Больше тебя я ненавижу только...

Сейчас когда осень вступала в свои права воздух был прозрачен и свеж, а улицы наполнены золотистым светом. Ветер метался по долине, закручивая в багрово-золотых кронах огненные вихри и окружавшие деревню леса казались волшебным ковром. Наруто медленно, глубоко вздохнул и открыл глаза. Прохладный воздух оставлял на губах сладковатый привкус. Дымок из закусочных в деревне, пряный аромат земли и опавших листьев. Парнишка шмыргнул носом. Глаза опять слезятся да и чувствует он себя паршиво. Спина наверное замерзла, да и вообще пора бросать эту привычку: так и простыть недолго. Да-да, именно поэтому в груди щемит. Просто потому, что уже довольно прохладно, а он опять валяется в траве около полигона, а вовсе не от того, что они опять упустили Саске и Узумаки позорно разревелся на глазах Сакуры и новых друзей. - Хм? – протянув руку, он закрыл солнечное пятно ладонью так, чтобы лучи просачивались сквозь пальцы. Да, пора бросать привычку валяться в траве. Он же не Акамару, в самом-то деле? Пёс и то редко так резвится. Но что поделать, если сегодня такой день? Деревья такие тонкие, яркие, земля покрыта похожими на мокрую гальку пятнышками – это солнечные зайчики играют на пестрой листве. Мир вокруг выкрашен в золотые и оранжевые цвета, и это кажется таким естественным и правильным. У Наруто было двоякое отношение к осени – с одной стороны, она приносила странный покой, а прохладный воздух словно бы холодил раны в душе, не позволяя боли и разочарованию разгуляться вовсю, с другой – непонятная щемящая тоска. Впрочем, едва ли она была его. Некоторое время он просто лежит, раскинув руки и глядя в небо. Идти никуда не хочется. Дел нет. Желания что-то делать – тем более. Они опять проиграли змееглазому. Эта мысль возвращается снова и снова, вспыхивая искрой гнева в груди и точно так же быстро угасая. Даже странно. Сейчас-то. - Эй, лисяра… - губы словно немеют, не желая выпускать слова. Наруто несколько раз моргает, ощущая, как в глазах что-то меняется. Он не знает, как это выглядит со стороны, но ощущает как в зрачках будто бы открываются пара окошек. Лис в своей темнице сейчас точно так же валяется на спине, сложив громадные лапы на мохнатой груди и смотрит в небо глазами джинчурики. Бывает такое, но бывает очень, очень, очень, очень, очень редко. Сила Девятихвостого не жалит, не пытается растереть тело в мелкую пыль. Незримые потоки энергии окружают, заполняя мир вокруг и тогда Наруто кажется, что он слышит стук гигантского сердца, один удар которого приходится на десяток его собственных. Странное ощущение и почему-то знакомое. - Наруто… не убивай… А то пожалеешь. Слова вертятся в памяти. Девятихвостый запрещает трогать джинчурики. С чего бы? Наверное боится смерти, ведь если исчезнет «сосуд», то погибнет и Кьюби – так сказала бабуля Цунадэ. И это единственная причина, по которой биджу раз за разом встает между Наруто и смертью. Наверное. Ну, должно быть. Обычно он не стал бы говорить с биджу: оскорблений и так всегда хватало. Но, наверное, сегодня и впрямь какой-то странный день. - Ты как-то сказал, что больше меня ненавидишь только Учиху Мадару. Это потому, что ты заперт по его вине, что ли? – слова слетают с языка на удивление легко, хотя он совсем не рассчитывает на ответ. Биджу не любит говорить с ним, разве что иногда обзывает слабаком и ничтожеством. Но вот проходит несколько секунд и слышится тихий рокочущий вздох. Наруто лежит не шевелясь. С одной стороны, ему интересно, с другой – нет. Похоже, сегодня и впрямь день контрастов. Голубые глаза смотрят в небо. Красные глаза смотрят в небо. - Эй, Курама, разве сегодня не прекрасный день? Лис медленно выдыхает и смежает веки. Осень вступает в свои права и воздух свеж и прозрачен. Девочка с длинными красными волосами кружится посреди полянки, усыпанной такими же багровыми листьями. Кушине страшно нравятся опавшие листья, она то и дело с восторгом поддает их ногой, и они вздымаются великолепными разноцветными осенними радугами. Лучший день в году, когда солнце уже нежное, а ветер ещё ласков. Отражения деревьев плывут в лужах, полощут голые ветки в лазурной выси и от красоты этого мира кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. - Эй, Курама, разве сегодня не прекрасный день? – Кушина запрокидывает голову, кружится по поляне, раскинув руки и подставляя лицо солнцу, жмурится, когда теплые лучики слепят глаза. - Ну-у! – Кьюби Но Йоко недовольно подпрыгивает и вертится на месте, точно нетерпеливый щенок. Кьюби обожает осень. Ему хочется бегать среди деревьев, валяться в траве на лугу, с разбегу прыгать в огромные озера или пугать птиц. Ему хочется солнца, слепящего глаза и ветерка в пушистой шкуре. Хочется бегать наперегонки с ветром или… или… Кьюби не знает. Он помнит свободу и бесконечное веселье. Помнит как они грызлись с братьями или дразнили друг друга. Увы, но всё, что ему доступно вот уже сорок с лишним лет – сидеть в бесконечной темноте за золотыми решетками. Впрочем, Кушина не такая как Мито. И хотя Лис вспоминает о старухе с некоей толикой горечи, новый сосуд нравится ему больше предыдущего. Год назад Мито заявилась в его темницу. - Еще не подохла, старая карга? – Кьюби лежит по ту сторону нерушимой клетки, по кошачьи свернувшись клубком и пряча нос в густом меху. Лис не понимает людей. Не понимал никогда и не желал узнавать их или даже обращать внимания на мелочь, крутящуюся под лапами. Зачем? Ради или для чего? У него была свобода и веселье. Надежность и тепло, которое и теперь не дает отчаяться, приятно толкает сердце в груди. Но веселье закончилось в тот день… С тех пор он вынужден ютиться здесь и слушать старуху. Кстати, чему-то про неё он научился. К примеру, вот сейчас она стукнет свой тростью, скажет «не ёрничай» и начнет говорить глупости о каких-нибудь праздниках или других людях, прося вести себя прилично хотя бы в этот раз и не пытаться подпалить чакрой скатерть или чужое кимоно. О, он бы с удовольствием! Но что значит «прилично»? Зачем терпеть других, которые даже не… - Ты всё еще дитя – качает головой Мито, чуть улыбаясь тонкими старческими губами. Лис вздрагивает и вскидывает вверх уши, мигом позабыв про глупых послов, которых подтолкнул, обозвал или поджег чашку, пользуясь телом джинчурики. Мито была рядом много лет, но вот сейчас она смотрит на него с прищуром и Лису кажется, что он видит другое лицо. Те же тяжелые веки и узловатые пальцы, только сжимают они не трость с птичьей головой, в длинный посох с солнцем и луной по обеим концам. - Неужто надумала? – в его голосе раздражение, а тело напряжено, гигантские лапы сжимаются в кулаки, чего джинчурики не видит под пушистыми хвостами. - Моё время на исходе, Курама, и скоро у тебя будет новый дом. Лис состряпывает недовольную морду. Его «дом» покинул этот мир давно. - Почему бы вам просто не отпустить меня? - Если бы ты вёл себя приличнее… Кьюби с раздражением поднимается, закатывает глаза, показывая как устал от человеческих мерок своего поведения. Вертится на месте и шагает вдоль бесконечной решетки, навсегда отгораживающей его от старой человеческой женщины. Мито не спеша идет рядом, каким-то невероятным образом умудряясь не отстать от гигантских шагов биджу. Впрочем в этом мире – её мире – возможно и не такое. - Церемония пройдет через два месяца. Но я познакомлю вас раньше. Кьюби фыркает. «Познакомлю» - значит сюда возможно заявится кто-то из Учих: ведь это они могут прыгать по чужим подсознаниям. Девятихвостый почти не различает людей – для него они все муравьи с одинаковыми лицами. Но Мито всегда рядом, а Учихи это те, кто не правилен, те кто пахнут так знакомо, но обладают отвратительной силой. Учиха может заставить тело занеметь и ты не сможешь сопротивляться. Курама не любит красноглазых, едва их терпит, но поделать ничего не сможет, когда они тут возникнут. - Решила показать меня следующему, старая карга? Или следующей? – фыркает Кьюби и расплывается в широкой, издевательской зубастой ухмылке. – А не боишься, что она умрет со страху? - Она из клана Узумаки – прищуривается Мито. – И не ёрничай. Лис хохочет, запрокинув голову. - А ты не боишься смерти, старуха. - Нет – она останавливается и поворачивается лицом к биджу. – Я прожила хорошую жизнь и мне не о чём жалеть. - Не о чём, значит? – его голос похож на далекий рокот. - И я надеюсь, что твоя жизнь была такой же. - Ха! Выпусти меня отсюда! И я без сожалений отправлюсь подальше от вашей проклятой деревеньки! - Этого не будет – вздернув подбородок, Мито складывает руки поверх деревянной головы птицы на трости. – От тебя слишком много вреда для мира людей. Ты так и не смог этого понять. Биджу фыркает, в один этот звук вкладывая всё презрение и непонимание – почему он вообще должен задумываться о каких-то мелких муравьях? Они копошатся, спешат куда-то, надоедают и совсем не умеют веселиться. И, кроме того, у него есть обещание отца. Он по-прежнему ждёт и, скорее всего, будет ждать еще долго. Но что значит время для биджу? В любом случае… - Ну, чтож, посмотрим. Когда именно Кушина появляется около решетки – биджу не знает. Сколько прошло времени с тех пор, как тут побывала Мито? Здесь, в этом мире темноты и золотой решетки нет времени и вечность тянется мгновением. Хотя, нет, наоборот. Курама удивленно, почти до боли скашивает глаза не в силах поверить, что за создание стоит перед ним. - Мито? Помолодела обратно, старая карга? – он вынужден почти прижаться носом в решетке и неудобно наклонить голову, чтобы разглядеть её. Маленькая, в желтой одежде, но с точно такими же красными волосами как у старухи. Когда-то. Минутку… - Я Кушина! – возмущается это дитя, уперев тонкие ручки-тростиночки в бока. Лицо у нее круглое и красное, намного меньше хотя бы глаза биджу. Курама обалдело крутит головой по сторонам. И вот это будет его новым домом? О, этот дом будет очень тесным! Да они издеваются?! - Это шутка? Где ты Мито!! – он подскакивает и кружится вокруг себя. – А ну покажись, старая кочерыжка!! Ты посмеяться надо мной решила?! - Вовсе нет – Мито возникает за плечом Кушина, положив теплую ладонь на хрупкое плечо немного побледневшей девочки. - А как это называется?! – Курама невежливо тыкает пальцем в малышку, за что тут же огребает удар тростью. С руганью отдергивает лапу, трясет ушибленным пальцем и обижено смотрит на женщину. - Это Кушина. Она станет следующей джинчурики. «Следующая джинчурики» поглядывает то на престарелую принцессу клана Узумаки, то на Лиса, у которого сейчас глаза обиженного ребенка. - Не бойся его, девочка моя – Мито мягко улыбается девчушке. – Он не воспитан и невоздержан на язык, но с ним можно свыкнуться. - Да… уж – нервно откликается та. «Ну, погоди у меня» - читается на мордахе Кьюби. После ритуала Лис несколько дней отсыпается в новой клетке. Он зря боялся – в мире этой девочки совсем не тесно. Здесь такая же бесконечная темнота, как и в его предыдущей темнице, нерушимая золотая решетка. Разве что пустоты между прутьями слегка шире? Или ему кажется? Мито пришла проститься перед ритуалом и опять несла всякие глупости. Сказала ему получше узнать мир людей, кто знает, может быть, «муравьи» не так плохи? Курама просто отвернулся и велел ей поскорее заканчивать со всем этим. Он не видел лица женщины и отчаянно об этом жалеет, но давит жалость внутри. Лису не хочется думать и вспоминать. Джинчурики – ненавистные клетки для Хвостатых. Он должен радоваться, что женщина, державшая его много лет в заточении покинула мир живых. Джинчурики – ненавистные клетки для КАЖДОГО из Хвостатых. Только почему-то на душе горький осадок. Больше старуха не придет и не будет поучать, не стукнет свой клюкой по пальцу и скандалить они тоже не будут. Теперь… теперь у него новый страж Кушина. И он чувствует почти страх перед этой новой, незнакомой, маленькой, но непонятной. Она ведь ничего не знает, не станет рассказывать о том, что происходит снаружи или как зовут людей за столом. Если вообще будут еще такие люди и такие