lonely lighthouse

Холодные и совершенно незнакомые стены какого-то отеля почему-то греют Арсения больше, чем уютный дом, где сейчас спит его любимая жена и дочь. Там, в квартире, тепло, веет заботой и пахнет вкусным ужином. В отеле прохладно, запах немного специфический, и простыни пахнут дешевым стиральным порошком. Он не заморачивался насчет отеля, он здесь на одну ночь. Он не включал ни основной свет, ни настольную лампу, ибо свет сам по себе уже так ему надоел, что он готов бодрствовать по ночам, а днем спать. Ему хватает света на сценах, где они дают шоу. В темноте он отдыхает, его разуму так спокойней. В темноте он находит что-то умиротворяющее, поддерживающее, она не давит на него, наоборот, - обволакивает, словно обнимает и не заставляет щуриться. Свет для него становится пафосом, от которого хочется убежать, спрятаться. От которого становится противно. Хотя, убежать, наверное, хочется от всего. От всех на свете людей, от обязанностей, от доброты и от злости, от всего на свете. Хочется просто сидеть в этой комнате отеля, не отвечая на звонки и, черт возьми, как же хочется прекратить думать. Мысли роем носятся в его голове, жужжат, жужжат и не дают покоя. Они то дурманят его, опьяняют, заставляя его ухмыляться сложившимся фантазиям, то так сильно бьются о стенки головного мозга, что Арсений просто хватается за голову и оттягивает волосы, надеясь моральную боль заглушить физической, и, признаться, это помогает. Физическая боль словно отвлекает его от раздумий, поэтому он иногда заламывает пальцы, чтобы просто-напросто остановить поток мыслей на секунду. А потом снова пустота. Он выдыхает, делает глубокий вдох и снова выдыхает, после чего закрывает глаза и опирается головой о стену, вытягивая ноги перед собой. Антон не с ним и вряд ли с ним когда-нибудь будет. Сначала Попов даже не понимал, что с ним происходит. Он просто радовался жизни, как обычный человек, шутил в своем стиле, вечерами приносил букеты цветов своей жене. Он и сейчас это делает, но все больше это становится какой-то обязанностью, нежели искренним желанием делать это. Он бы хотел приносить цветы Шастуну. Господи, да он бы всё смог сделать, если бы тот только попросил. Это чувство, оно… до больного наивно в нем. Было сложно понять и принять мысль, что Шастун ему нравится, или даже он влюблен в него. Он бы хотел быть рядом с ним, поддерживать его, заботиться о нем, шутить с ним, но не имея такой сильной тяги. Его настолько тянет к парню, что он идет назад, чтобы не натворить глупостей по случайности. У него был выбор. Его любимая жена, женщина, которую он любит до безумия, та, что греет его и поддерживает во всем. И Шастун. Парень, с которым он познакомился благодаря юмору. Разве здесь может быть что-то серьезное? Одни бы сказали, что здесь и выбирать нечего. У него жена, ребенок, он должен, обязан остаться с ними. Другие бы сказали, что нужно следовать зову сердца и быть с тем, кого ты любишь. Он знает, что в любом случае, ни один его выбор не будет правильным. Когда Арсений принимает тот факт, что Шастун ему нравится, он понимает, что выбор был сделан. Он не говорит об этом своей жене, ей это не нужно. Конечно, он с ней останется, даже будет казаться прекрасным и заботливым мужем и отцом, но он никогда не скажет ей, что его сердце теперь занято чувствами не к ней, а к воронежскому комику. Она не заслуживает такого, и Арсений любит ее, любит иначе, наверное, не так, как в первое время – безумная влюбленность, готовность свернуть горы во имя любви. Он чувствует это и даже что-то большее, но уже к другому человеку. Его разрывает изнутри. Разрывает от того, что ему приходится выбирать, но все, что хочется сейчас – это сбежать. Хотя бы на пару секунд. Те несколько секунд в фильмах, когда главный герой оказывается сброшенным в воду – никакие звуки не доходят, он ничего не видит, его тело невесомо, и в голове нет ничего, совершенно ничего – только легкость. Ему нужно это, нужен этот отдых, выпадение из реальности. Он представляет, как тонет, его тело расслабляется, и голова съезжает по стене, от чего становится неудобно, но ему плевать. Он медленно дышит, и в голове лишь картина почти бесцветной воды, пузырьки с кислородом, и со временем становится все темнее и тише. Минут через тридцать он поднимается с пола и, массируя затекшую шею, заваливается на кровать. Он засыпает, утопая в толстом ватном