Венец всего

В комнате широко распахнуто окно, ледяной ветер влетает внутрь, но Яне все равно. Она сидит на кровати и не реагирует ни на холод, ни на странную сонливость, отчего-то напавшую на нее. Запечатанные стараниями Балора чувства ощутимо бурлят где-то в глубине живота, но воспринимаются Яной как что-то простое, быстро проходящее и давным-давно пережитое. Словно родители погибли не пару часов, а пару десятков лет назад. Разум холодный и ясный, но в голове Яны белая пустота и каждая мысль резонирует и мгновенно исчезает, как в огромном зале. Раньше этот прием Балора спасал ее, но теперь держать подобные чувства в себе и почти не испытывать их стало противно. Словно ей вкололи анестезию в язык и лишили возможности различать вкусы. Яна сфокусировала взгляд и увидела стоящего напротив Балора. - Мозги себе выветриваешь? – равнодушно спросил он, закрывая окно. Яна не ответила. В ее голове наконец возник четкий вопрос, но он был настолько глупым и бессмысленным, что стало жутко. «Если я совершеннолетняя, считаюсь ли я сиротой?» Оставив попытки оживить в памяти родителей, вывести себя хотя бы на отголоски печальных чувств, Яна стала отвлеченно рассматривать своего морока. Тот продолжал стоять у окна, обняв себя за плечи и устало прислонившись головой к углу оконной рамы. - Ты как-то потускнел, - задумчиво произнесла она. В самом деле, из него словно выкачали магию. Воротник скользких зеленых глаз почти исчез, остался лишь едва заметный дымчатый ореол, уже не способный материализоваться ни во что. Щупальца на голове превратились в иссиня-черную кудрявую шевелюру, а настоящие, человеческие глаза потемнели и как будто провалились, словно это не морок стоял перед Яной, а обычный студент с хроническим недосыпом. Лишь крохотные трещины, чернеющие на бледном лице, как на битом фарфоре, и зеленый смог вокруг фигуры Балора напоминали о его истинной природе. Балор ядовито ухмыльнулся в ответ, и Яна почти почувствовала горечь его улыбки у себя во рту. Что-то мерзкое и неизбежное проснулось внутри ее оглохшей к чувствам души, в то время как в голове ярче неоновой вывески светилось осознание – не отвернешься. Яна, видимо, ушла мыслями внутрь себя, потому что не заметила, как Балор подошел к ней и, присев возле ее коленей, стал разглядывать ее лицо с каким-то отрешенным интересом. Он чему-то легко усмехнулся и провел рукой по ее волосам, погладил по лицу и исписанной оккультными символами шее. Его пустой взгляд нежно касался ее глаз в прощальном жесте. - Я не уйду, Ян, - проговорил Балор, твердо, напористо, ввинчивая слова ей в уши. – В этом мире я… иссыхаю, что ли. Не выходит у меня жить человеком, понимаешь? Я есть мысль, моя обитель – ваши мозги. Я бы ушел, чтобы раствориться в этом гадком воздухе и не оставить после себя ничего. Но ведь ты мне этого не простишь, да? Янчик… Он нежно поцеловал Яну в кончик носа, а затем продолжил: - Ты больше не увидишь меня, это правда. Но ты почувствуешь меня так, как никогда до этого не чувствовала. Ты станешь мной. - Дай мне поплакать, - тускло попросила Яна, прикрыв глаза. Балор вздохнул, но выполнил ее просьбу. В одно мгновение изнутри вырвался ледяной шквал, зажал горло, согнул пополам, выдавил из глаз реки непролитых за все годы слез. Нечеловеческая тоска, сдавливаемая всю жизнь, теперь разрывала Яне солнечное сплетение и отравляла ее нутро. Она всех убила. Ледяные руки в одно мгновение остудили ее пылающее лицо, легкий поцелуй в висок с едва различимой магией оттолкнул сгустившийся в голове Яны мрак. Она смогла хоть и судорожно, но полностью вздохнуть и подняла затуманившийся от пелены слез взгляд на Балора. Он прижимался своим лбом к ее и не переставал гладить ей лицо, руки – собирал отваливающиеся части конструктора. - Прости, прости, прости, - говорил он, взывая к распавшемуся сознанию девушки. Его глаза – ни печальные, ни жалостливые, ни любящие, выражающие либо ничего, либо безумие, либо абсолютную злость, - эти глаза Яна любила больше всего. Она жадно глядела в них, пытаясь насмотреться на всю оставшуюся жизнь. Она запустила дрожащие руки в его густые волосы, провела большим пальцем по одной из трещин у уголка его рта. Под руками Балора ее истерика постепенно сходила на нет, но клокочущие внутри обида и боль били набатом в ее голове, беспрерывно выливая все новые потоки слез из ее глаз. Балор вдруг рассмеялся. - И как тебе эмоции? - Дерьмово, - улыбнулась сквозь слезы Яна. Все еще посмеиваясь, он лег на кровать и повлек ее за собой. Яна оказалась к кольце его рук и ощутила приятную усыпляющую негу, как бывало всякий раз, когда он засыпал рядом с ней в человеческом облике. Больше она никогда не почувствует его тела. - Поцеловаться хочешь, - констатировал Балор, поглаживая ее поясницу. - Да, - только и ответила Яна. На опухшие глаза снова навернулись слезы. Балор рывком перевернул их и навис над ней, обняв ладонями ее лицо. Через мгновение Яна почувствовала нежное прикосновение чужих губ к своим, и ее тело и сознание словно расплавились и сжались в одну точку. Она дрожала, упиваясь мокрым и истеричным поцелуем, отчаянно обхватив руками шею Балора и боясь потерять драгоценную близость с ним. Его поцелуи – мягкие, жадные, безвкусные и полные ее собственного чувства. Ее поцелуи – ненасытные, податливые и неуклюжие. С каждой секундой Балор все больше сплетался с Яной, врастал в нее и растворялся внутри ее души. В каждом прикосновении, спутывании чужих волос, соединенном дыхании, глубоком или невесомом слиянии губ были абсолютная гармония и цельность. Они уже были единым, началом и завершением самих себя и друг друга, как душа и тело, как язык и слово, как чувства и разум. Они – венец всего.

