***
Интересно, а можно ли от человека заразиться унынием? Об этом с кислым видом раздумывал Джош, макая уже остывшую картошку фри в кетчуп и отправляя ее в рот, стараясь не смотреть на своего друга, сидящего напротив. День был мерзкий. За окном маленькой забегаловки, в которую они иногда ходили, когда выдавалась возможность, лил проливной дождь, ветер выиграл чемпионат мира по промозглости, да и в целом пасмурное небо и погода не создавали абсолютно никакого настроения. Еще и Тай, который последние две недели смотрел на барабанщика грустными собачьими глазами, прямо-таки настоял на том, чтобы они именно сегодня пошли перекусить перед студией. Кому вообще это нахрен надо? – Как еда? – Джош исподлобья смотрит на источник голоса напротив себя, жуя картошку, и сухо бросает: – Пойдет. – Ну, что сегодня будем делать? Я так подумал, нам с тобой нужен толчок. Толчок, понимаешь? - Тайлер, не видя особого энтузиазма со стороны друга, неловко улыбается, потирая одну ладонь о другую. – Ну, толчок... – И в чем смысл? – Джош поднимает руку, потирая пальцами лоб под кепкой, с явным недоверием глядя на вокалиста. – В чем смысл? Как в чем смысл? – Джозеф даже немного надул губы от такого. Что это за бледная тень сидит перед ним? Куда делся тот вечно смеющийся и понимающий человек, чье имя Тайлер носит на себе? – Нам нужен прорыв, чел! Я прямо чувствую, как новые идеи уже готовы появиться на свет, надо только им помочь! – Я так себе акушер, если честно. – Неправда. Мне нужны твои руки чтобы творить, понимаешь? – Тайлер протягивает вперед обе свои руки, и мягко хлопает друга по тыльной стороне кисти своим ладонями, однако, быстро осознав, что движение выглядело странно, ретируется, вставая с места. – Пошли уже? – Ну пошли.***
– С чего мы начнем? Джош закатил глаза. Эта гиперактивность и болтливость друга уже начинали немного раздражать. Его больше устраивал старый Тайлер, который был менее надоедающим и назойливым. Хотя, подумал барабанщик, его другу тоже наверняка больше нравился старый Джош. К сожалению, Дан с собой поделать ничего не мог, хоть и хотел. Он думал, что так не бывает – одним утром человек просыпается и внутренне меняется, но, как оказалось, придется с этим столкнуться. Стало всё раздражать. В каждом окружающем человеке, даже родственниках, даже в Тайлере Джош стал находить что-то такое, что бесит до состояния, когда хочется содрать свое собственное лицо с черепа и сожрать, лишь бы больше не находиться рядом. Как ни странно, приступы бешенства чередовались и даже, можно сказать, прикрывались полнейшей апатией. Просто не хотелось ни-че-го. Игра на барабанах, прогулки, встречи с фанатами, времяпрепровождение с друзьями и семьей – всё опостылело, казалось заезженным и избитым. Неоткуда было черпать силы, находить какой-то стимул идти дальше. Банально всё надоело. Конечно же, Джош этого стыдился. Первое время он пытался вытащить самого себя, аргументируя тем, что, мол, ну куда ему, Джошу Дану, такие сопли распускать и киснуть? Ничего же такого не случилось, вот и нечего скатываться. При этом, он не мог постоянно не оглядываться на Тайлера, так как в голове звучал тихий, но уверенный голос, шепчущий: "А ведь он же как-то так живет, почему ты не можешь?" И Джош сдался. Однажды, лежа в кровати не в силах заснуть, он стал просматривать фотографии на своем телефоне и наткнулся на их с Джозефом фотосессию, где друг, закрыв свое лицо одной черной рукой, другой прикрывал лицо друга. Внезапно Джош, который относился ко всей этой идее с черными руками и шеей весьма иронично, вдруг сглотнул, потерев свободной от телефона ладонью собственную шею. Интересно, а можно ли заразиться унынием? Дан хмыкнул. Мгновенно, со стороны пульта звукозаписи донеслось участливое: – Ты что-то сказал? – Ничего. Давай уже быстрее с этим закончим, – вздохнув, Джош уселся за барабаны и с видом глубоко несчастного человека стал разминать руки, используя палочки. Тайлер с легкой улыбкой наблюдал за этими движениями. Это всё казалось таким до невозможности родным, привычным – Джош за барабанами, он разминается, чтобы хорошенько дать жару, они только вдвоем, микрофон, пульт, колонки и студия. Разве нужно что-то еще? Из детства Джозефу запомнился один образ. В каком-то мультике был момент, когда над персонажем в период его грусти повисло облако, темно-фиолетовая туча, которая поливала человечка дождем, грохотала и испускала маленькие молнии во все стороны. Таким же ему сейчас виделся Джош, однако, тучи вроде как нет... Тайлер привычным движением легонько стукнул себя по брови ладонью, как бы стирая невидимую, да и, собственно, несуществующую каплю дождя со своего лица. – Ты там долго собираешься тупить? Что играем-то? – Ты что больше