Любовь. Здесь в Аду.

      Ночи в Дите спокойны и тихи. В дома задувает свежий, солёный бриз, дурманя головы спящих демонов, обращая их кошмары в приятные сказочные сны. Кто-то сладко спит на мягких подушках, кому-то комфортно и на жёстких, кому-то и без подушек сладко спится (дело ведь далеко не в подушках). Однако можно спать сладко на перинах, а можно ворочаться, не понимая, что душит — то ли закрытое окно, то ли дурные мысли, то ли морского ветра не хватает, то ли слуги недостаточно взбили подушки и смягчили одеяла, то ли суккубы работали не усердно. То ли рога мешают, которые обычно незаметны в повседневной жизни.       Ярх всю ночь не смыкал глаз. Глядя на просвечивающие сквозь тонкие синие занавески звёзды на ночном небе, он лежал на кровати, подперев голову ладонями. На его груди покоилось две головы: одна с кудрявыми чёрными локонами, другая со светлыми прямыми пушистыми волосами. Нежные, прохладные ладони упирались в грудь. Две прелестные нимфы тихо посапывали, видя уже десятые сны. Устали они знатно. Вот почему так быстро уснули.       Усталость к Ярху не приходила давно. Ни после того, как он судил бои на своей арене, ни после того, как он охотился вместе со своей ящерицей, ни после того, как он пировал в кругу своих бретёров, ни после ночей с прекрасными нимфами (в чём суккубов винить было преступлением).       Его правая рука медленно поглаживала голову с чёрными волосами, иногда путаясь в них пальцами специально, но не причиняя боли. Нежно. Плавно. Как будто по-отцовски. Две звезды он видел чётко. Жёлтые, с приблеском красного в центре. Далёкие, глубокие, словно глаза, которые смотрели на него с этих чёрных небес. Им не хватало густых чёрных ресниц да тонких бровей, придающих всему этому образу строгий вид. Ярх аккуратно пролез между нимф, спустился с высокой постели, накинул на себя брюки и безрукавку, обул наскоро сапоги. Прогулка всегда помогала уснуть. Надышишься вечерним воздухом, и спишь потом как убитый до обеда следующего дня.       Он шёл быстро и тихо, чтобы ещё не уснувшие слуги и охранники ничего не заметили. На всякий случай он стащил из кухни, пока не видели спящие повара, небольшой нож. Провёл по нему пальцем — острый. Красная капля при одном прикосновении скатилась по серой подушечке пальца. Не самый острый, но для прогулки сгодился бы. Он спрятал его в ножны и побрёл скорым шагом вдоль по тёмному коридору. Не заглядывая ни на изображения на стенах, ни на потолок, ни по сторонам — всё это он давно здесь видел и ничего необычного не находил. Обычная башня. Терем. Четыре стены, где его душе было тускло и душно.       На выходе он потрепал по яркой чешуе свою ящерицу. Та посмотрела на него едва открывшимися после сна золотистыми глазами, облизнулась тонким раздвоенным языком.       — Нет, зараза, уже кормили, — улыбнулся он, приобнажив клыки, и потрепал любимицу. Та раскрыла пасть и гаркнула от счастья. Ярх прыснул смехом.       — Ярх, — послышался невдалеке низкий мужской голос. Он был такой грудной, глубокий. И знакомый. Однако уши повелителя бретёров всё дрогнули, навостряя слух. Ярх обернулся на зов. На порожках входа стоял проснувшийся Бордж. Ярх стиснул зубы. — Почему ты не спишь?       — Решил прогуляться перед сном, — он недовольно посмотрел на столпившихся за Борджем слуг и стражников. — Один, — голос его перешёл на тихий рык. Слуги попятились в здание. Однако стражники ещё стояли за правой рукой повелителя. — Совсем один, — уже полностью рыкнул он. Бордж стоял на порожках, скрестив на груди руки, недоверчиво глядя на повелителя.       — Пять минут, — он смягчил свой тон перед советником и телохранителем. — Я пройдусь по городу, и вернусь.       