встречи. Что если он решит пошутить, а она разозлится и… и… Лис не знает точно, что может сделать эта джинчурики, но однозначно она может ограничить его и без того небольшую свободу. Наверное. Наверное… Лис укладывает голову на лапы и с любопытством косится сначала на решетку, потом вверх. - Курама!!! – орёт Кушина, когда просыпается посреди ночи у открытого холодильника, сжимая одной рукой надкушенное яблоко, а другой куриную ножку. К счастью, жареную. Лис внутри шкодливо прижимает уши, прикусив кончик языка. Несколько дней назад он обнаружил, что может смотреть её глазами точно так же, как глазами Мито когда-то. И не только. Кушина живет в небольшом домике, а не громадном замке, здесь нет охраны, которая кинется к джинчурики при любом подозрительном движении или красной вспышке в глазах. И Лис решает поэкспериментировать. Вкусы, запахи человеческого мира. Его, Кьюби, мира. Ведь, в конце концов, слабые человечки живут среди тех же полей и бескрайних рощ, что и биджу. Люди несут в себе наследие отца… Людская пища вкусная. Особенно курятина. Этот вывод он делает, когда использует тело девчонки, чтобы попробовать что-нибудь из холодильника. Он знает по запаху что это, но выглядит все непривычно большим. Ну, почему она проснулась в неподходящий момент?! Кушина возникает перед решеткой как была растрепанная, в полосатой пижаме на пуговицах, с пятном яблочного сока на щеке и Лис делает максимально невинную морду. - Ты что творишь, а?!! Я не разрешала тебе пользоваться моим телом так!! - А как? – мигом цепляется он. - Никак!!! Чего ты наелся?! – едва не подпрыгивает от возмущения она. - Хм… - Лис чешет когтем лоб, изображая задумчивость. Строго говоря, ел не он, а она: они просто делят ощущения пополам. – Кажется, это был какой-то древесный плод и… - Я знаю что это!! – взвивается Кушина. – Никто не ест яблоки с мясом! - А стоило бы. - ГРРРР! Только попробуй еще раз такое выкинуть и пожалеешь!! – тычет пальцем она, притопывая босой ногой. Взметнув волну алых волос, она исчезает, а Кьюби думает, что в следующий раз надо будет взять те шуршащие пакетики с ягодным запахом, которые она прячет на полках наверху. Через неделю питания по ночам курятиной вперемежку с яблоками и конфетами, Кушина звереет и придя в закусочную заказывает рамэн с луком. И чтобы лука было побольше!!! Когда она проглатывает первые несколько кусочков дурно пахнущей лапши, то поначалу её охватывает сначала недоумение, а потом Лис ругается так, что девочка уже не знает от чего краснеет её лицо – от обжигающего бульона, запаха лука или от того, что только что сказал биджу. При их следующее встрече, оба выглядят примерно одинаково не важно. У Кушины болит живот и её преследует аромат лукового рамэна. Лис страдает от того же и готов прибить джинчурики. Однако, когда пытается достать её лапой как когда-то делал с Мито, опять получает. В этот раз удар следует не по костяшке клюкой, а в мягкую подушечку пальца кунаем. - БОЛЬНО!!! – Лис возмущенно отдергивает лапу, лижет палец, глядя на мелкую как на полоумную. Его? Биджу? Кунаем?! В ПАЛЕЦ?!! Вот заноза!! - Будешь возникать – грозит своей металлической колючкой девочка, изредка икая от лука, – я тебе… Ик! - она не находит слов для угрозы и только еще раз потрясает в воздухе кунаем. Лис шмыргает носом. - Ну, погоди у меня… Сколько они воюют – он не знает. Лис заставляет джинчурики прыгать по крышам или валяться в траве, есть курятину по ночам или толкать прохожих, несущих глиняные горшки или корзины с рыбой. Кушина ест всякие противные штуки вроде лука или сильно пахнущих специями мясных шариков, от которых язык горит огнем. Лис ругается и требует элементарного уважения – Кушина орёт на него и грозится вообще перестать выходить из дому. Она уже тоже знает кое-что о нём и не намерена уступать. В школе еще хуже. Курама ёрничает и обзывает одноклассников, исподтишка толкает руку джинчурики, оставляя кляксы на бумаге или заставляет промахиваться при бросках сюрикенов. Они ссорятся постоянно, но когда в один прекрасный день на девочку налетает несколько мальчишек, дразня и дергая за красные волосы, Лис не задумываясь лезет в драку. И – о чудо – впервые малявка солидарна. - Помидор-р-р-рка, значит?! – Кушина похрустывает кулаками. Красные волосы вздымаются над её головой, полыхая лисьей чакрой. - Давай, врежь им!! – Курама нетерпеливо подскакивает, глядя на сбледнувших мальчишек глазами их противницы и предвкушая потеху. Когда драка заканчивается, побитое трио вяло угрожая спешит свалить куда подальше. Курама ликует и предлагает догнать их и навалять еще. Но Кушина не двигается с места и не слушает. Сжав кулаки и зубы, девочка жмурится и пытается удержать слезы. Не получается и горячие соленые капли бегут по лицу. - Нет, нет, не хочу!! – она хлопает себя по круглым щечкам. – Техника запечатывания слёо-о-оз! Курама в своей темнице удивленно икает, усевшись на собственный хвост и не понимая, что происходит. Мито никогда не плакала. Даже когда он шутил или проказничал. Она ругалась, но не плакала. Курама не знает и не понимает людей, но он понимает слёзы. Даже биджу знают, что это такое, хоть и плачут редко. Пока он соображает что к чему, Кушину зовёт учитель. Девочка встряхивает красной гривой и бежит к остальным. Вечером он без спросу выдергивает её в подсознание и спрашивает, что произошло в школе? Кушина удивлена, но отвечает, что ничего особенного. Лис по птичьи наклоняет голову на бок. - Когда ты плачешь, значит тебе больно. Что такого в этих людях вокруг? - А ты не понимаешь? – она привычно дуется. - Мне плевать на других – он зевает во всю пасть, по кошачьи поджимает лапы под себя, укладываясь на каменный пол их воображаемой клетки. - А мне не плевать! – Кушина сжимает кулачки и топает ногой. – Я хочу стать Хокаге! - Тот мелкий слабак-пацан тоже – он чешет когтем кончик уха. Джинчурики привычно надувает щёки, вспоминая Минато, как-то раз заявившего, что у него такая же мечта как у Узумаки. Гррр!! Конкур-р-р-р-рент! На самом