одеяле, он совершенно опустошен. И ему ничего не снится. * Они с Шастом однажды поцеловались. По пьяни. И это не была инициатива Арсения. Он помнит ту атмосферу, когда они компанией сидели в клубе, в ВИП-зоне, не желая лишних глаз. Ребята ушли танцевать, а эти двое остались в ложе. Тогда Попов уже принимал тот факт, что Шаст ему нравится, но он не думал, что это перерастет во что-то серьезное. Он думал, что это просто напускные мысли, которые со временем просто выветрятся. Такое бывает с нами – мы влюбляемся в какие-то детали людей, восхищаемся ими, думая, что это влюбленность. Однако эти мысли не выветривались, а только пустили корни. Они курили кальян, сидя плечом к плечу, передавая друг другу трубку. Клубная музыка играла как-то отстраненно от них, от Арсения, по крайней мере. И он был расслаблен, у него немного кружилась голова, и когда он закрывал глаза, было чувство, сравнимое с тем моментом, когда вы засыпаете днем и, словно в туннеле проваливаетесь куда-то в невесомость. Он выдыхал дым, открывал глаза и видел жадный взгляд Шастуна на себе. — Шаст, — зовет Арсений. Арс выдыхает клубы дыма стараясь сделать это красиво, как на роскошных фотографиях. Из-за белой стены дыма он не видит Шастуна, но в какую-то секунду он чувствует его губы на своих. Арсений не тупит, он слишком расслаблен, чтобы думать о чем-то сейчас. Он убирает трубку на стол, не прерывая поцелуй. Немного развернувшись, чтобы было удобно, он аккуратно кладет ладонь парню на затылок, пальцами зарываясь в его мягких волосах. Поцелуй медленный, но глубокий, расслабленный и с привкусом мяты и лайма. Шастун, словно подросток, неловко кладет ладонь на бедро Арсения, аккуратно сжимая пальцами. Попов целует шею парня, и Шастун откидывает голову назад, закрывая глаза. Арсений отстраняется, возвращаясь в обратное положение. Он откидывает голову на высокую спинку диванчика и закрывает глаза. Он все еще чувствует, как горячая ладонь неловко поглаживает его бедро чуть выше колена. Через несколько дней он получает от Антона сообщение: Арс! Что подарить Ире на день рождения? Надо что-то особенное, хочу удивить ее! Он хочет ответить грубо, ответить невежливо, отшутиться, но он не хочет быть серьезным и уж точно не хочет помогать выбирать подарок какой-то там Ире. Он ничего не отвечает и выключает телефон. Еще через несколько дней он через инстаграм узнает, что Шастун в Питере. Ему настолько больно от этого, что на несколько секунд у него перехватывает дыхание, и к горлу подступает ком. Они в одном городе, и, черт возьми, Шаст даже не написал об этом ему? Он чувствует себя… преданным? Дело в том, что людям всегда приходится выбирать. Арсений долго пытался разобраться в том, что с ним происходит. Между любимой женой и Шастуном он выбирает того, кого любить нельзя. И подвох в том, что человек, которого выбирает Арс, тоже выбрал. И не его. От этих мыслей еще больнее. * С такими мыслями он и просыпается. Ему, в прочем, не привыкать. Это длится уже больше месяца и, блять, он теряет контроль. Над происходящим, над собой, и что еще хуже, - над своим разумом. И становится чертовски сложно держаться. Он вновь просыпается уставшим. Уже который месяц он просто не высыпается. Если раньше подобные уединения в отелях ему помогали, и он просыпался с более свежими мыслями, то сейчас он хоть и засыпает спокойно, спит без сновидений, но просыпается он все в том же состоянии. В таком дерьмовом состоянии, что он просто готов снова лечь спать. Для него сон стал способом уйти из реальности. Однако в скором времени он не сможет спать из-за того, что даже в царстве Морфея его голова будет заполнена раздумьями. Наверное, он слишком много времени проводит в душе, стоя под струями слишком горячей воды, от чего его кожа покраснела и стала слишком чувствительной. Вода – тоже что-то, что его может успокоить. Словно все его эмоции и мысли вместе с водой утекают в трубы. Совсем скоро в нем ничего не останется. Он понимает, что это не он. Не его мышление, не его образ жизни. Он пытается понять, в какой момент он начал так убиваться из-за воронежского паренька, которому вообще до лампочки до него (хотя так только он считает). Он возвращается домой рано, но перед этим прогуливается на свежем воздухе. Дышит полной грудью, и, наверное, слишком холодный ноябрьский воздух помогает ему. Будто остужает его голову, его кипящие в голове мысли. Зайдя