и пылающее животное внутри потухает, а из-под сжатых пальцев вырывается серый дым. — А некоторым и помнить нечего.Танцуй со мной, играй со мной, Узнай мою свободу, По грудь в снегу к тебе бегу, Чтоб пить тебя, как воду.
Две лисицы вновь стоят посреди заснеженной поляны. Они нежно трутся друг об друга, грустно посапывая. Своеобразное прощание. Их глаза печально встречаются, и они, склонив головы, расходятся в разные стороны. Чернобурка роняет на снег прозрачные капельки слёз, тихонько пытаясь стереть их лапками. — Куроко! — за спиной раздаётся полный отчаянья голос. Лиса оборачивается, видя демона в его человеческом облике. Она, не переставая плакать, бежит сквозь доходящий ей до груди снег, а лис опускается на колени, ловя животное в свои объятия. Парень зарывается носом в пышный, гладкий мех, а чернобурка устало урчит ему в ухо.— Я буду тебя ждать…
*Куроко — в японской мифологии «чёрная лиса» **Бьякко — в японской мифологии «белая лиса»