***
О Ренче ходят разные слухи в их «братстве». Говорят – раньше был достаточно мозговит, чтобы учиться в престижной вышке, но потом завязал дружбу с куревом, наркотой, волосы покрасил в ярко-зеленый, а потом и вовсе обесцветил до безукоризненной белизны. Говорят – баловался винтом и мешал веселые «таблеточки от кашля» до тех пор, пока не потерял голос почти полностью. Некоторым, говорят, везло меньше – сгнивали нижние челюсти. О Ренче ходит множество грязных слухов, а все оттого, что боятся. Боятся его совершенно безумных-лихорадочных глаз, безумных набросков, безумной и неудержимой энергии, которую до поры до времени возможно пустить по нужному Дедсекам руслу. Боятся Ренча, потому что его зубы острей, чем у какого-нибудь Дефолта, крысой улизнувшего в очередной раз от них. Но не знают те, кто распускают слухи, что Ренч по ночам кашляет кровью, что спина у него костлявая и совершенно жалкая, что у него слезятся от дыма глаза. Маркус не очень-то и жалует виски, ему вообще редко по-закону продают алкоголь – он еще совсем зеленый на вид. Он еще совсем молодой. И у него в груди ноет и болит, воет и клокочет, когда он видит тонюсенькие белые волосы, ершиком топорщащиеся, на голове такого беззащитного без своих панковских штучек Ренча. Конечно, есть Ситара – но она скорей как сестренка. Ситара – как имя богини из мифов Индии, но шутка в том, что эта богиня красит губы и веки в ядовитые цвета, рисует по своему смертному молодому телу охрой и абсолютно и бесповоротно влюблена в женские запястья. А Маркус богом быть не может и не хочет, у него бейсболка, еще пахнущая пылью Чикагских улиц, где потерялся, утонул, испарился идол его юношеских лет, и теперь хоть лови этого Дефолта за хвост и спрашивай – куда, за что, почему так бесследно исчезают герои? Кажется, что Маркус последний, кто считает этого человека, с ножами в спине победившего систему в одиночку, героем. Он думает непозволительно много для молодого паршивца-хакера с хипстоватыми замашками, но жизнь его еще не знала предательств, и день сегодня слишком томный, слишком закатно-летний, располагает к размышлениям. - Ренч, бро, как насчет того, чтобы покорить ту вершину? – шутливо трогает плечом он друга и кивком указывает на близлежайшую стройку какой-то очередной зеркальной высотки.***
Мир под ногами опасно покачивается, неверное движение – и упадешь, переломав себе все позвонки. - Скорая доставка, - бубнит в свою маску Ренч, опять проектируя этот милый смайл и прижимая холодную металлическую банку с энергетиком к щеке Маркуса. Тот улыбается, щурясь. Иногда ему кажется, что он способен сделать тоже, в свою очередь, какое-то безумство ради этого панкушного хакера, но еще не время избирать себе новых идолов. - И ты тоже пей. Хорошо здесь. Даже вечерних пробок поблизости нет. Ренч свешивает свои тощие ноги в изодранных джинсах рядом с ним. - Осталось только закурить, чел, и включить грустный репчик, - с выражением, на какое только способен механический голос, произносит он. А потом бодает другого хакера в плечо, - грустный рэп про непонятую общественностью юную душу. - Терзаемую мыслями о высоком и, - Маркус сделал большой глоток, так, что аж глаза защипало, - болью неразделенной любви. Маска напротив изобразила удивление. - Дешевый сюжет, - изрекла, наконец, она. - Не то что эта дрянь, бро. Ну давай, - он подмигнул, - мы уже бро, а все никак не выпьем за знакомство. Волосы Ренча в лучах закатного солнца, что за спиной его, вспыхивают белым золотом. Маркус смотрел на это, смотрел, и пальцы его разжались, отпуская банку с кислой дрянью в далекий-далекий полет вниз. Но «знакомство» они все-таки обмыли.***
Подростки с бритыми висками и темными полумесяцами под глазами, изорванными ушами, они шагают по высоким перилам, нависают над пропастями, смеются в лицо бездонной бесконечности. Их легкие проросли водорослями, а животы больны и полны быстрой химической пищей. Они знают больше всех стариков вместе взятых, и не знают ничего. Смешные пророки в своей игрушечной песочнице. Они страдают от ночных мигреней и остывших простыней, свет их – в неоновых вывесках и ярких фарах проезжающих машин. Юные боги этого города с каждым новым утром раскрашивают все больше улиц в свои истерично-живые цвета.