в квартиру, он видит жену, обнимает ее и целует в щеку. Он улыбается и пытается не думать о том, почему в ее взгляде, в ее прекрасных зеленых глазах, что-то изменилось. Появилась какая-то грусть или сожаление. И, черт возьми, она знает, что Арсений не был с Сережей. Она скорее всего звонила Маше, и та сказала, что они были дома у ее родителей весь вечер. Он надеется, он, блять, хочет молиться, чтобы его жена не думала, что он ей изменяет. Или изменяет? Если не физически, то морально точно. Он не думает. Напевает какие-то песни себе под нос, пока собирает сумку. Вечером у него вылет в Екатеринбург. Несколько часов они с женой просто разговаривают, дурачатся, смеются и вспоминают моменты из прошлого. Арсений признается, что не ночевал у Матвиенко. Она грустно опускает взгляд, и Арсений почти чувствует эту боль, и становится еще больнее, когда он впервые ей так нагло врет. — Просто выпил немного, чтобы расслабиться, — он пожимает плечами. Пытается делать это естественно, учитывая все детали, которые можно проанализировать: правильный взгляд, никаких лишних жестов, уверенный и спокойный голос. — И немного перебрал. Подумал, что не хочу будить тебя, так что переночевал в отеле. Ты не сердишься? Они сидят на полу среди разбросанных игрушек, пока их дочь сладко посапывает в кроватке. Его жена улыбается, но её губы дрожат, и она почти готова расплакаться, когда обвивает его шею и прижимается к нему. Он обнимает ее, гладя ладонями по спине, прижимая к себе ближе. Он ненавидит себя за жалость к себе, за то, что так глупо солгал. — Я думала, у тебя появилась другая, — она шепчет, и в ее голосе такая горечь, что от этого Арсения бросает в жар. — Ну чего ты, глупая, — протягивает он мягко, не отпуская ее, чтобы она не смогла прочитать страх в его глазах. — Просто устал от всего. Давай летом в Омск к моим родителям? А там на дачу, на природу, что думаешь? Она все же отстраняется, вытирает слезы и, сквозь тихий и неловкий смех, соглашается. Когда он летит в Екатеринбург, он думает, что это хорошая идея – уехать в другой город хотя бы на какое-то время. У него будет шанс отдохнуть. Он надеется. Еще больше он надеется, что не будет думать об Антоне. * Он думает о нем сейчас. Во время выступления, пока они на сцене. На самом деле, все проходит лучше, чем он думал. На какое-то время он отвлекается, шутит и ему действительно хорошо, легко. Он не чувствует какой-то моральной тяжести, как была чуть больше суток назад. Ему легче от того, что он может заниматься любимым делом. Хотя мысли о Шастуне всё же прокрадываются в его голову. Самое невероятное и, наверное, непонятное, происходит после шоу. Они с Шастуном заселены на одном этаже, и их комнаты располагаются друг напротив друга. Каждый думает о своем (сваливают молчание/игнор на усталость), когда подходят к своим комнатам. Из звуков только еле слышные шаги, шелест пуховиков и шмыганье носов. Они стоят спинами друг к другу, и это напряжение и недосказанность между ними можно потрогать наощупь. И что-то в нем снова начинает болеть. Пока Арсений ищет ключи, он мечтает о том, что Антон сейчас зайдет в этот номер с ним. Неважно, чем они будут заниматься - плакаться друг другу в плечо, воровать поцелуи или долго-долго разговаривать и просить прощения. Он жаждет той теплоты между ними, что была всего лишь несколько месяцев назад, когда они могли спокойно лежать на одной кровати и разговаривать или курить. Мысли материальны? Арсений открывает дверь и уже ступает в комнату, закрывая дверь за собой, но Шастун все же успевает протиснуться. Он сам закрывает дверь и встает напротив Арсения. В номере темно, и только тусклый свет из окна еле освещает место. Арсений чувствует… ничего? Ничего и огромное физическое влечение, если так вообще возможно. Он морально не воспринимает ничего, только тот факт, что Шастун сейчас в его номере, стоит в полуметре от него и смотрит на него так, словно он, блять, мир для него спас. Он не хочет этого. Антон тянется к замку на куртке Попова и тянет язычок вниз, после чего помогает ему выбраться из куртки. Арсений поддается, не пытается сопротивляться, но и не торопится в движениях. Он принимает, делая то, что говорит и показывает Антон. Он не торопится и не проявляет инициативу. Когда куртка на полу, Шастун стягивает с его шеи шарф и аккуратно откидывает к пуховику. Они разуваются, и Антон быстро снимает