Настоящее

Стеклянная дверь бесшумно поддалась легкому напору тонкой руки, пропуская ее владелицу на просторный балкон. Вечерняя прохлада тут же легким шлейфом окутала острые плечи, небрежно прикрытые пледом, а едва уловимый порыв ветра легко коснулся светлых волос. Горячая чашка с только что сваренным кофе обжигала тонкие пальцы, но девушка, будто не замечала этого — как только она оказалась вне стен почти нежилой обители, которая незримо давила на нее, блондинка глубоко вздохнула, наполняя легкие свежестью, и устремила взгляд на раскинувшийся внизу город. Фелисити всегда нравилось наблюдать за ним, стоя на балконе теперь уже своей квартиры. Бесконечные потоки машин, словно кровь, что текла по венам, а постоянный, не затихающий даже ночью, гул, словно биение сердца — делали город живым, со своими мыслями, потребностями и желаниями. Все ему было нипочем — ни многочисленные теракты, ни угроза биологического оружия. Он все терпел, стараясь жить двадцать четыре часа в сутки в своем бешеном ритме. Лишь тьма, что каждую ночь окутывала город мрачным покрывалом, грозила ему новыми изощренными испытаниями, подвергала сомнению его стойкость к опасным соблазнам. Но он оставлял всю боль от разрушения и потерь позади, каждый раз залечивая почти смертельные раны, всеми силами боролся с поглощающей тьмой, продолжая с восходом солнца смотреть в будущее, каким бы оно не было. Вот бы Фелисити хотя бы каплю его упорства и горсть его силы… Ведь последнее время блондинка не могла найти утешения в ярких огнях ночного города — оно все время ускользало от нее, растворяясь невесомой дымкой, уступая место тягостному безразличию. Фелисити все чаще стала замечать, что улыбка почти не касается ее губ, а отражение в зеркале каждое утро встречает бледностью кожи и апатичной отчужденностью глаз цвета зимнего неба. Будто холод и равнодушие стали ее постоянными спутниками, сильнее затягивая коркой льда бесполезно трепыхающееся сердце. Но было еще какое-то чувство, что с каждым днем все больше и больше отвоевывало частицу души блондинки, крупицу за крупицей, неприятно царапая костлявыми пальцами, коварно заманивая все глубже в бездонную пропасть пустоты… Чувство, будто она теряла себя настоящую. Какая-то ее часть пыталась изо всех сил ухватиться за тонкую, спасительную ниточку-надежду и выбраться из бездны, но другая часть, стоя на самом краю обрыва, медленно, но уверенно, с пугающей отрешенностью выдирала из нити прядь за прядью, делая ту с каждым днем тоньше. И блондинка, почему-то, была уверена, что оставшиеся несколько прядей вот-вот окончательно оборвутся, не оставив ей даже мизерной надежды на спасение. И она чувствовала, что не в силах предотвратить неминуемое. Она слишком устала бороться. Фелисити не понимала, когда она стала такой черствой и отчужденной. Может, это случилось за то время, что она провела в борьбе за родной город, с каждым днем становясь крепче и сдержаннее, как бы грубо это не звучало, ко всему насилию и преступлениям, с которыми сталкивалась через монитор компьютера лицом к лицу. Может, это давали о себе знать последствия ее жесткого решения перенаправить бомбу, сброшенную по вине Дарка, на ни в чем неповинный Хэйвенрок. А может, это случилось после того, как она узнала, что любимый человек так откровенно ей лгал, глядя в глаза, наплевав на ее чувства. Наверно, поэтому полгода назад девушка нашла в своем израненном, кровоточащем от боли сердце силы расторгнуть помолвку и принять безумное, балансирующее на грани мазохизма решение остаться рядом с Оливером после того, как команда распалась, и каждый ушел переживать и решать свои проблемы в одиночку. Точного ответа Фелисити не знала, да и не пыталась найти, понимая, что лишь еще сильнее запутается в своих переполняющих душу чувствах, что медленно сводили с ума. И она снова запирала их за семью замками болезненной отрешенности с непоколебимой, как она думала, уверенностью, что к прошлому возврата нет. Блондинке казалось, что так было легче каждый день находиться рядом с тем, кто вызывал всю палитру эмоций одновременно — от чувства непростительного предательства, что тяжким грузом давил на плечи, до безграничной любви, которую она всеми силами старалась спрятать в самом укромном уголке ноющего в агонии сердца. Последние полгода она рьяно убеждала себя, что поступила правильно, что они с Оливером должны двигаться дальше, но уже не вместе. И это подействовало. Но лишь на время. Милый и улыбчивый детектив Билли Меллоун стал для Фелисити спасительным кругом в океане боли и страдания, в котором девушка тонула, почти захлебываясь при каждой накатывающей на нее волне. И она ухватилась за него, уверяя себя, что так нужно, что это правильно. Но, не умолкающее где-то на задворках разума, чувство дежавю не давало сполна расслабиться и успокоиться все еще протестующему сердцу. Не это ли она проходила около двух лет назад, сбегая без оглядки от рвущихся наружу чувств к Оливеру, стараясь забыться в крепких объятиях Рэя? Фелисити с горечью