Шучу.

Великого Виктора Никифорова не существует. Великий Виктор Никифоров задыхается в объятиях подростка, судорожно вдыхает запах его волос и отказывается отпускать от себя слишком далеко. Виктор Никифоров жалкий, двуличный, бессердечный, какойугодноеще, но не Великий. Даже самый отбитый человек на земле лучше него. Поэтому Виктор создал мнимую иллюзию, веселую маску, под которой он прячет все, что не должны знать окружающие. Виктор является лучшим и худшим одновременно. И это убивает. Никифоров бросает обещания на ветер, не держит своих слов и только наигранно улыбается всем прямо в лицо, не пытаясь скрыть фальшь в своих действиях. Он мечется от одного человека к другому, но, почему-то, слишком сильно влечет Юрия. До побелевших костяшек, до комка в горле, до горьких слез под дверью его номера, до дрожащих пальцах в волосах. Он любит Виктора так сильно, что ненавидит. Хочет быть рядом настолько, что в итоге отдаляется. Плисецкий превращается в огромный сгусток противоречий и сомнений, поэтому не замечает, как становится маленьким миром для своего кумира. /-/ Юрий Плисецкий, звезда фигурного катания, надежда русского спорта, тот самый подросток, в котором Виктор видит целую, блять, вселенную, задыхается по ночам от собственных слез и так привычно сваливает с квартиры своего тренера, тихо забирая сигареты, которые тот недавно отобрал. Юрий Плисецкий — просто мальчик, который ненавидит цветы и космос, и Виктора. Но цветы и космос, наверное, больше. Хотя, шучу. Не больше. /-/ Все, что останется после Виктора — несколько килограмм медалей, десяток кубков и сотни статей в газетах. Юрию смешно, потому что это так жалко. Но почему-то находясь вместе с этим человеком, Плисецкий отчаянно хватается за его плечи, оставляя на спине красные полосы. Юрий тоже по-своему жалкий. И от него тоже не останется ничего, кроме груды металлолома и макулатуры. Ну, и может быть, пустой квартиры с огромными окнами и широкими подоконниками, потому что на них удобно сидеть, думая о будущем, в котором Виктор бросит все и уедет. Перестанет дышать воздухом по имени Юрий Плисецкий, возможно, найдет смысл жизни в совершенно другом человеке и нечаянно сломает жизнь одному подростку. Юрий не верит в это до последнего, но в итоге сдается и опускает руки. Отпускает Виктора в сраную Японию, а потом срывается туда за ним. Потому что это была шутка. Он его не отпустил. /-/ Юрий осознает свою ошибку через неделю. Когда увидит Кацуки Юри, когда проиграет ему самую главную битву, когда, закрывшись в холодной раздевалке, будет собирать свою жизнь по кусочкам, раня об осколки нежные руки. Тогда Плисецкий примет решение, что лучше сдаться и молча страдать в одиночестве, чем продолжать бороться, причиняя только больше боли. Он возьмет билеты на самолет и молча улетит, оставив Виктору только фото на память, на котором они взъерошенные, заспанные, возбужденные, но очень счастливые. /-/ Юри наивно тянется к Виктору, прикрывая глаза. Никифоров почти верит, смотрит на губы Кацуки, слегка потрескавшиеся, совсемнетакиекакнадо и сухие на вид, и где-то под ребрами, в районе сердца, покалывает. Виктор тоже закрывает глаза, поддаваясь вперед, веря, что так будет лучше, и так он все забудет. В итоге, Виктор берет Юри в провонявшей потом раздевалке, грубо, с тихими вздохами и щемящей болью в сердце. Виктор одергивает себя раз за разом, улыбаясь слишком натянуто, смотря на тяжело дышащего Юри. На его губах остается буква «й», играющая с его мозгом и прожигающая сердце. Виктор думает, что не скучает по Плисецкому. Хотя, шучу. Скучает. /-/ Пока Юрий на катке, он делает вид, что ему все равно. Что он не слышит, как Мила слишком громко вскрикивает, как