с себя куртку, словно боится, что Арсений может передумать. У обоих сбито дыхание, и оно кажется слишком громким в этой комнате. Антон немного наклоняется вперед, осторожно, боясь, касается холодных губ Арсения. Он хмурится, потому что Арсений не пытается что-то сделать, но Антон не останавливается и целует глубже, холодным носом трется о немного колючую из-за щетины щеку Попова. Арсений все еще ничего не чувствует, он будто заблокировал в себе способность чувствовать сейчас, думать и вообще у него сейчас работают инстинкты, пытающиеся удовлетворить физическую потребность. Он отвечает на поцелуй, делает шаг назад, прижимается к стене, сжимая в кулаках футболку Шастуна, заставляя парня прижаться к нему (или прижать его). Это физическое ощущение желанного тела подобно горению угля в печке – чем больше подкидываешь топлива, тем жарче становится. Этот огонь их окутывает, не дает возможности спастись, и им приходится гореть, потому что пути назад у них уже нет. Шастун крепко держит одну ладонь на талии Арса, и второй зарывается в волосы на макушке, большим пальцем поглаживая скулу. У Арсения подкашиваются ноги от такой ласки и от одной только мысли, каким властным с ним может быть Шастун и как он умело им управляет. Он берет над Арсением контроль вдвойне – как морально, так и физически. Арсений им опьянен. Не прерывая поцелуй, Шастун осторожно ступает к кровати, практически держа Арсения в руках. Он стягивает с Попова футболку и, когда они оказываются у кровати, Арсений ложится и он не успевает о чем-либо подумать, потому что Шастун уже над ним, целует его шею горячими и влажными губами. Его руки по обе стороны головы Попова, и у Попова перехватывает дыхание, когда он открывает глаза и видит макушку Шастуна и его напряженные руки, которые находятся настолько близко, что он отчетливо видит вены и вставшие дыбом волоски. Он закрывает глаза и откидывает голову на подушку. Одной рукой он сжимает ткань футболки на спине Шастуна, и второй зарывается в его волосы на голове, оттягивая их. Шастун воспринимает этот знак как просьбу подняться выше. Арсений практически ничего не отдает взамен, он только принимает все ласки и позволяет Шастуну делать все, что тот хочет. Он не пытается произвести впечатление, о чем вы, он не в состоянии что-либо сделать сейчас, Шастун растопил его. Попов не поддается только мыслям, и он даже не принимает тот факт, что это Антон. Человек, который живет в его голове и мешает нормально жить. Сейчас он просто наслаждается процессом, как делал бы это с кем-либо другим, - физическая потребность, ничего больше в этот раз. У него закрыты глаза, потому что, помните? Темнота – то, что его оберегает. А Антон для него – свет. Свет, от которого он слепнет, глохнет и немеет одновременно, потому что он не может в этот момент взять всё под свой контроль. И сейчас, когда Шастун так жадно вбивает его тело в матрас, он чувствует себя хорошо. Ничего не гложет, и есть какое-то отдаленное принятие факта, что Шастун – тот человек, которому можно доверить себя физически, но только сейчас. Это просто физическое наслаждение телами друг друга. Утром они просыпаются вместе, и в номере жутко холодно. Арсений просыпается из-за того, что слышит, как Дима стучит в комнату Шастуна, в комнату напротив. Попов хмурится, убирает руку Антона со своей груди и выползает из-под одеяла. Он идет в ванную, чтобы умыться, после чего одевается и встает у кровати, смотря на спящего Шаста. Ему и тепло, и тяжко на груди. Он вроде бы и счастлив, но в то же время ему всё еще больно. — Шаст, — зовет Арсений. Он не подходит ближе, не подсаживается. Ему хочется провести ладонью по щеке парня и разбудить его щекотливыми поцелуями в шею, но он сдерживается. — Доброе у-утро-о, — веселей и немного громче протягивает Попов. — Антон. Шастун мычит и с мягкой и какой-то счастливой улыбкой потягивается на кровати. — Доброе, — хриплым утренним голосом протягивает он и смотрит на Арса, натягивая одеяла до глаз. — Там Поз тебя потерял, — он улыбается. Ему становится теплее, и он не понимает почему. Он чувствует какую-то нежность, ему хочется просто затискать Шастуна, заобнимать его и вообще лежать с ним под одеялом и обниматься. Кажется, всё снова идет под откос. — Не хочу никуда идти, — протягивает он и по-детски вытягивает губы. — Скоро самолет, — замечает Попов, ходя по комнате и собирая некоторые вещи и