Такие разные сердца

Вдох. Выдох. Шаг. Медленно идешь навстречу неизбежности. Сердце отмеряет секунды бесконечности. Тишина давит. Страшно? Не бойся. Все в порядке, он поймет. Правда, ведь? А виноваты оба. Но он не подойдет. Гордость переступить не сможет. Но если ты придешь сам, он будет просить прощения. Будет. Ведь вам обоим так нужно это. Ведь вы нужны друг другу. И эта тяга сильнее нужды в кислороде, сильнее желания жить. Невозможно представить, что может все закончиться сегодня, сейчас. И не важно, что он в лицо каждый день говорит: «лучше бы ты остался в своем уютном доме с сигарой во рту и кружкой пива под рукой». Нет. Прошла уже неделя. Целую неделю вы просыпаетесь в разных концах ночлега. Целая неделя сокрытых подо льдом чувств и брошенных на дно сердец. Целая неделя случайных взглядов, язвительных замечаний и упреков. Целая неделя… Шаг, еще шаг. Тихо переступил через Фили, который, наверное, видел десятый сон, хотя должен был дежурить. На краю скалы виднеется силуэт одного из гномов. Такой знакомый, до боли любимый силуэт на фоне ночного неба. - Торин… - едва заметно произносишь. В едкой тишине по швам расползаются мысли. Нет ответа. Неужели…? Не простит? Не примет? Конец… С каждой секундой напряженного вязкого молчания вопросы грозной тучей прошибают уверенность, пока от нее не остается ничего. А ты все стоишь, кусая губы и сжимая края белой когда-то белоснежной рубашки, с быстро угасающей надеждой в ожидании чего-то. Едва слышно всхлипываешь. Нет, ты не плачешь. Просто дышать вдруг стало тяжело. Неизбежность. Еще раз с твоих губ хриплым шепотом слетает его имя. А он все так же молчит, стоя к тебе спиной. Мир буквально трещит по швам. И все сказанные слова, все те минуты счастья, заполонившие твое сердце до краев, начинают казаться лишь грамотно выстроенной иллюзией. За всей этой дымкой ты не замечаешь. Не замечаешь этого ощутимого напряжения, исходящего от Торина, не замечаешь легкого вздрагивания. Вдруг Дубощит резко поворачивается, быстрыми шагами пересекает расстояние, разделявшее вас, и останавливается перед тобой. В прикрытых глазах невозможно ничего прочитать, все скрыто как за бетонной стеной. В этой гробовой тишине почти не слышно, как он часто и глубоко дышит, словно пытаясь запомнить твой запах. Всего тебя. Поднимаешь голову с некоторой обидой, укором, надеждой в глазах, тянешься дрожащими пальцами к груди и выше и выше к лицу. Но он останавливает твою руку, немного грубо обхватив запястье, подносит к губам, обдавая жарким дыханием, и жадно целует каждый пальчик. Наклоняется к тебе так, что его волосы щекочут тебе лицо, но ты не смеешься. Он наклоняется к уху. Теперь ты слышишь, как он дышит. - Прости. Хочется плакать. Хочется смеяться. От его голоса. От его объятий. От его холодных и грубых, но надежных и крепких рук. От запаха его тела. - Как же так? Легкий смешок и невесомый поцелуй в щеку. -Полурослик. Опять подумал, что это конец? – ты слегка покраснел. – Эх, вот скажи мне, глупый хоббит, куда я без тебя? - П-подожди. Объясни… Торин накрывает твои губы своими, прерывая. Ты поддаешься, ближе и ближе прижимаешься к его телу, с головой окунаешься в нахлынувшее забвение. Вас тянет друг к другу, как мотыльков к ночному фонарю, и, может, рано или поздно вы так же сгорите в пламени любви, как и сгорают эти ночные бабочки от удара током. Но это потом. Сейчас есть только крепкие объятья, теплое одеяло, деленное одно на двоих, и бешено стучащее сердце от каждой просьбы о прощении. Где-то вдалеке воют орки, но их крики неслышны для вас двоих. Некоторые из них раздаются слишком резко и громко, из-за чего Беггинс вздрагивает, а Торин лишь крепче прижимает его к себе. И все же эти два сердца не могут друг без друга. Одно – горячо и неопытно. А второе – холодное и расчетливое.