деле, Минато не плохой, но он слабак. И пускай это заявил Курама в свое время, а не она – сути не меняет. Наверное. - При чем тут это вообще? - Не понимаешь? Из-за твоих проделок меня считают странной! И… и вообще. - И что? – он чуть приподнимает бровь. – Хаширама Сенджу тоже был чокнутым. И его брат. И Учиха Мадара. И еще… - А ну не обзывай Первого!! – мигом взъерошивается девочка. - А то чё? – нахально щурился Лис. - А то… а то я съем три порции рамэна с луком! Лиса перекашивает, но он не сдается: - В тебя столько не влезет. - Поспорим?! Пару секунд они сверлят друг друга недовольными взорами, затем отворачиваются. Некоторое время стоит тишина. Курама думает, что занимается ерундой, пытаясь поговорить с этой мелкой девчонкой. Но, с другой стороны, что ему еще тут делать? Он сидит в этой темнице много лет и единственный раз, когда видел мир вокруг – во время того треклятого ритуала и видение расплывчатого зала, окутанного запахом благовоний и светом огня вызывало тошноту. Хотя бы мелькнуло оно быстро. - Знаешь – отвлекает его от размышлений голос Кушины, - ты здорово мне помог с этими тремя. Ты знаешь тайдзюцу? - Это так называется у вас? – он укладывает одну лапу поверх другой и тут же раздраженно меняет положение, вспомнив, что точно такой же жест постоянно повторяла Мито, когда они разговаривали. - Ну-у… мы же сражаемся – Кушина задумчиво накручивает на палец алый локон. – Как-то так. - Биджу тоже дерутся друг с другом – Девятихвостый поводит лопатками, вздрагивает всей шкурой, которая помнит удары когтей Ниби или наросты на панцире Санби. – И мы используем всё тело, а не только конечности. Кушина оглядывает монументальную гору меха по ту сторону решетки, а затем предлагает: - Давай заключим договор. - Какой? – ему и впрямь становится интересно. - Мне уже надоело есть лук. А тебе тут скучно. А еще меня достают в школе. Если ты поможешь мне, то я… ну не знаю, буду выполнять твои пожелания насколько смогу. Не выпущу, конечно, но как-то смогу скрасит сидение… тут – он обводит взглядом неуютное помещение внутри печати. - Есть курятину? – он заинтересованно приподнимает уши. Странная она, эта привязанность к человеческой пище, но забавная. Так почему бы и нет? Кьюби не привык отказывать себе в мелких радостях. Тем более, что в его положении выбор и вовсе не большой. - Ну… да. И это тоже. Еще я могу ходить к озеру или куда ты там любишь. Интерес становится больше. Увидеть осень. И зиму. И поваляться в снегу. И еще… еще… он не может придумать сходу, но хочется всего и сразу. Мито такого бы не позволила. Однако же… - А что ты хочешь взамен? - Что бы ты не помыкал мною и не использовал моё тело когда вздумается – она упирает ручки в бока. – Если хочешь что-то сделать: прыгнуть или пнуть кого-то – предупреждай. А то на меня уже смотрят как на вредительницу. - Ха! Да что они тебе сделают-то? – усмехается Лис. - Да не знаю – она опасливо тянут себя за прядку. – Я-то не госпожа Мито. И люди не знают, что ты тут есть. - В смысле? – Кьюби вскидывает уши. - Ну, вот так. Хокаге решил не сообщать всем подряд. Они не знают. Лис как-то задумчиво скисает. Если не знают – значит не боятся. Не боятся – не уважают. Не уважают – позволят себе лишнего. А последствия… Нет, он не хочет ничего такого. Если сейчас согласиться, то с одной стороны, придется опять сидеть тут и ничего не делать, а он только развернулся. С другой – будет законное время для игр и без лука со специями. - Ладно – он одаривает девочку широкой зубастой улыбкой. – Попробуем. Их отношения налаживаются не сразу, но налаживаются. Они вместе бегают по лесу, пугая случайных прохожих вспышкам багровой чакры или валяются в траве, что так нравится Кьюби, едят курятину и начинают всё чаще болтать друг с другом. Лис рад каждой драке и всегда предлагает догнать противников и побить еще раз. Дни тянутся за днями и мир становится безмятежнее. Летняя жара сменяется прохладным ветерком, золотыми листьями и вкусными лесными ягодами. Мир становится почти таким же как до темноты и клетки, биджу почти забывает о своей неволе. Ему нравится эта девочка и то умиротворение, которое теперь пропитывает его темницу. Однако, расслабляться слишком – это опасно. Он остро понимает это, когда в один из дней просыпается от ужаса. Сковывающего всё тело ледяного ужаса. - Кушина?! Какого черта происходит?! Кушина! – он мечется в клетке, пытаясь взглянуть, но глаза девочки завязаны. Они куда-то идут и чуткий нос биджу ощущает незнакомые запахи. Это люди, взрослые, сильные. И запах деревни постепенно удаляется. Кушина напугана. Это не просто прогулка! Лис рычит, заходясь от ярости. Уничтожить их! Уничтожить их всех! Его сила окружает джинчурики… и с треском рассыпается, наткнувшись на печати. Что?! Кто посмел?!! Он что… они что… ничего не могут сделать?!! - Всё в порядке. Чужая мысль прорезает темноту. Отчаянная, но все же мысль. - Всё будет в порядке. Я оставила след. Нас найдут. «Ты и правда так думаешь?» - Кьюби скулит, но его гнев не поможет. Они слишком много шкодили и дрались. Их не будут искать. Что произойдет потом? Нет, с ним-то никто ничего не сделает. Вынут и всё. "Вынут и всё"? Ха-ха! Черта с два «всё»! Мито сказала получше узнать мир людей, но там всё так сложно! Они идут уже долго и Лис понимает, отчетливо и отчаянно, что никто их искать не станет. Его заберут и Кушина… Кушина исчезнет так же, как отец и Мито. И… и помощь является неожиданно. Он не видит, но понимает, что что-то происходит, а потом с глаз Кушины снимают повязку. - ТЫ?! – они произносят это вместе. Минато улыбается этой своей улыбкой, от которой его лицо светится, а в глазах зажигаются огоньки. Лис обалдело слушает речь мальчишки, ворчит, но не спешит влезать. С души словно гора свалилась. Кто бы мог подумать, что он так обрадуется возвращению в эту деревеньку? Минато не исчезает из их жизни. Теперь они с Кушиной больше друзья, чем соперники и Кьюби даже немного ревнует. Впрочем, Кушине весело и биджу согласен потерпеть этого