складывая их в сумку. — Поторопись. Арсений не хочет думать, почему Антон теперь хмурится, словно он чем-то расстроен. Он не хочет этого замечать. А Антон не должен расстраиваться из-за того, что они так расходятся утром после всего, что было ночью. Ни для кого из них это не должно иметь значение. Уже меньше чем через сутки они вернутся к своей прежней жизни, к своим любимым половинкам. Шастун уходит молча, все еще хмурясь, и что-то в Арсении начинает болеть снова. С тихим хлопком двери его сердце словно раскалывается. И он думает о том, что он мудак, поступив так. Но так будет лучше для них обоих. * Лучше не становится. Попова настолько сильно тянет к Антону, что он готов на стену лезть, лишь бы стало легче. Поэтому через несколько дней, когда ребята снова встречаются в Москве, чтобы дать шоу на каком-то закрытом мероприятии, Арсений в открытую пялится на Антона. Он не залипает и толком не углубляется в плохие мысли, но, когда они пересекаются взглядом, Арсений смотрит так, словно уже раздевает его. Шастун будто смущается, у него краснеют щеки, и парень неловко отводит взгляд. Поэтому во время короткой паузы, когда они за кулисами, Антон подходит к нему настолько плотно, что его стояк упирается Арсению чуть выше бедра, от чего у него самого перехватывает дыхание. Шастун лишь наклоняется к его уху и шепчет: — Я бы прям сейчас с тобой разделался, — его голос сдавленный, дыхание сбитое. И это всё. Он больше ничего не делает, но Арсению этого хватает, чтобы согласиться. — После выступления, — протягивает он и широко улыбается, отстраняясь, когда к ним подходят ребята. Он чувствует, что сейчас он держит контроль над Шастом, но знает, что сдастся, когда они вдвоем окажутся в съемной квартире парня. Позволит ему владеть его телом, одурманивать его разум. Но сейчас он ведет, и, на самом деле, ему немного жалко Шастуна, потому что теперь, каждый раз, когда они пересекаются взглядом, Шастун так жалостливо на него смотрит, что Арсений впервые так жаждет окончание вечера. Но после конца шоу - это долгая поездка в такси и чересчур долгий поиск ключей по карманам. Как только Арсений переступает порог квартиры, он тут же оказывается прижатым к двери. У него спирает дыхание от переполнения чувств, от понимания, что в этот раз Шастун овладевает им и физически, и морально. И от этого ему настолько хорошо, что он не может даже противостоять. Его ноги становятся словно ватными, от чего он почти падает, но Шастун держит его так крепко своими горячими и большими ладонями, что он готов остаться даже в таком положении, лишь бы эти ощущения никогда не прекращались. Горячие поцелуи и осторожные укусы на его шее, сдавленные стоны под ухом и то, как Шастун трется своим носом о его щеку – это слишком. Внутри него горит страсть, которая уже донельзя горячая. Это все разливается в нем, управляя его телом. Он осознает, что это не влюбленность. Это страсть и жажда. И от этих мыслей ему почему-то становится легче. Антон уже спит, когда Арсений одевается. Попов застегивает рубашку, в темноте наблюдая за тем, как поднимается и опускается грудь Шастуна. Он мягко улыбается, позволяя себе любоваться этим. Однако он уходит, не оставив записки и не отправив сообщения. Его рейс на Санкт-Петербург на несколько часов раньше рейса Шастуна до Воронежа, и он всё равно не хочет его будить, даже если в следующий раз они увидятся черт знает когда. Может уже через три дня, а может и через месяц. Конечно, ему еще во многом предстоит разобраться, но сейчас ему легче. Намного легче дышать, делать что-то, да и вообще – жить легче. Он понимает, что победил какую-то часть себя, когда тихо закрывает дверь квартиры. Однако, когда он прилетает в Питер, он получает от Антона сообщение с текстом: «Буду скучать по тебе, Арс». Он пытается совладать с собой, уровнять дыхание, не так сильно сжимать челюсти. Его кулаки настолько сильно сжаты, что белеют костяшки. Его губы трясутся, и он рвано втягивает носом воздух, сильно зажмуривая глаза. Не нужно, чтобы кто-то в самолете это увидел. Завтра он снова останется в отеле, чтобы прийти в сознание. В пустых белых стенах он позволит себе утонуть. Потому что он снова чувствует, как падает вниз. Однако теперь не постепенно, а уже однозначно летит в самую глубь. Хочется просто кричать и рвать волосы на голове от осознания, что он все же проиграл. Он просто, блять, влюблен в Шастуна.