Телохранитель кивнул головой и вернулся домой. Ярх вздохнул с облегчением и, опустив плечи, двинулся прочь за ворота. Звёзды в эту ночь светили необычайно ярко. Усыпая небо и землю светом. На улице не надо было даже зажигать факела, чтобы было видно дорогу. Красные, синие, белые, жёлтые — все они смешивались в одну картину. Были далеки и безбрежны. Он постоял несколько минут, рассматривая россыпь светил, и пошёл дальше. Обошёл пустой рынок, разглядывая ткани и другие товары. В одном из прилавков с одеждой его внимание привлекла красная полупрозрачная накидка до пола. Блестящая, с россыпью драгоценных камней внизу и застёжкой в виде бретёрского треугольника. Он схватил её руками и сжал, опускаясь на колени. Он вдохнул запах. Приторный, приправленный запахами ароматических масел и трав. Ещё не выветрившийся после носительницы этой накидки.       — Падлы, уже распродали! — он бросил накидку обратно на прилавок.       В трущобах города всегда тихо, но сегодня небольшая компания сидела у костра, слушая какого-то демона, очевидно, пьяного в стельку, который играл на гитаре. Ярх прошёл мимо них незаметной тенью. Те даже не подозревали, что кто-то за ними наблюдает. Но до него, несомненно, доносились отзвуки тех плаксивых песни и мелодии, которые наигрывал и напевал демон. Ярх знал этот голос. Он часто выступал на площади днём. Чтобы собрать деньги, но его песни никого не трогали. Демоны не страдают, не имеют жалости, не слушают плаксивых песен. Это придумали люди, но демонам понравилось. Они же все такие безжалостные и крутые. Ярх сел невдалеке от костра и, уткнувшись в деревянную балку, поддерживающую крышу какой-то хибары, прислушался. Ветер здесь меньше слышен. Ближе к Яме он снижает своё влияние. Здесь обычно пахнет чем-то тухлым, вяленым, больным и горелым. Но не свежестью.       — Мне некуда деться! Свой мир я разрушил! — завывал демон. Завывал он пьяно, однако красиво. Так ни одна бы из ярховых нимф не завывала. Их голоса были роскошными, чистыми. Голоса уличных певцов имели хрипотцу, отдававшую всеми возможными болезнями, но от того не менее красивые. Эти голоса он слышал с детства. И когда он слышал хоть один такой голос, он проникался ностальгией, забывал обо всём. И пусть, возможно, песни придумали люди, но демоны, с их болью, отражали их весьма ярче и интереснее. Да и сломанные гитары играли мелодичнее золотых арф.       «Знаешь, что я скажу тебе, дорогой мой ученик? Не годишься ты для трона. Слишком мал. Слишком волен. Слишком глуп!» — рычал на него Сатана. В последний раз рычал на него так, по-отцовски. Он ходил по зале, топая по плитке чёрными сапогами: «Хочешь золота? Да его у тебя море! Хочешь всех женщин в Аду? Да вот они, уже ждут у порога дворца! И для чего тебе трон? Хочешь быть сильным, доказать кому-то, что ты не крыса? Да ты всегда ею останешься, даже если сядешь на трон». В последний раз он так грубо и только из лучших побуждений отчитывал юного телохранителя за его мечты, но тот упорно доказывал, что он должен владеть легионом.       — Возьми моё сердце! — завершил песню демон. И Ярх покинул это место.       Узкая песчаная тропинка медленно, но верно приближала его к Яме, откуда доносились стенания и вопли, не сравнимые ни с чем. Так отчаянно и так сильно демоны, упавшие туда, хотели и рвались жить. Так же отчаянно когда-то хотел заполучить трон юный телохранитель Сатаны. Так же отчаянно он теперь его ненавидел.       Вот она, заветная Яма, где покоятся погибшие и раненные, где они восстанавливают свои силы и бьются за жизнь. Об этом месте ходят разные слухи, но никто из тех, кто слухи распространяет, никогда в Яме не был, а лишь высказывал свои предположения: страшные и жуткие, оптимистичные и светлые…, но правды нигде не найти. Факт в том, что демоны оттуда выбираются здоровые и готовые на бой. Но как там происходит их оздоровление — не ясно.       «Думаешь, так просто руководить легионом? Пойми, что мир не состоит только из битв и гладиаторских боёв, как ты себе представляешь. Власть — это интриги. А их ты не вывезешь», — Сатана прилагал все усилия, но ничего не вышло. И когда его верный телохранитель выбрал свой путь, он ничего не сказал. Даже напутствия. Ярх присел невдалеке от зияющей бездны. К горлe подкатил ком. Это были ужасы. Слышать то, что там происходит — вот сущий ад. И он не выдержал. Подошёл как можно ближе к бездне и заглянул в неё. Ничего не было видно.       — Эй, — окликнул его старческий голос.       У бездны стояла старуха в мешковине. Лицо её зеленоватое, исчерченное морщинами, смотрело на него, будто вспоминая, кто он. В руках её жилистых была большая чашка с мясом, о чём свидетельствовал характерный запах.       — Что делаешь тут? — спросила она и бросила первый кусок мяса.       Ярх задумался. Он шёл сюда, чтобы прогуляться. А, может быть, и не только.       — Гуляю, — ответил он, не найдя слов.       Старуха прищурилась. Видимо, зрение было у неё плохое, и она не видела, кто стоял перед нею.       — Какой идиот гуляет один возле Ямы? Тем более ночью, — вниз полетел второй кусок мяса.       Ярх смотрел на это действие, скривив губы.       — Что ты делаешь, старуха?       — Я каждый день кормлю брошенных здесь бедолаг, — снисходительно ответила она, даже не оборачиваясь и бросила следующий кусок.       — Зачем?       Теперь она посмотрела на него своими пустыми чёрными глазами:       — Как ты думаешь? Хочу, чтобы побольше оттуда выбралось, чтобы они жрали не друг друга, а то, что я им приношу. Мой сын там. И я питаю надежду, что он ещё жив, — она помолчала и вдруг продолжила. — У тебя там тоже кто-то. Верно?       Ярх сглотнул. Не ответил.       — Просто так к Яме не ходят. К ней приходят от боли в сердце. Покинутые и растерянные, не знающие, что им делать. К Яме приходят те, кто кого-то в ней оставил.       Он хотел было возразить, что никакой боли у демонов нет, но вдруг утихомирил этот порыв и внутренне согласился со старухой.       — Что, Ярх, неужто и ты потерял там кого-то? Кого же?       Он опешил. Думая, что старуха его не узнала, он хранил ко всем её словам безразличие, но теперь его удивило то, как эта бедная демоница с ним обращалась. Как с простым уличным бродягой.       — Впрочем, это не важно, не так ли? Но то, что ты сюда пришёл, значит, что в Яме тот, кого ты любил.       — …любил?..       Старуха сбросила все куски мяса и расхохоталась.       — С каждым поколением вы всё больше дуреете. Ещё скажи мне, что любви не существует. Я тоже так думала, в ваши годы. А не будь её, нас бы не было, Смертоносный.       Он молча смотрел на неё, как десятилетний мальчишка, который внимает каждому слову взрослых и беспрекословно верит ему. То и дело бросал взор на бездну. Ведь там, в глубине, где-то в самом конце ямы… он помнил всё ещё живо тот дождливый день в Дите, когда он склонился над Ямой и выпустил из ослабевших рук холодное бледное тело Танахии, и то быстро упало в самый низ. И он ещё долго стоял там. С ним рядом стоял только Бордж, понуро свесив голову. Его легионеры разбрелись по домам, скинув в Яму всех раненых и убитых Сатаной. Тогда, при свете дня ещё было видно, как тучи демонов выбирались наружу вдоль по склону горы, хватаясь за камни. Хватаясь за всё. И сейчас как будто тоже всё ещё было видно это упорство.       — Рога-то себе отрастил, а вот мозг никак, — покачала головой старуха и, приподняв подол своей мешковины, пошлёпала босыми ногами прочь от Ямы. Туда, где недавно горел костёр и сидели демоны, распевая песни.       «И кто же тебя надоумил, что ты уже взрослый?» — Сатана скалил зубы, когда узнал о намерении своего телохранителя стать главой легиона. — «Небось, Баффорт-Ракшор? И что он сказал? Что тебе, такому сильному и могучему воину надо уже стремиться на более высокую ступень»? Его взгляд, наполненный сарказмом, заставлял Ярха краснеть от стыда. «Управлять легионом не так уж просто», — продолжал Сатана. — «Нужно быть всегда готовым получить нож в спину, или нож в сердце (ибо если ты построишь великолепный легион, то на него немедленно положат глаз, в случае чего ты потеряешь и легион и всё).» Т      ак и случилось. Сперва подстава Баффорта, потом ангел, непонятно откуда взявшийся в Аду, Лилит и прочие…, но сюда он пришёл не ради легиона.       