***

За окном сгустилась темнота, и силуэты в комнате стали практически неразличимы. Лишь глаза Балора сияли подобно одиноким светлячкам, заплутавшим посреди темного леса. - Я смогу материализовать твои мысли? – спросила Яна, накручивая локон Балора на свой палец. - Думаю, да, - тихо ответил он, уткнувшись носом ей в шею, - я ведь способен чудить только в человеческих мозгах. Если мой дух останется в тебе, ты сможешь творить это в реальности. - Это не опасно? - Я не дам тебе накуролесить, не бойся. Яну все больше клонило в сон. - Скажи, - Балор поднял голову и устремил взгляд на нее, - куда мне идти? Морок задумчиво провел пальцами по ее горлу. - Думаю, мы отправимся к Черному Псу, - наконец сказал он. – Он сделает тебе татуировки, чтобы больше не перерисовывать твои знаки. - А потом что? - А потом разберемся, - его слова странно успокоили Яну, и больше она не хотела ни думать, ни бояться чего-либо. Лишь одну мысль она озвучила напоследок, чтобы окончательно от нее избавиться: - Надо будет проститься с родителями. Она почувствовала, что Балор согласился с ней. Он снова поцеловал ее в курносый нос, и Яна поняла, что этот поцелуй был последним, который она получила от него. Поняла, что завтра ее кровать будет пустой, что прежние долгие беседы станут лишь секундными внутренними монологами, а сама Яна исчезнет навсегда. Поняла – и тотчас провалилась в глубокий сон. Следующим утром Яна открыла глаза, и они были безумного бирюзового цвета.