Никогда

Что бы ты никогда не сделал? Никогда бы не прыгнул с многоэтажки, хоть приземлился бы без повреждений для себя. Никогда бы не оскорблял женщин и детей. Никогда бы... не ломал свою жизнь, как сделал это... *** —Зейн, здравствуй, присаживайся, — мне указывают рукой на кресло, чтобы я присел, ведь когда ты приходишь к психотерапевту и вас ждёт долгий и нудный разговор, некорректно будет стоять, — я бы хотел поговорить с тобой о твоих, кхмм... частых панических атаках? Твой друг сказал мне, что у тебя совсем необоснованная боязнь сцены, которая началась с того момента, как ты ушёл из группы. —Ну, знаете, давайте сойдёмся на том, что в жизни я переживаю сильный стресс и тому подобное и я могу идти, — ноль эмоций. Я не хочу просто так перед каким-то вовсе незнакомым и неблизким мне человеком раскрывать свою душу. Снять маску и оголить сердце. Когда ты рассказываешь кому-то о себе — ты делаешь себя намного слабее. Ни у кого из великих не было близких. Лишь приближенные. Те, кому можно было доверить чуть больше, чем рецепт пирога с базовыми эмоциями. —Понимаешь, Зейн, ни я, ни ты не хотим оставаться в этом душном помещении и разговаривать впустую. Будто со стеной, — психотерапевт лишь поправил свои очки и посмотрел на меня, когда я успел удобно устроиться в своём кресле и добавил: — Тебе станет легче, поверь. Сколько бы я не говорил, сколько бы я не пытался, меня никто и никогда не слушал, дорогой врач. Всегда оставался виновным я. И, опять же, вы тоже можете меня обвинить в этом. А в ответ лишь молчание. Которое съедает всё на своём пути. От мала до велика. Съедает воздух, съедает мозг. Съедает рассудок. —Так, хорошо. Давай тогда... Ну, знаешь, чтобы найти истинную причину нужно решить второстепенные. Как... Как большой узел. Чтобы его развязать — нужно делать всё постепенно, хорошо? — усмехаюсь такому сравнению. Да, отчасти он прав. Каждого человека нужно распутывать постепенно, но я не уверен, что кто-то сможет распутать тот комок моих чувств. Его можно лишь разодрать в клочья, оставив за собой много хлама и мусора. — Что тебя тревожило в последнее время, Зейн? Он думает, что я так просто всё расскажу ему? Он либо слишком глуп, чтобы понять это, либо слишком настойчив. И я даже не знаю к какому варианту склоняться. —В последнее время... В последнее время меня ничего не тревожило. Теперь я могу идти? — кладу руки на подлокотники и собираюсь встать, как он меня останавливает: —Знаешь, всё не так просто как тебе кажется. Панические атаки бывают из-за того, что у тебя были проблемы в детстве, генетической заболевание, инфекционное или же просто стресс. И всё это очень серьёзно. Я больше полагаюсь на последнее, ибо есть несколько факторов, что ты испытываешь стресс, — он бы хотел продолжить, но этого было достаточно. Бессонница, раздражительность, потеря аппетита. Спасибо, что напомнили. Я этому так рад. —Как я понимаю, со мной говорить ты отказываешься, — это было ясно даже по напряжённой атмосфере в помещении, — тогда я передам всё, что смог узнать о тебе другому человеку и вы продолжите с ним. Слишком глуп. Однозначно. *** Как я ненавижу ждать. Да, определённо, я ждал конца недели, чтобы, наконец, закончилась эта пытка и я смог спокойно продолжать испытывать панические атаки. Захожу в кабинет и слышу шелест бумаг, сопровождаемый бормотанием под нос. Так вы тоже не такой уж и адекватный, доктор. Не обращает внимания. Или старается это показать. Как же хочется ударить чем-то тяжёлым по столу, чтобы привлечь к себе внимания, но обычного кашля становиться достаточно, чтобы он поднял свои глаза на меня. —О, Зейн, это ты. Я как раз искал твои заметки, чтобы передать их другому человеку. Ты же передашь их ему? — и снова опустил свой взгляд на большую кучу бумаг, которые, как мне кажется, не разгрести и через год. —Может, поищите в самом конце? Я уверен, что вы положили эту папку куда по-дальше, чтобы не вспоминать обо мне, — складываю руки на груди, чтобы они не мешали мне. Воспринимает как знак недовольства. —Или потому что твоё имя на последнюю букву алфавита? — всё же нашёл выход. Мне это нравится. —Может быть... — наконец, он находит нужную папку и она, как мне кажется, стала больше с прошлого раза. — К вам случайно мой двойник не заглядывал? Просто вы бы не смогли собрать