В её глазах играло солнце

Сквозь витражные окна, яркие и разноцветные, просачивается, причудливо преломляясь, солнечный свет раннего-раннего утра. Енох стоит перед подсвечником и молча глядит на пламя свечей. Прийти в Церковь – очередная идея мисс Перегрин. Походы к психиатру, которых было больше двадцати, не возымели никакого эффекта. Тридцатилетняя женщина, мисс Стоун, с аккуратными чёрными локонами выглядела приятной, и во взгляде читалось понимание и сочувствие, но… парень прекрасно понимал, что она мозгоправ, и это её работа – сочувственно смотреть на людей. К ней приходят толпы отчаявшихся. И на всех она смотрит. И Енох ничего не значит в её графике работы. Особенно если учесть, что все его походы были одинаковы. Потому что каждый раз он рассказывал одно и то же, пока ему не осточертело это окончательно. Церковь пустует, кукловод здесь один. Тут он в первый раз, и, уверен, в последний. Он не будет ходить сюда, как к психиатру. Ни за что. Здесь его боль обостряется. Он будто видит свою собственную душу в этом католическом здании. Здесь его охватывает непонятное, лёгкое, и в то же время пугающее, ощущение. Он не способен принять всё это. Здесь как будто иной мир. Вроде громадный храм из камня – а как окажешься внутри, то сразу чувство, будто это что-то невесомое и вообще находится не на земле, а высоко-высоко в небе. «Если Ты существуешь, то я умоляю тебя… Я не знаю, как просить у Тебя помощи, но… Пусть она будет жива… Ты ведь можешь так сделать, верно? Я безумно хочу её вернуть…» Енох смотрит на разномастные свечки. Их пламя беспокойно трепещет, при чём по-разному и вовсе не от порывов ветра. «Может быть, рядом сейчас стоят мёртвые. И их холодное дыхание тревожит огоньки» «Какие глупые мысли!» - обрывает себя кукловод и резко проводит рукой над частоколом свечек, отчего язычки пламени становятся маленькими-маленькими и отчаянно жмутся к фитилькам, разворачивается и резким шагом идёт прочь. Его фигура то озаряется лучами бледного света, то погрязает в темноте, когда он шагает то по светлому квадратику на мраморном полу, то по тени. Он не оборачивается, и не видит, как абсолютно все свечные огоньки остались гореть, перестали дрожать. Ни один не погас. «Что самое ужасное – мысли о суициде отступили. Их будто развеяло чем-то. Вот ведь подлость!» Енох раздражённо откидывает тёмные волосы с лица. Теперь он точно уверен, что время пришло. Ещё немного – и он всерьёз передумает, а этого никак нельзя допустить! Енох боится боли, которую обязательно придётся пережить. ●●● Парень стоит, непринуждённо сунув руки в карманы и глядя на горизонт. Волосы встрёпаны, на лице написано спокойствие, несмотря на режущие душу когти. Он стоит почти расслабленно. Можно было бы подумать, что он прислонился к дверному косяку мирным тихим вечером, и смотрит на кухню, где рыжая девушка в розовом платье греет руками чайник, тихонько мурлыкая себе под нос какую-то мелодию. Если бы не граница, проходящая прямо по носкам ботинок – граница между крышей и пустотой. Почему-то Енох не придумал лучшего способа умереть. Повеситься было неначем, утопиться негде, отравиться нечем. Можно было просто покинуть Петлю и тогда он бы умирал медленно и в то же время моментально… Но, пожалуй, лучше уж крыша. А их новый дом довольно высокий. Как раз для суицида. Ночное небо отражается в тёмных глазах кукловода, меняя их шоколадный цвет на чёрно-синий, усыпанный звёздами, небесный. Отражённые в глазах звёзды блестят, как настоящие. Енох пытается убедить самого себя, что слёзы вызваны пронизывающим ветром. Он боится своей смерти. А вот Оливия никогда не боялась за свою жизнь, лишь за жизни других людей. Во время сражения с пустотами она до последнего вздоха пыталась спасти Бронвин из ледяной ловушки. Она могла бы направить свой огонь на собственную жизнь, если бы она сделала это, то пустота не смогла бы её заморозить, скорее всего, это Олив обожгла бы её. Но девушка не стала спасать себя, она все свои силы отдала на спасение подруги. Она до самого конца отдавала другим тепло своего пламени. И позже, на причале, она отказалась от помощи потому, что прекрасно понимала: ослабшие дети могут дотащить до корабля лишь одного человека. Она была ранена куда серьёзнее Еноха, но всё равно пожелала, чтобы спасся он. Как же Енох мечтал, чтобы она была жива. По дороге к дому шагала фигурка человека… Парень не мог найти в себе сил, чтобы сделать один единственный шаг. Он заставил себя думать о том, о чём думать больнее всего. Из головы не шёл образ улыбчивой рыжеволосой девушки. Фигура замедлила шаг и неуверенно огляделась, лунный свет отразился в рыжих волосах. Сердце Еноха сжалось. Он узнал эту фигуру. Прыгая через пол-лестницы, и чуть не переломав руки и ноги, парень оказался на крыльце дома. В его глазах читалась такая неистовая, рьяная и почти невозможная надежда, что девушка, стоявшая напротив, не отрывала взгляда от его глаз. Парень стоял и смотрел. Неужели? Неужели? Неужели?! – стучит и стучит в черепной коробке. -Т… Ты… Голос хриплый и неживой, но он насквозь пропитан надеждой. Енох делает шаг вперёд и крепко прижимает девушку к себе, уткнувшись носом в её волосы. Он ощущает, что тепло наполняет каждую клеточку тела, в голове стучат и стучат вопросы, слова извинения, отступающая боль и такая безумная радость, что хочется кричать. Енох хватает руку Олив, тащит девушку за собой в дом. Та уже дрожит от холода, поэтому парень поскорее сажает её в глубокое кресло возле камина и принимается искать чайник. Это какое-то безумие, ненормальность, неправильность, этого просто не может быть… И тем не менее это происходит. Парень молчит и посекундно оборачивается на Оливию, которая с несколько смущённым видом сидит в кресле и тоже не произносит ни слова. Тепло переполняет парня, так что он даже улыбается. Он обязательно засыплет Оливию вопросами, но сначала ей необходим чай. А тишина очень даже подходит. ●●● Тина Стоун никогда не была злой. В свои десять лет она была на редкость хитрой, расчётливой, сообразительной, отчаянной, но не злой. Поэтому, утопая в кресле перед камином и глядя, как темноволосый парень в зелёной рубашке роняет и ломает спички, бросая на неё отчаянные взгляды, будто боится, что вот вот она исчезнет, Тина Стоун чувствовала жуткие угрызения совести. Она была ещё слишком маленькой и ещё никогда не жила в Петле, она всегда была одна, и ей приходилось выживать за счёт странности. Ей всегда нравилась профессия психиатра, поэтому обычно она притворялась именно им. Молодая брюнетка приятной наружности, мисс Стоун, по документам была уже 35-летней леди, но никто не дал бы ей больше 20-и. И уж точно никто не знал, что на самом деле ей 10 лет. Что она совсем ребёнок. Она всегда оставалась ребёнком, как бы она не выглядела. Поэтому выживала она лишь благодаря странности. Она отчаянно хотела жить по-нормальному, как все, и из-за этого порой совершала странные поступки. Обманывать – нехорошо, это она знала, хотя ей никогда об этом и не говорили. Но все странные дети использую свои странности, какими бы они не были, даже если это… Она могла принимать облик других людей. Даже высокой рыжей зеленоглазой девушки.