мальчишку. В конце концов, он сам глупо попался позволив забрать Сосуд каким-то незнакомым муравьям. Если мальчишка будет присматривать за девочкой, то пускай. Время и не думает останавливаться. Дни сменяются днями до бесконечности и Курама вынужденно замечает, как меняется его напарница. Биджу тоже растут, но не так быстро! Почему же так быстро?! Нет! Еще слишком рано! Кажется, еще вчера она была забавной малышкой с круглым лицом, а уже сегодня это высокая девушка с волной алых волос. Узумаки становится старше и её чувства меняются. Кьюби всё чаще сидит посреди клетки, шевеля ушами и пытаясь понять, что за новые ощущения заполняют мир вокруг него? Это что-то теплое, но с оттенком горечи. Чувства вспыхивают ярким золотом и кармином, Лис надолго замирает, пытаясь разобраться. Спрашивать девочку, впрочем, уже девушку – ей ведь почти семнадцать – не очень полезно. Кушина краснеет и всегда спешит перевести разговор в другое русло. Курама щурится и решает разобраться сам. Подглядывает несколько дней и наконец-то убеждается в своих подозрениях. - У людей это называется «влюбилась»? – он сидит, положив голову так, чтобы смотреть в глаза джинчурики, почти прижавшись подбородком к полу. - И ничего я не влюбилась – Кушина вскидывает нос, скрестив руки на груди. Она явно пытается вести себя как взрослая, но ей пока не хватает величественности и её чувство собственного достоинства явно напускное. Ведь щеки алеют и вообще она того и гляди начнет кричать, по-детски сжав кулаки и топая ногой от избытка чувств. - А чего тогда в таком виде? Девушка распахивает глаза и краснеет еще больше: и впрямь не подумала, явилась на встречу с Кьюби в том самом платье, в котором собралась… Нет, нет, нет! Это НЕ свидание! Они просто погулять пойдут! Да. Вот так вот. «Ага» - читается на морде Курамы. – «Ты сама-то в это веришь?». - А тебя это вообще не касается! – она пропадает, а Лис обиженно шмыргает носом. Ах, так, да? Часа через три Кушина стоит тут же полыхая гневом как какой-нибудь вулкан. Ну или Шукаку – тот такой же дикий. Курама сидит за своей решеткой и где-то глубоко в душе впервые радуется её наличию. Естественно, он полез проверять куда ж там собралась напарница и с кем: тот случай с похищением привил Лису какую-то паранойю на маньяков. Свидание было, естественно, с Минато и… в общем, в списке худших свиданий в мире оно точно заняло бы одно из лидирующих мест. Не всякая девушка на встрече способна нахамить, скандалить с самой собой, сожрать такую гору мяса, а потом удрать куда-то по крышам. Для Курамы это мелочь, для Кушины – конец света. - А что такого? Будет знать как руки распускать! – тычет пальцем Лис, не высовываясь впрочем за решетку, ибо у девушки в руках проклятый кунай, а пальцы жалко. - Он не распускал руки, а просто пытался меня обнять! - А разве не одно и то же?! - Нет! И что это было в кафе?! - Ничего. Просто из-за него мы остались без ужина. - А теперь мы остались еще и без денег!! Там было мяса почти на три тысячи! Как можно было?! - Можно – решительно и довольно заверяет Кьюби. Кушине остается только ругаться. Вообще, в принципе Лис не против наблюдать за… как же это – отношениями. Да, отношениями этой парочки. Правда, причин тут две: первая – это смешно, второе – это подозрительно. Есть еще третье: от моря эмоций Кушины, Лиса порой начинает самым натуральным образом мутить, как начинающего матроса на борту корабля и он отчаянно желает знать да когда ж этот маразм закончится-то?!! Кушина то краснеет и буквально готова взлететь в облака, то краснеет и злиться… Ну, да, краснеет она чаще всего. Минато лишь улыбается. Он всегда со всем согласен, все понимает и вполне нормально относится к выкрикам Лиса, который периодически позволяет себе что-нибудь гавкнуть во время очередного свидания. В конце концов, Кушина начинает блокировать часть ощущений, чтобы кое-кто не лез куда ни надо. К примеру не спрашивал, после того, как Минато впервые её поцеловал зачем обмениваться слюнями – у людей это такой ритуал? Лис о людях имел самое приблизительно понятие, так что от некоторых его вопросов хотелось провалиться. Хотя, порой Узумаки серьезно подозревала, что зловредный биджу просто издевался. Когда они с Минато начинают жить вместе и тот делает ей предложение, вырисовывается первая проблема. Так уж получилось, что такое событие Кушина и её подруги решили отметить. Наверное не стоило. Мясо – это ничего, но кто принес сакэ?! И зачем было пусть и по одной чарке пить?! Результат не заставил себя ждать. Поздно ночью в ушастую башку Курамы закралась МЫСЛЬ!! Наутро Минато не обнаружил Кушины рядом или в доме. Судя по распахнутой настежь двери она ушла сама… но куда? Наверное, все же стоило отдать парню должное: нашли их быстро. Кушина чинно сидела на здоровущем камне около ручья километрах в сорока от деревни. Камень, земля вокруг и ноги девушки с изобилии покрывали письмена печатей. Как выяснилось впоследствии, Курама все думал о предстоящей свадьбе джинчурики и придел к простому выводу, наверняка подстегнутому той самой треклятой чаркой, а именно: под венец пойдёт Кушина, но внутри-то сидит он! А значит что?! Значит он тоже что ли женится… или как это, замуж выходит за Минато?! Не, не, не, он был очень против!!! Очень-очень! - Вот как-то так – закончила Узумаки. Удирающего Кураму остановить не просто, так что ей пришлось запечатать свои собственные ноги на время. Лис все еще сидел в клетке и ругался. Правда, возможности набить Минато морду у него не было – уже хорошо. - Он-то тут причем вообще? – недоумевал парень. - Считает, что свадьба – это как ошейник с правом собственности. А все прочее – это уже ваши проблемы. - А, то есть не хочет делить тебя со мной? - Может быть – покраснела девушка. До дома он нёс её на руках, а потом был до-о-о-олгий разговор с Курамой. Ругался тот страшно. В итоге все трое пришли к своеобразному компромиссу: вот когда Минато станет Хокаге – тогда пусть и претендует на чужой Сосуд. А пока – ни-ни. Что там Лис