понимала, что повторяет одну и ту же ошибку, но была не в силах переступить через свои принципы и разбить в прах стену обиды, выстроенную ущемленной гордостью. Это делало девушку такой похожей на Оливера, который прошел все круги ада, принимая сложные решения, руша и забирая чьи-то жизни, а после, окунаясь с головой в бездну неумолимой вины за все совершенные ошибки. Она была почти зеркальным отображением Куина, который метался между выбором — быть тенью самого себя или позволить холодному сердцу ощутить обжигающее прикосновение любви. Но, несмотря на все сложности и препятствия, мужчина нашел в себе силы побороть почти поглотившую его тьму и впустить в исковерканную душу свет, что медленно, но шаг за шагом залечивал многолетние раны, превращая жестокого убийцу в человека. В того, кто смог оставить позади боль прожитых лет, подняться с колен и расправить плечи, сбросив груз из страданий; в того, кто продолжал искупать вину за содеянное, кто смог принять настоящего себя и дать сердцу искренне полюбить. И в этом мужчине помогла сама Фелисити. Так почему она не могла помочь себе? Ведь последнее время она сама стояла, словно застыв в янтаре, на пороге между прошлым и будущим и все не решалась переступить его, со всей силы захлопнув за собой дверь — невидимая нить, прочно связавшая два любящих сердца, не рвалась под натиском, заставляя блондинку сомневаться в своем решении. Почему она не может до сих пор оставить позади свои чувства к Оливеру? Почему до сих пор не может разорвать этот порочный круг из безумной любви, что позволяла чувствовать себя самой счастливой, и гнетущей обиды за то, что он не рассказал о своем сыне? Умом Фелисити понимала, что оставленную ложью Куина рану не исцелить извинениями и обещаниями о безоговорочном доверии, но сердце, вспоминая его клятву на несостоявшейся свадьбе, сжималось в комок, крича, что любит, не смотря ни на что. Она убеждала себя, что научилась жить без него, забываясь в объятиях другого. Но стоило Оливеру заявиться сегодня на балкон когда-то их общей квартиры, как все мысли спутались, оголив тугой комок нервов, выставив на свет висевший в воздухе эти полгода вопрос — это конец или..? Фелисити сама не ожидала, что так быстро опровергнет его полные надежды слова о не запертой двери для них, будто больше в этом убеждая себя, нежели мужчину. И сильнее кутаясь в плед, то ли от холода, то ли, чтобы скрыть предательски охватившую все тело нервную дрожь, она стояла и наблюдала, как в глазах Оливера отражалась, не прикрытая непробиваемым занавесом, безграничная боль от слов, что она пытается понять, какие у нее отношения с Билли. Фелисити почти физически чувствовала, что резала без ножа его и так изувеченное в бесчисленных боях тело, вырывала ледяными руками его бешено стучащее от любви к ней сердце, выворачивала наизнанку его многострадальную душу. И от болезненного осознания этого не могла сделать ни шагу к нему навстречу, не могла сказать больше ни слова, чтобы хоть как-то оправдаться, не могла сделать глоток холодного воздуха, от отсутствия которого легкие горели огнем, грозя сжечь дотла в одну секунду ее всю. А затем время прекратило свой неумолимый бег, навек остановившись после его вопроса — «Это по-настоящему»? Такие простые, на первый взгляд, слова тут же вцепились мертвой хваткой в ее трепещущее сердце, что, задыхаясь, кричало от боли, взломали все секретные пароли дверей, за которыми она прятала свои чувства. Но Фелисити, словно в беспомощном оцепенении, смогла лишь выдавить тихое «Я не знаю», за что тут же себя возненавидела. Оливер лишь молча кивнул, а затем бесшумно ушел, оставив блондинку наедине со своими мыслями. Кого она пыталась обмануть?! Она знала, знает и будет знать всегда, что все вокруг мираж, обман, фальшь и притворство. Что только рядом с Оливером, таким неправильным, скрытным, эгоистичным, жестоким и в тоже время любящим, понимающим, тем, который без промедления и раздумий готов пожертвовать собой ради близких людей — она настоящая, живая. И долгие полгода, проведенные в мучительном отрицании этого факта, были тому подтверждением. Ведь сердцу не прикажешь, а от судьбы не уйдешь… Фелисити вздрогнула от внезапного порыва ветра, что выдернул ее из тягостных мыслей, и почувствовала солоноватый привкус на губах. Она медленно провела холодными пальцами по щеке, вытирая влажные дорожки от слез, и тут же почувствовала бешеный ритм в районе груди. И все чувства, что были так искусно спрятаны за пеленой безразличия, хлынули бурным потоком, сметая на своем пути выстроенные гордостью стены, разбивая на мелкие кусочки ледяные путы, что были заключением для дышащего жизнью сердца. Она должна была отнестись с пониманием к ситуации с Уильямом, в которую попал Оливер не по своей вине, а не строить из себя обманутую мученицу. Она должна была быть рядом, оказать такую необходимую ему поддержку, когда он разрывался от боли из-за вынужденного прощания с сыном, а не добивать окончательно снятым обручальным кольцом. Должна была