Помни

Он медленно вынимает ключ из зажигания. В голове словно бьет набат: «это конец». Ей страшно. Холодный ужас затягивает петлю на шее, затуманивает разум, не позволяя рационально мыслить. Ее голос звенит от подступающих к горлу слез. — Что ты делаешь, нам нужно ехать! Срывается последнем слове. От осознания всего ужаса и безвыходности ситуации хочется истерично расхохотаться, вцепившись в лицо ногтями. Она даже не видит этих тварей, черт возьми! Он поднимает на нее взгляд карих глаз. — Нет времени. Она слышит, чувствует, как страшно ему. Его руки трясутся, когда он до боли стискивает ее ладонь, хватаясь как утопающий за соломинку, понимая, что через мгновение эта хрупкая иллюзия спасения исчезнет, раствориться. Она — последнее, что соединяет Стайлза с реальным миром. Он пытается говорить твердо, но голос дрожит: «Лидия, я исчезну, понимаешь? Я изчезну как Алекс», — она впивается в него глазами, сжимаю руку в ответ, чувствуя его тепло. — Ты меня забудешь меня. — Нет! Не забуду! В глазах защипало, а слезы собрались в уголках глаз, готовые в любую секунду прочертить себе дорожки по щекам. Закусывает до ноющей боли губу, чтобы не разрыдаться в голос от ужаса и нереальности происходящего. Она просто физически не сможет забыть гипперактивного парня с вечно растрепанными волосами и желанием разобраться во всех тайнах вселенной. Слишком много всего они пережили, слишком много из этого — вместе. Мужественно смагривает соленые капли: она должна видеть его, впитать, вобрать в себя образ Стилински, каждую светлую крапинку в его карамельных глазах, каждую родинку на щеке, каждый миллиметр его лица. — Забудешь. И тогда найди способ меня вспомнить, хорошо? Она быстро кивает и сжимает губы, чтобы не закричать от отчаяния, сжимающего сердце ледяными клещами. — Ты — первая девушка, с которой я танцевал, и которая мне нравилась 9 классе, в 10 и в 11. Ты спасла мне жизнь. — Ты тоже спас мне жизнь. Она чувствует, что должна что-то ответить и почти повторяет его фразу, чувствуя, что выглядит по-идиотски. Стайлз до боли стискивает ее ладонь. — Просто помни, я люблю тебя, тихие слова, произнесенные с такой нежностью едва не оглушают девушку и в машине становиться нечем дышать, сердце тяжело ухает где-то в районе живота и, видимо, хочет проломить ребра. Ей кажется, в этой ужасной тишине можно расслышать как оно колотиться, сбивая дыхание. Лидии до боли, до зуда, так что приходиться с силой сжать зубы, хочется прижать его к себе и спрятать голову на груди, зарываясь в ЕГО клетчатую рубашку, вдыхая ЕГО запах: сумасшедшая смесь мяты и, почему-то, корицы. Теперь она не сдерживает слез и они оставляют мокрые бороздки на щеках девушки. Она видит, как он смотрит на ее губы и на секунду ей кажется, что сейчас он наклониться к ней и легко коснется ее губ, заставляя тело вздрогнуть от невесомого, как крыло бабочки прикосновения, дразнящего не хуже дорогого алкоголя, заставляя хотеть еще и еще. Три слова готовы сорваться с ее губ, разорвав давящую тишину, она набирает воздух в охрипшие легкие и… Грохот. Невидимая сила выволакивает его из машины. Она может поклясться, его губы шепчут «помни». — Нет! Ее крик растаял в густой, почти осязаемой темноте. Отчаянный вопль в пустоту. Не успела, не успела, неуспеланеуспела. Она сидит одна, в адской, давящей на барабанные перепонки тишине, и как безумная, закрывая уши руками, шепчет: «помни».