надеялся для себя выторговать – было непонятно, но раз таков его субъективный ужас перед супружескими кандалами… Увы, но роковой день настал. И счастливый Минато прибегает домой, чтобы сообщать о том, что его выбрали Четвертым Хокаге. Естественно, Кушина рада. Лис на сообщение же лишь лениво виляет одним хвостом, давая понять, что новость принята к сведению. Пока он планирует побег где-то посреди церемонии инаугурации, мерзавец Минато планирует свадьбу на тот же период. Собственно, Курама не успел и ухом повести, как его обставили, умыкнув Кушину, фактически испортив церемонию и потом банально приняв свои же супружеские клятвы. После этого Кьюби страдает еще недели две. Нет, ну кто придумал, что проводить свадебный обряд могут не только священники, но еще и командиры отрядов с Хокаге?! Драпать теперь бесполезно и деваться некуда. - Засада. - Откуда взялись биджу? – Лис удивленно вскидывает уши. Вопрос хороший. Знать бы еще как половчее объяснить. Курама очень смутно помнит первые годы своей жизни. Они были совсем крохами по их меркам, то есть по человеческим – размером с хорошего племенного быка, когда начали осознавать себя. - Отец рассказывал о прародителе, частью которого были мы все – задумчиво тянет он, разглядывая кучи овощей на прилавке. Конец осени и продукты лучше покупать на большущем открытом рынке. Кушина перебирает помидоры и зелень так, словно от выбора зависит не вкус салата на ужин, а судьба всего мира. – А потом стали такими. - Значит вы были чем-то общим? - Вроде того. Логично было бы спросить, а почему вообще такие вопросы? Но он и так знает. У женщин-джинчурики не может быть детей. Ну, или так сказала та женщина в больнице. Чакра биджу опасна в любом виде. Даже взрослый человек не выдержит слишком большой концентрации, а тело джинчурики пропитано этой силой несмотря даже на печати. Если бы Кушина Узумаки была мужчиной – тогда другое дело, но в её теле младенец просто погибнет. Разумеется, она расстроилась. Мягко говоря. Все её попытки вести себя как обычно мало кого обманывали. Но Лису отчаянно не хочется снова чувствовать ту боль и… что же еще… Обида? Горечь? Смесь эмоций была такой, что ему чуть не стало плохо – самое близкое ощущение, словно его утопили в морской воде, а потом еще и напоили ею. Если для человека чувства это нечто приходящее, то для биджу, запертого внутри печати они почти материальны. Кушина честно хлопочет по хозяйству, болтает с подругами, искренне радуется успехам Итачи в школе. У Микото должен родиться второй ребенок. - Это замечательно! Значит у Итачи будет братик или сестра. Ты, кстати, кого хочешь? - Не знаю – смущенно пожимает плечами подросток, покрепче обнимая пакеты с продуктами, словно ища у них защиты. Микото тихо смеется и гладит черные волосы мальчика. Чужие дети… Сложно все это. Но если все дело лишь в чакре… Лис задумчиво зевает, сворачивается плотным клубком в недрах своей клетки и засыпает. Очень, очень сильно засыпает, стягивая оранжевые сполохи своей силы. Рассеянная вокруг чакра впитывается в пушистый мех, собирается вокруг плотным коконом. Если Кушине так хочется получить своего ребенка и дело лишь в чакре… ну почему бы и нет? Он поспит немного. В конце концов, что там с женщинами происходит? Они толстеют? На время… - Убейте меня, кто-нибудь!! – тоскливо воет бедный Лис месяца через четыре. На самом деле, первое время все было не так плохо, за исключением тошноты. А еще… а еще Кушина была счастлива. Лис видел это очень отчетливо. Темноту его клетки теперь наполняло умиротворение и любовь. Чувство чистое и очень сильное, от него становится тепло. Джинчурики даже пришла и поцеловала его. Когда он все-таки проснулся после длительной спячки. Это воспоминание заставляет скосить глаза на кончик носа и… нет, он что, краснеет? Но это только поначалу. А вот пото-о-о-ом… Беременные женщины всего лишь толстеют, да?! Надо было уточнить, прежде чем позволять Сосуду такие рискованные эксперименты!!! Уже через два месяца Курама получает возможность на своей шкуре прочувствовать все тяготы «просто беременности». Часть ощущений он блокирует, но порой это не удается, ибо чакра теперь не должна лезть куда не надо и приходится терпеть. Терпеть привкусы во рту, терпеть, что к лапам и почему-то к каждому хвосту будто привязали по одному Шукаку, а в желудок закинули Мататаби и всё содержимое ближайшей помойки. Ибо эти самые лапы, кажется, опухают, а в животе творится черте что. Нет, он биджу и ему такие низкие материи обычно не доступны, не касаются и вообще… А что там снаружи происходит?.. Снаружи Кушина опять полезла в холодильник, а там банка мелких рыбок в масле и… и… И лучше заснуть обратно, чтобы не смотреть. - Что опять? Кушина стоит по ту сторону решетки и вид у неё… не очень. Здесь, в своём мире этой печати она появляется в том же самом привычном образе без огромного живота, но она напугана. Женщина подходит к решетке, протягивает руки и гладит морду биджу. Тот недоуменно смотрит на джинчурики, пытаясь понять в чем дело? Она заметила, что часть его чакры ушла к этому младенцу? Но ведь это не плохо и с ним ничего не случилось. Ну, подумаешь, мелочь – за то здоровее будет и простуда не привяжется, как вон к ней в позапрошлом году. Да и вообще, сейчас Лис почти не лезет никуда. Зачем? Ему и так хорошо. Сердце ребенка стучит отчетливо. Оно такое крошечное, но уже живое. Это создание, еще не рожденное, уже слышит и понимает что-то. Эмоции Кушины теперь завязаны на теплом чувстве любви и щемящей нежности, желанию защитить. Эти чувств наполняют клетку, заставляют забыть даже о том, что хочется наесться чего-то непонятного, о тошноте и прочем. Хочется свернуться калачиком и просто отогреваться в этом тепле. Наверное, у родителей это общее. Когда-то, отец так же относился к маленьким биджу. - У меня плохое предчувствие. Курама вопросительно приподнимает одно ухо. Он слышал, что для беременных женщин такие вещи вроде нормальны… или он не так понял? Кушина выглядит очень, очень