выслушать его и позволить все объяснить, а не сбегать, споткнувшись о первый же камень на их общем пути… И, переступив через свою чертову гордость, должна была дать Оливеру шанс возродить ее доверие к нему. Разве не это подразумевает в себе фраза «и в горе и в радости»?! Фелисити судорожно вдохнула холодный воздух, пытаясь прийти в себя, и достала из кармана брюк телефон. Она не имеет права мучить ни себя, ни близких людей, она должна сказать Оливеру, что натворила столько глупостей из-за дурацкой обиды, должна сказать, как она сожалеет обо всем произошедшем. Дрожащими пальцами девушка нажала кнопку быстрого набора. Пара гудков отозвалась вечностью, но когда по другую сторону в телефоне послышался такой знакомый и родной до трепета во всем теле голос, блондинка застыла, не в силах произнести что-либо. — Фелисити? Она услышала нотки беспокойства в немного хриплом голосе и едва уловимые нежность и надежду, словно Куин боялся ее спугнуть, попытайся он выразить их отчетливее. Блондинка стояла, сильно сжимая телефон озябшей от ночного холода рукой, и чувствовала обжигающие слезы на ледяной коже лица. Но она не стала их вытирать, наконец, позволив чувствам вырваться наружу и, лишь закрыв подрагивающие веки, тихо прошептала: — Оливер… — Оливер… Полустон тихим шепотом сорвался с пересохших губ, медленно растворяясь в предрассветной тишине, оставляя за собой мелкие осколки только что разбившегося видения, что казалось до жути реальным. Фелисити широко открыла глаза и глубоко вздохнула. Грудная клетка разрывалась изнутри бешено стучащим сердцем, а мелкая дрожь электрическими разрядами расходилась по всему телу. Оглядев еле видные очертания комнаты, и обнаружив вторую половину кровати пустой, девушка вспомнила, что Билли был сегодня на ночном дежурстве, и это так неожиданно стало для нее ощутимым облегчением. Мокрые от пота простыни неприятно холодили разгоряченную кожу, прилипая к ней, и блондинка поспешила встать с кровати. Быстро накинув шелковый халат, Фелисити попыталась восстановить сбившееся дыхание, еще пару раз глубоко вздохнув. Но это не помогло, а лишь сильнее разогнало по венам яркие образы только что увиденного сна. Сердце колотилось, словно бешеное, неистово крича и моля, чтобы девушка не выпустила сквозь пальцы дрожащих рук только что приснившийся сон, чтобы не развеяла в еще ночной прохладе увиденное в нем настоящее. Но она бы и так этого не сделала — все мысли, что роились в голове, все переживания, что она ощутила в этом сновидении, теперь казались такими правильными и ясными, что блондинка поежилась от того, как долго она не давала истинным чувствам пробиться сквозь стену, которую она выстроила после обмана Куина. Девушка думала, что движение вперед отвлекает ее от чувства безграничной вины перед столькими жертвами Хэйвенрока, что роман с детективом помогает ей справиться с предательством Оливера. Но лишь теперь Фелисити с обжигающей душу горечью осознала, что все это было уловкой уставшего от каждодневного насилия мозга, который любыми путями пытался оградить свою светловолосую хозяйку от еще большей боли. Лишь теперь она поняла, что не боролась с последствиями жестоких событий, а просто бежала сама от себя, от своего сердца. Но оно, наконец, сбросило с себя броню ее самообмана. И это было больно. Было больно осознавать, что так глупо уступила своей гордости возможность любить и быть любимой. Но в то же время Фелисити ощущала легкость — она словно освободилась от стальных оков, что прочно сковывали все тело, не давая дышать полной грудью, будто снова стала прежней собой. Сердце успокоилось, добившись своего, и в сладкой истоме начало размеренно выстукивать такое родное имя. Оливер. Девушка накинула на плечи плед и, подойдя к прикроватному столику, взяла телефон. Сильнее закутавшись в мягкую ткань, она медленно спустилась по лестнице, чувствуя, как пол приятно холодил босые ноги, и направилась на балкон. Чувство правильности и принятия самой себя омрачало лишь горькое понимание, что девушка все это время лгала Билли. Он хороший человек и не заслуживает быть обманутым и использованным в качестве щита от ее вины и нерешенных проблем. Дальше так продолжаться не может, нужно закончить с этими приносящими лишь обманчивое облегчение отношениями и по-настоящему двигаться вперед. И это нужно сделать прямо сейчас. Облокотившись о перила, Фелисити закрыла глаза и вдохнула пьянящий прохладой воздух. Она, наконец, приняла правильное решение, жаль, что на это ушло столько времени и бессмысленной борьбы со своими истинными чувствами. Пальцы быстро запорхали по экрану телефона, и короткое сообщение электронным письмом полетело адресату. «Нам нужно поговорить». А где-то вдалеке, за небоскребами, словно сбрасывая с себя тяжелую ношу темноты ночи, горизонт укутывался первыми мягкими лучами рассвета, который с каждой секундой все больше и больше лилово-сиреневой краской растекался по светлеющему полотну безграничного неба, в который раз давая городу стимул продолжать жить.