хочешь? – Я ничего не хочу! – Джош! – Господи, ладно, – закатив глаза, барабанщик поднял руки и, выдохнув, ударил по инструментам палочками, начиная лениво наигрывать вступление "Stressed out". Тайлер снова не сдержал улыбки. Нажав пару кнопок на пульте, он быстро прошел дальше, вставая у микрофона, и, когда пришла его очередь, вкрадчиво запел, начиная свой искренний рассказ. Джош лишь механически набивал по барабанам, поглядывая на уже привычные угловатые танцы друга, которые, как он считал, были довольно милыми. Они сыграли дальше несколько песен, и Джозеф постоянно взволнованно поглядывал на Дана, отмечая, что тот сопровождает начало каждой песни вздохом, мол, отстаньте от меня уже все. Чувствуя неладное, вокалист уже приготовился к тому, что друг сорвется, так как его лицо становилось всё мрачнее и мрачнее с каждой минутой. И Джош сорвался. Они уже исполнили половину "Lane Boy", и, дойдя до момента, где Тайлер переставал петь, отдавая все лавры барабанщику с его долгой партией, Дан лишь пару раз ударил по барабанам, после вскакивая с места и кидая свои палочки на пол, крикнул: – Да надоело уже! Надоело! Сколько можно? – Сколько можно что? – Джозеф втянул голову в плечи, нервно теребя руками провод микрофона у себя перед лицом. – Одно и то же, одно и то же! Надоело уже, это в печенках уже сидит! Таскаешь меня сюда, черт тебя дери, хотя знаешь, что я этого не хочу! – барабанщик злобно глянул на друга, отступая на пару шагов от своего инструмента, накрывая глаза ладонями. – Задолбало! – Вы посмотрите на него, какой нежный! – Тайлер фыркнул, поворачиваясь в сторону барабанной установки и подходя к ней ближе, взмахнул руками, закатывая глаза. – Я так устал, так устал! Но от чего, не знаю! Ах, смотрите, я Джошуа Дан, самый печальный человек на планете! – А ты, наверное, и привык, что только тебе бывает хреново, верно? Джозеф ненадолго замолчал. Вот это было уже обидно. Он ведь знает, каково мне было, – подумал он, – знает, но сейчас просто злится и хочет обидеть меня. Ладно, продолжаем... – А вот и нет! – подойдя к установке, вокалист поднял палочки с пола, показывая одной из них на своего друга. – Ты раскис! Дуешься, как маленький ребенок! Я уже голову сломал, как тебе помочь, а ты вообще на контакт не идешь! – Может, просто нужно оставить меня в покое? – Нет! Нет, ни за что. Я знаю, что будет, если остаться в одиночестве. Я знаю... – Тайлер с мольбой посмотрел на Джоша, вздохнув. – Я уже не знаю, что делать. Ты ничего не хочешь. И ладно ты раньше хоть на барабанах своих стучал, а теперь что? Мне придется? – усевшись на скамеечку у установки, парень поднял руки и начал делать удары палочками, пытаясь повторить манеру игры Дана, однако, ничего у него не выходило – получалось громко, криво, некрасиво, словно маленькому ребенку дали кастрюлю и две поварешки. Джош вспыхнул от этого безобразия. Он сидит и портит мои барабаны, – стучало в голове у него, – мои палочки, мой инструмент! – А ну отошел нахрен от моей детки! – от такого рявка Тайлер мгновенно смылся с установки, пугливо, но заинтересованно глянув на друга. Сработало? Или нет?.. – Не умеешь, не берись! Оборзел, что ли, совсем? А если испортишь? – в несколько шагов Джош пересек студию и, усевшись туда, где пару мгновений назад сидел друг, коротко облизнул губы, беря палочки, сделал первый удар, после которого Тайлер почувствовал, как сердце звонко екнуло. Играл он долго. Сначала просто исполнял мелодии из ниоткуда, грубо говоря, из головы, выкладываясь по полной, потом прошелся по самым лучшим партиям песен группы и в конце, глядя разгоряченным, слегка бешеным взглядом в глаза Тайлеру, исполнил-таки соло из "Lane Boy". И Джозеф готов был поклясться, что ничего прекраснее в своей жизни не видел. Последнее эхо от удара уже смолкло, и в тихой студии было лишь слышно, как тяжело дышит Джош. Он встал и, оставив одну палочку на барабане, подошел к другу, ткнув мягкой частью палочки ему в грудь, хитро, с прищуром улыбнулся, интересуясь: – Я раскис? – Ты не... – Я, мать твою, раскис? – Дан усмехается, глядя на то, как друг смотрит на него во все глаза, неловко оттягивая ворот рубашки пальцами. Старался. Он ведь очень старался, – понял Джош. Всё это время он переживал за него, был рядом, терпел закидоны... Стало невероятно стыдно, однако в груди разлилась такая теплота, какой уже давно не было. Тайлер было открыл рот, чтобы ответить, но ему не дали ничего сказать – барабанщик откинул палочку в сторону и, притянув к себе вокалиста за ворот куртки, жадно накрыл его губы поцелуем, и Джозефу ничего не осталось, как обхватить сильные, влажные от пота плечи руками, чувствуя, как в сердце и животе всё сжимается от радости. Всё так, как и должно быть.