бледной. - Насчет чего именно? - Насчет Наруто. И тебя, и Минато… Что-то должно произойти. - Скажи об этом Минато – неуверенно бормочет Кьюби, подставив под крошечную ладошку человека другую щеку. - Да… наверное… он опять будет убеждать меня, что все нормально. - Все и так нормально. Она тяжело вздыхает. - Курама… я хочу кое о чем попросить. Если со мной и Минато… что-то случится, то ты хоть немного позаботишься о Наруто, хорошо? Биджу распахивает глаза и даже приподнимает голову. Случится? Да что с ней может случится? Минато вроде уже не тот слабак, да и вообще, но… Но. Но глаза Кушины сейчас темные и испуганные, а лицо бледное как мел. - Разумеется – как можно более небрежно зевает Лис, стараясь её успокоить. – Я позабочусь, чтобы он не убился. А то вот помню, как ты в детстве… - О, не начинай! Обстановка вроде бы нормализуется. Курама подкалывает джинчурики, а она грозит ему знакомыми уже карами в виде лукового рамэна. Все в порядке. «Все будет в порядке». Когда на уходит, Девятихвостый почему-то тоже начинает чувствовать себя неуютно. В такие моменты он жалеет, что заперт и не знает, что там в мире вообще происходит. Может быть, когда этот ребенок родится и подрастет, они вместе будут защищать Кушину? На детей никто внимания вроде бы не обращает – можно узнать море всего важного. Интересно, а они подружатся? Было бы забавно. Он примерно представлял себе, каким будет этот ребенок. Сильным, живучим, с упрямым характером Кушины – это обязательно – и может быть чуть-чуть чем-то от Минато. Им наверняка будет весело всем вместе. Впервые жизнь в заточении не казалась угнетающей – напротив он был почти счастлив. Чуткие уши улавливали стук крошечного сердечка. Все будет хорошо… …Нет. Он ошибка. Этот ребенок не должен родиться… Мысль из ниоткуда заставляет вскочить и вздыбить шерсть. - ТЫ?!! Он знает этот голос, знает и ищет его обладателя. И очень вовремя успевает опомниться, собрав свою силу в компактный шар. Это все ерунда. Этой сволочи нечего тут делать. Ему и его потомкам. Да и не может он тут быть – он давно отправился на тот свет. Так давно, что даже мерзавец Учиха Мадара тогда еще не родился. Курама выдыхает и снова укладывает на пол, подобрав под себя лапы. Наверное просто послышалось. Наверное… Наверное, стоило себе признаться, что он слегка размечтался. А стоило бы вспомнить, что ни одна мечта в этом мире пока не осталась безнаказанной. Кушина говорит, что не стоит ему даже нос совать в такое дело как роды, а потому она поставит пару дополнительных печатей. На некоторое время биджу будет полностью отрезан от внешнего мира, но лишь на время. Потом она уберет печати и они вместе пойдут в Ичираку за куриной лапшой. Её голос звучит как-то преувеличенно бодро и вообще она волнуется, но это понятно. Наверное. Через какое-то время темнота и тишина клетки становятся абсолютными. Делать нечего и, впервые за это время, слегка расслабившийся Лис засыпает. Пробуждение резкое и неожиданное. Мир вокруг трещит и светится. Золотая решетка рассыпается. Такое уже было. Давно? Недавно? Двадцать с небольшим лет – сколько это? Мито тогда… - Кушина, что ты делаешь?!! – он вскакивает, но поздно. Свет проглатывает сейчас кажущегося крохотным лисенком биджу и он вновь оказывается на свободе. На настоящей свободе! Ночное небо, крохотные деревья и камни – он уже и забыл какие они на самом деле маленькие! Какие-то постройки… Запах! Настоящий запах и прохладный ветер в лохматой шкуре. Но он почему-то не рад. Более того, он напуган и думает не о том, как убежать, а о том, где Кушина. Неужели эта крошечная человечка тоже как и все… Договорить нет желания даже мысленно. А Кушина… вот она. Стоит на коленях, а упасть ей не дают только две тонкие цепи на руках, натянутые между колоннами. Но она дышит. Значит жива?! Немыслимо! Но это хорошо, можно выдохнуть. Надо забрать её и драпать отсюда. Женщина слабо вздрагивает поднимет голову, но ни он, ни бывшая джинчурики не успевают что-то сказать. - Кьюби – глубокий холодный голос. Незнакомый. Это он устроил?! Девятихвостый резко оборачивается. Это большая ошибка. Человечек за его спиной такой же крохотный как все, черный балахон, короткие волосы и странное лицо… Нет, маска. С одним глазом. Это было бы смешно, если бы не треклятый глаз Индры! Красный, с черными рисунками. Учиха?! Нет, такие глаза были лишь у одного из них… Учиха Мадара?!!! Невозможно! Он же простой человек! Он должен быть мертв! Все же, старуха Мито была права. Кьюби еще ребенок. Или подросток на худой конец. У него море чакры в теле и дури в голове, но опыта меньше, чем у распоследнего генина Академии. Иначе бы он успел понять и оценить те жалкие мгновения, секунды, миллисекунды. Те самые, которые много значат для короткоживущего человечка. Шаринган у опытного, тренированного шиноби порабощает противника за шесть миллисекунд. Еще две на его активацию. И всё. И всё, ты попался, Кьюби!! И никому не важно, как громко бы орёшь от ярости. Просто потому, что эти крики сугубо внутри тебя. Ты уже и лапой не дернешь без приказа хозяина. Мужчина вспрыгивает на загривок и заставляет повернуться куда-то – вдали мелькают огоньки и каменные лица. - Уничтожь Коноху, Девятихвостый. Все дальнейшее было как в каком-то дурацком сне. Биджу редко снятся сны и обычно они хорошие. Ибо обычно Хвостатых Зверей мало чем можно испугать или расстроить. Но сейчас это все – кошмар. Тело, движущееся само по себе, рушащиеся строения, грохот и приглушенная боль от техник людей. Разумеется, они ничего ему не сделают. Они все просто умрут. Кто раньше, кто позже – сожженные и отравленные чакрой, либо под огромными лапами Хвостатого. И от селения, которое так любит Кушина вскоре ничего не останется. Оно казалось таким большим, когда он смотрел её глазами. Но на самом деле это поселение крохотное – теперь он отчетливо это видит. Камни скалы с грохотом разрываются от удара, рушатся здания и деревья вокруг падают со скорбным треском. «Да остановите же это, кто-нибудь!!! Я не