Якобу снятся сны

Якобу снятся сны. Вернее будет сказать, он думает, что ему снятся сны. Когда резкая механическая трель будильника вспарывает раннее Нью-Йоркское утро, от них не остается ничего кроме неясной неуловимой картинки да солнечного ощущения удивления и счастья. Он, впрочем, счастлив и наяву. Быстро поднявшись, совершает все необходимые утренние ритуалы и спускается на кухню своей пекарни. Да, благодаря помощи незнакомца, у него теперь есть то, о чем он мечтал каждый день после возвращения с фронта — собственное дело, приносящее радость. Якоб каждое утро чашкой крепкого чая салютует своему анонимному доброжелателю перед тем, как приняться за работу. Чудные зверюшки впервые вышли из-под его рук, месивших тесто, когда еще маленький торговый зал стоял закрытым — в нем шел ремонт. Сначала получился кругленький, похожий на австралийского утконоса зверек с плоскими лапками и любопытной вытянутой мордочкой. Якоб задумчиво повертел его в пальцах, придавая более четкие очертания, и вдруг подумал, что внутрь такой сдобы можно положить желтый, как золото, лимонный джем. Генри, молодой помощник Якоба называл его творения «удачным коммерческим ходом» — посетителям нравились фигурные булочки и пирожные, очень скоро у «Кондитерской Ковальски» появились постоянные покупатели. Якоб не возражал против такой характеристики: хорошо, когда сотрудники верят в смекалку и деловую жилку своего шефа. Но в душе знал — эти образы приходят сами по себе, он воссоздает их по памяти, не фантазируя и не прибавляя ничего от себя. Возможно, он видит их в тех снах, что не может вспомнить при пробуждении. — Было бы славно, если бы в вашей кондитерской подавали и кофе, — говорит очаровательная покупательница, от которой Якоб не может отвести взгляд. Не только потому что она прекрасна, как ясный день в Центральном парке, но и потому, что, глядя на ее улыбку, он испытывает те же чувства, что и при создании своих «зверюшек». Черты ее лица странно знакомы, он будто видел их в утренних грезах или мечтах, или другой жизни. — Через неделю нам привезут итальянскую паровую кофеварку, - отвечает он наконец. — Если к тому времени я найду еще одного работника, ваше желание будет исполнено, мисс… — Голдстейн, — она протягивает ему узкую ладонь, — Куинни Голдстейн. Я могла бы облегчить вам поиски, мистер Ковальски. Я прекрасно варю кофе, завариваю чай и пеку. — Вы приняты, — не успев подумать, говорит Якоб, едва его пальцы касаются ее затянутой в ткань перчатки руки. Куинни улыбается так ярко, что сердце замирает. И на короткий миг у Якоба мелькает мысль, что все происходящее с ним с момента столкновения с высоким рыжим незнакомцем — это настоящее волшебство.