столько информации за один раз. И он ухмыляется. Такая странная усмешка мелькает на его губах. Будто он ожидал этот вопрос. Нуждался в нём как рыба в воде. —Это ты уже решишь с другим человеком, — и, вручив мне папку, он опять сел за свой стол и продолжил заниматься разбиранием бумаг. Снова знакомиться с таким же неприятным и занудным человеком. Все они одинаковые и мыслят одинаково. Как планктон. —Иди же. Чего ты ждёшь? — а он не такой уж и ужасный. Возможно, у него даже есть свой мозг, а не вживлённая программа мыслителей прошлых веков. —Не хочу терять проделанную работу. Останусь-ка я, пожалуй, здесь, — сажусь в кресло, которое стояло под таким неприятным углом. Такое раздражающее. Он знал. Это доказали молнии, сверкнувшие в глазах. —Можно я задам вопрос, который может ранить тебя? — ничто больше не сможет ранить меня сильнее, чем то, что случилось год назад. То, что я так люблю. А я люблю боль во всех её видах. Под соусом и с любыми приправами. Лишь усмехаюсь, ведь так не хочу говорить. И ему приходиться принять это за положительный ответ. —Это всё из-за него? — мы поняли друг друга. О ком и о чём мы говорим. И он попал мечом прямо под нужным углом, чтобы разрезать узел. Чтобы понять причину. Я боюсь. Мне страшно. Ищу точку опоры, но его уже давно нет, чтобы поддержать меня. —К-как?.. — и слёзы стали в глазах как воспоминания. Как окаменевшие скелеты динозавров в ледниках. Как насекомые в янтаре. —Я... Я изучил твою биографию и нашёл много видео с концертов... С ним ты вёл себя по-другому, — он склонил свою голову и начал занимать себя разглядыванием рук, чтобы не смотреть в глаза. Я тоже не люблю это делать. Я всегда старался быть мягким с Лиамом. Что бы не случилось. 24 марта, 2015 год. —Ты не можешь меня всё время контролировать! — он кричит на меня. Он устал. Хочу обнять его, но получаю лишь удар в грудь. Я люблю тебя, как ты этого не понимаешь, чёртов любимый ублюдок? —Почему ты всегда рядом со мной когда я хочу побыть один? Почему, Зейн? Почему ты следишь за мной? Почему не даёшь жить нормальной жизнью? Как все нормальные люди. Наша жизнь уже давно за рамками нормальности. —И ты всегда молчишь. Следишь и молчишь. Я никогда не обсуждаю с тобой мой день, потому что ты и так всё знаешь! Почему тебе это не нравится? Я пытаюсь. Честно, пытаюсь. Пытаюсь быть лучше. Пытаюсь проявить свою любовь. —Я думал, ты изменишься ради меня. Хотя бы чуть-чуть. Но, скорее всего, я не достоин этого. Только ты. Только ты... —Этого достоин кто-то другой, да? Зейн, не молчи! — он рыдает и выбрасывает всю свою энергию на меня, нанося удары в грудь и живот. Я не чувствую боли рядом с тобой. Ты не можешь мне её причинить. —Видимо, да. Тогда проваливай, — и он запирает свою дверь. Дверь от своего сердца. Не могу смотреть ему в глаза. И больше никогда не смогу... *** —Знаешь, Зейн, спустя те два месяца, что ты приходишь ко мне, ты ни разу не сказал ничего по поводу своего расставания с Лиамом... Возможно, именно в этом причина... — он хотел продолжить, но я, сжав в руках подушку, остановил его. —Прости, это закрытая тема, — как же я хочу вернуть всё назад. Как же я хочу вернуть его. Или уже не хочу? —Да-да, конечно, не хочу, чтобы ты снова лежал на полу и корячился от слёз и криков. Я не помню этого. Словно меня выселили из тела и за пульт управления сел кто-то другой. Он посмотрел на наручные часы в ожидание чего-то и спросил: —Как прошёл твой день? — он хотел за этим ненавязчивым вопросом скрыть что-то большее. Что-то грандиозное. —Не хуже, чем день смерти моей бабушки, — и он понял, что сейчас лучше переждать немного и снова спросить. Это наша традиция. Стук в дверь. И это удивительно, ведь обычно никто нам не мешает. Нашим душевным беседам в сторону погоды, политики и многого другого. —Входите, —нет, он не кричал. Или мне показалось, что он не кричал. Ведь при виде того, кто был за дверью, в низу моего живота мгновенно завязался узел, дыхание перехватило, а в глазах скопились слёзы. Он был не в лучшем состоянии, чем я. Только у него дрожали ноги и он еле мог устоять на них. —Ли... — и я не выдержал. Сорвался на плач и бросился к нему. — Я так скучал... Целый год без его глаз, губ, тела. Целый год без его мягкого голоса, шуток и тёплых рук. Целый год без него. —Прости, что не понимал тебя...