хочу!!!». Понемногу Кьюби начинает злиться. Нет, не на этих людей… хотя и на них тоже. Неужели здесь нет Учих?! Что они, вымерли тут все?! Этот засранец Мадара куда-то сбежал еще в середине пути, так почему нет никого из красноглазых?! Они смогли бы перебить чужой контроль! Но Учих нет. Ни одного из них. За то через какое-то время появляется Минато и вот впервые настоящая боль, а не эти детские уколы. Что за технику он использует, биджу без понятия, но его начинают бить. Правда, не очень долго. Минато что-то задумал, но что? И где он был вообще? Где Кушина? Что стало с Наруто? Он родился или умер? Или его убил Мадара? Уничтожь его. Уничтожь Коноху. Далекий приказ, все еще давящий на мозги и голос, от которого хочется завыть. Бесит!!! Как же это бесит!!! Шар энергии собирается в открытой пасти – один хороший залп и всё… Всё… «Всё» - говорит мертвый голос внутри…. А потом - огромная тень и свалившаяся откуда-то сверху толстая жаба. Вспышка и золотые цепи. И демон смерти, безжалостно отъевший от него половину. И собственная глупость, когда злость стала подкатывать к горлу. А потом и тупой ужас, когда понял, что натворил. И снова клетка, снова решетки из воспоминаний и замок, который даже не поцарапать. Тесно и почему-то вода под лапами. И огромный лабиринт вокруг клетки. «Минато… Идиот… Ты должен был просто спасти их». Первое время Лис просто орёт от злости. Снова и снова бросается на решетки клетки, проклиная Учиху Мадару и всех тех идиотов, которых встретил. Наруто слышит лишь отголоски его криков, но часто просыпается и плачет. В приюте его побаиваются. Странный ребенок непонятно откуда. Кое-кто из медсестер готов поклясться, что когда этот ребенок плачет – вокруг него появляется алая пелена. Кьюби нет до этого дела. Он снова один и теперь уже точно навсегда. Он убил своего джинчурики. От этой мысли на душе холодит и становится тошно. Перед глазами то и дело мелькают воспоминания тех временем… Времен? Это было меньше двух месяцев назад, а кажется будто в другой жизни. Теперь-то уж точно в совсем другой. А мальчишка постепенно растет. Он и впрямь такой, каким его представлял когда-то Кьюби. Упрямый и дерзкий, глуповатый, но добрый, у него непослушные волосы отца и непрошибаевый характер матери. А еще её лицо и привычка болтать без умолку. Когда наступает осень, мальчишка бегает в лес и собирает алые листья, укрывающие землю. Иногда поет дурацкие песенки, которые разучивают на занятиях с воспитанниками и под это пение его аура из нежно-золотистого цвета осенних хризантем превращается в ярко-оранжевую, он точно так же протягивает ручонки, словно пытаясь поймать в воздухе падающие листья. Но Курама не смотрит. У него просто нет сил смотреть и вспоминать. Потому, что в воспоминаниях другой ребенок, который о нем заботился и другой голос, с которым они спорили. Ему не хочется искать нечто общее между собой и этим мальчишкой, хотя общего у них на самом деле много. Этот ребенок не должен был родиться. Эта мысль приходит все чаще. Может голос Индры ему не померещился тогда и этот предок Учих просто хотел предупредить? Если бы только Наруто не было… Злость кипит в душе. Злость на Минато, на Учиху Мадару, да дураков людей, зачем-то отправивших Кушину прочь из деревни, на Учих, потому что где они все были?! Но в особенности злость на себя – ведь это он позволил всему этому начаться. Он позволил этому ребенку появиться. Злость кипит, жалится, злость постепенно переходит в ненависть от которой чакра вскипает тошнотворными багровыми пузырями, так похожими на нарывы. Ненависть биджу заполняет клетку. Ненависть людей обволакивает мир вокруг маленького мальчика, который упрямо носит оранжевую куртку и не желает прятать метки на лице. Почему? Просто они же крутые! «Да, вот только ты – ошибка. Которой не должно быть». А значит ошибку надо исправить. Вырваться, найти Учиху Мадару и в этот раз разорвать его на куски. И для этого он позволяет двенадцатилетнему пацану воспользоваться своей чакрой. Минато не так хорош, как клан Узумаки и его печать рано или поздно рухнет. И тогда… Но «тогда» скорее всего не наступит. Потому, что каждый раз, когда этому сопляку угрожает опасность, Кьюби готов поклясться, что на него смотрит Кушина. И этот взгляд безмолвно говорит что-то такое, отчего сердце сжимается. И становится не по себе. И хочется снова прижать уши. И жить вместе с джинчурики той забавной жизнью, хочется чтобы ненависть из клетки хоть немного ушла… Наверное поэтому он спасает Наруто раз за разом. Оскорбляет, но спасает. Залечивает раны, делится чакрой и старательно гонит от себя эмоции мальчишки – радость, азарт, искреннее упоение боем и такую искреннюю радость победы, что хочется наравне с новым назойливым джинчурики скакать на месте и вопить от восторга. Увы, но когда дело доходит до него, то наружу хлещет лишь та самая ненависть. Не такая сильная, какой была до последней выходки Минато, но все равно достаточная, чтобы в порошок стереть любого. Любого ли? - Ты подавил мою силу?!! – чернявый в распахнутой рубахе лишь презрительно приподнимает бровь и вся хваленая сила Кьюби взрывается мелкими брызгами. Наруто… не убивай… а то пожалеешь. - Эй, лисяра? – голос звучит так неожиданно, что Кьюби вздрагивает. Картины прошлого мелькающие перед глазами исчезают. Он в настоящем. Где нет Кушины и Минато, где он заперт в клетке в центре лабиринта. И, кстати, лежать тут не очень удобно, так как шесть промокает. Что там делает этот пацан? Наруто сидит под все тем же деревом. Судя по солнцу, прошла всего пара минут, хотя кажется, что лет двадцать не меньше. - Ты так и не ответил – его голос звучит задумчиво и как-то… ворчливо, что ли. – Это Учиха Мадара тебя когда-то запечатал? - Нет. - Тогда почему ты его ненавидишь? Молчание. Тяжелый вздох. Алый как кровь, как красные волосы Кушины, лист клена лежит на ладони. - Это давняя история. И тебя она не касается. Игривый осенний ветерок ловко выхватывает лист из человеческих пальцев и уносит в прозрачное синее небо.