Яков неловко откашливает, как остальные замолкают в тяжелой тишине. Юрий не видит этого, игнорирует любые звуки и закрывает глаза, протирая их ладонями. Просто тот факт, что Виктор бросается на шею японца, целует его, смотрит на него как на свою, блять, первую любовь, не значит, что Юрий будет страдать. Шучу. Значит. Возвращаясь в пустую квартиру, Юрий сползает по стене еще в коридоре. Его ноги и руки ломит от боли, а ступни горят от новых ран и мозолей. Он, может, и не заслужил этого, но Виктор, возможно, об этом не знает. Плисецкий пропускает волосы сквозь пальцы, сжимая их в кулак на макушке. Ему больно, и он, возможно, страдает. В руках у Юры телефон, а на экране номер Виктора, режущий глаза. Возможно, Юрий удалит этот номер, забудет все, что случилось сегодня, забудет Виктора и станет счастливым. Шучу. Не станет. /-/ Юри Кацуки рассекает лед хорошо заточенными лезвиями коньков, смотрит на Виктора и радуется, как ребенок, после хорошо выполненного прыжка. Юрий Плисецкий рассекает лезвиями кожу на бедрах, потому что там не заметно, смотрит на фото Виктора в инстаграмме и находит миллион ошибок даже в идеальном прыжке. И пока Юри целует Виктора, Юрий лежит на льду, уставший и немного сломленный. Мила смотрит на него сочувственно, как на инвалида, поэтому у Юры есть полное право ненавидеть ее за это. Ненавидеть вообще все вокруг, начиная список Виктором и заканчивая им же. Потому что Юрию еще только пятнадцать. И пока мальчишки его возраста познают все прелести жизни, он торчит на катке и плачет, сидя на холодном снегу перед своим домом. /-/ Когда сухие губы Юри уже не приносят былого наслаждения, когда его слезы уже не кажутся милыми, когда все идет по наклонной, Виктор начинает задыхаться. Так же, как год назад в объятиях Юрия. Поэтому каждую ночь он судорожно набирает номер Плисецкого, слушая долгие гудки, а потом раздражающий голос молодой девушки, которая, по идее, ни в чем не виновата. Но Виктор посылает ее куда подальше. А за ней и Кацуки, и Японию, и все, что не связано с Юрой. Виктор, может быть, скучает слишком сильно, и, может быть, его баланс уже давно перевалил за -1000. Где-то в глубинах души он понимает, что упустил нечто очень важное. Оно пахнет персиком, злится слишком часто, обожает котов и список людей, которых ненавидит, слишком велик для его маленького тельца. И, кстати, Виктором начинается этот список. И заканчивается им же. /-/ Юрий смотрит на экран телефона. Тринадцать пропущенных за прошлую ночь. Два за это утро. Ему хочется прилететь в эту сраную Японию и взорвать телефон Виктора к чертям. Потому что так нельзя. Потому что Юрий и так сломан. Потому что Юрий все еще ребенок. Сколько еще ему нужно придумать «потому что», чтобы поверить в это? /-/ Виктор не может нормально жить ближе к наступлению зимы. Он не может нормально спать, проводя ночи у телефона. Он рвет на себе волосы и плачет, утирая слезы руками. Его глаза напоминают глаза закоренелого наркомана с очень узкими зрачками. Виктор, наверное, сходит с ума и ему мерещится, что в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря Юрий берет трубку, а после устало выдыхает. Хотя нет, не мерещится. — Ты меня заебал, — Плисецкий говорит без какой-либо злобы в голосе, скорее устало и безразлично. Виктор уже умирает, шепчет что-то в бреду, что сам даже не может понять. — С днем рождения, мудак, — перебивает его Плисецкий. — Юра, — Виктор утирает крупные слезы, забывая иной раз дышать. Поток слов, просьб, молитв слетает с его губ в непонятном порядке. — Бля, Вить, — голос Юрия предательски дрогает в конце. — Все. Хватит. Я уже тобой переболел. Давай забудем. И бросает трубку. Хотя, шучу. Не переболел.