Его сапог касался края обрыва. Так, что от него посыпались вниз мелкие камушки. Ярх долго всматривался в бездну. «Что, если вытащить её раньше? Вдруг я найду её!» Он подошёл ещё ближе. Вниз посыпались уже более крупные булыжники. От неизвестности и чувства невесомости кружило голову. В голове роилось множество мыслей: «Если я не найду её? Она же меня не узнает… не поймёт… она меня сожрёт живьём…». Собственная затея не нравилась. От чувства страха и опасности во рту пересохло, сердце забилось чаще, хотя в последнее время оно билось не медленнее, он ощущал лёгкую дрожь в конечностях.       Снизу зашуршало. Уши Ярха задрожали. Он вынул из ножен нож, сворованный из кухни, и сжал его в правой руке. Шуршание на мгновение прекратилось. Его сменил короткий, приглушённый рык. Ярх сделал шаг назад, но оступился и упал. К поверхности кто-то явно приближался, и приближался быстро, судя по прерывистому рычанию. Ярх занёс нож. Шорохи и рычание на мгновение прекратились, но стремительно бьющееся сердце в груди говорило о том, что опасность ещё рядом.       За край обрыва зацепились зелёные руки. Показалась голова. Это был демонёнок. Ещё маленький, но уже сумевший выбраться из Ямы. Он остановился. Принюхался. Ярх положил было нож обратно, как вдруг ощутил, что его ногу крепко схватили чьи-то руки и потащили за собой. Он попытался ухватиться за землю. Не получилось.       — Ублюдок! — ругнулся он, втыкая нож в почву. Когда его ноги уже наполовину свисали с обрыва, Ярх почувствовал, как кто-то другой вытягивает его за руки на поверхность.       — Босс, вы же говорили, что прогуляться идёте! — Бордж поставил Ярха на ноги, оттряхнул с его одежды пыль, поправил безрукавку и посмотрел в глаза. — На пять минут.       — Откуда ты знал, что я буду здесь? — Ярх отвернулся, чувствуя на щеках стыд.       Опасность миновала. Однако его сердце ещё громко и учащённо билось. Дыхание на секунду спёрло. Он обнаружил в себе потаённое желание показать слабость, которое чрезвычайно сильно рвалось наружу изнутри, из горла.       — Вы теперь часто… — начал Бордж, как Ярх его отрезал:       — Идём домой.       — Босс, мы можем постоять тут ещё немного…       — Идём! Домой!       По дороге домой Ярх уже не обращал внимание на звёзды и их свет, заманчивый и нагоняющий на него тоску, размером больше, чем сам Ад. Он слышал, как звенели на чалме Борджа золотистые подвески в виде треугольников. Он слышал, как шумел ветер. Как вскрикивали дикие животные вдалеке. Он смотрел под ноги, намеренно шаркая сапогами по земле.       «Любовь. Здесь. В Аду.» Так и шёл, повторяя эти слова, до крепости.

***

      — Какая изумительная актёрская игра, я даже сам поверил, — Часовой, слегка наклонившись, обнял Лилит, находящуюся ещё в трансе. — Любовь демонов — какая романтика. Бабка поучает нерадивого демонёнка… прелесть.       Лилит поморщилась, открывая глаза. В руке Часового, в синем пламени отражался Ярх. Тот Ярх, который был результатом её трудов. Она вздохнула.       — Красивый малец, правда? Признайся, ты бы его хотела, — лукавил Часовой, расхаживая перед нею с этим изображением.       — Он жалок, — Лилит развеяла эту иллюзию и скрестила на груди руки. — Не понимаю, как можно быть таким тупоголовым?       — О, моя дорогая, не злись на нашего бретёра. У них мозги не в почёте. Сила есть, ума не надо. Но. Почему мы не радуемся положительным результатам? Этому малышу нужна помощь. И когда он придёт к нам, ты дашь ему лекарство от всех бед.