Тополь

…Мне было семь, когда я посадил этот тополь. Не сам, конечно, - с отцом. Он и саженец принес, и место выбрал, и яму копал, пока я под ногами путался, с восторгом представляя, как в школе обзавидуются, когда узнают, что у меня есть свое персональное дерево. Тополь был подарком на день рождения. Помню, как я раздал в классе пакетики с соком и конфеты – строго по две на брата, - получил причитающиеся мне поздравления, и, вернувшись домой, увидел палку, замотанную снизу в мешковину. Отец объяснил, для чего эта палка и сказал, что дерево теперь на моей ответственности. Если справлюсь, то есть выращу полноценное растение, то получу слезно выпрашиваемую мной овчарку. Оригинально, правда? Вот такой человек мой отец: вместо гадящей лающей собаки - мирный тополь, которого не надо ни выгуливать, ни кормить. Мастер психологии, да… Спи спокойно, папа. Как бы то ни было, мы с деревом росли. Я – мешая соседям топотом и воплями, он – загораживая вид из окна. И соседи жаловались, конечно, мол, успокойте парня, спилите тополь. Особенно возникала баба Зина со второго этажа. Такая типичная квартирная старушка, они есть в любом дворе. Божий одуванчик снаружи и стальной гигант внутри, а также бессменный начальник службы «Одна Баба Сказала» по совместительству. Упокой, Господи, ее душу… Разумеется, отец даже не пытался ни меня утихомирить, ни спилить тополь, тем более, что я к заданию следить за питомцем подошел с максимальной серьезностью – поливал, удобрял, каждое лето подкрашивал известью. Сначала – потому что мечтал об овчарке и хотел доказать отцу, что я и за ней смогу ухаживать, а потом просто втянулся, тем более, что дерево росло красивое, высокое, возле него любила играть Наташка. Под этим тополем я потом ее и закопал. Овчарку мне, кстати, так и не купили. Сначала не было денег на породистую собаку, потом не было времени выбрать. А дальше вообще не до того стало, но это и к лучшему. Не знаю, где ты, мой пес, но твой несостоявшийся хозяин желает тебе большого собачьего счастья. … Мне было пятнадцать, когда я начал падать в пропасть. Не физически, конечно, - морально. Знаете это чувство, когда вскидываешься во сне, уверенный, что летишь вниз с сильной скоростью и вот-вот разобьешься? А потом просыпаешься с облегчением, мол, сон, и только… Я уже два года не могу проснуться. Сейчас мне семнадцать, и я не работаю, не учусть в ВУЗе… Даже школу не закончил. Не потому, что я ленивый или тупой, просто нечего стало заканчивать. И учиться негде. И работать. Самое банальное начало для историй, подобных моей – «никто не понял, откуда пришла беда…» И знаете что? Жизнь вообще на редкость банальная штука. Мы и правда не были в курсе тогда, и понятия не имеем, что на самом деле творится сейчас. Помню, когда-то давно, когда тополь был еще маленьким, я читал по истории рассказ о Чернобыле. Ну, вы знаете: станция взорвалась, радиации море, а люди на парад вышли. И тогдашние власти такие: «Все хорошо, все в порядке, нет причин для паники…». Ради того, чтоб не уронить свой престиж, пожертвовали жизнями стольких людей. Придурки… Но наши власти еще круче. Они проебали весь мир. Первые зараженные были очень похожи на людей. Оно и ясно – свежие еще, мышцы не сгнили, кожа с костей не слезла. Представьте себе, поступает в больницу пациент с укусом, тихо отходит в мир иной еще в приемном покое, а при транспортировании в морг вдруг оживает и набрасывается на санитара. Кусает его, еще одного санитара, охранников, и так далее; те, в свою очередь, тоже умирают, потом оживают и кусают других. В результате – часа через два все в больнице, включая коматозников и калек, щеголяют укусами и вываливаются наружу чтоб пополнить свои ряды. Знакомый сценарий, правда? Режисеры ужастиков и авторы книжек про зомби-апокалипсис – мой вам низкий поклон. Вы пророки. Честно. Отец погиб раньше, чем Наташка. Тогда еще было что-то вроде карантина, и в оцепление набирали добровольцев, чтобы патрулировать отдельные районы. Папа защищал наш дворик. Я до сих пор не знаю, что с ним случилось и как он умер; даже тела не видел. Просто однажды отец не вернулся с дежурства, и все. Я пару дней еще искал его, залазил на тополь, осматривал соседние улицы, а потом перестал. Наташа продержалась еще полгода. Первое время мы вообще не выходили из квартиры, заперли бронированную дверь и сидели тихо, как мышки. Есть хотелось ужасно. Жизнь извне потихоньку замирала, и голод заставил нас вылезти наружу. Я собирал все, что выглядело и пахло, как еда, обчищал соседние квартиры – к тому времени наша пятиэтажка уже опустела. Просроченные макароны, остатки каких-то круп, сухари, старые – еще со школьных времен – семечки, что завалялись в кармане куртки… Однажды мне повезло найти две банки консервов, и мы с сестренкой устроили мясной праздник. В тот вечер заснули почти счастливыми. Утром проснулся я один. * * * Говорят, что люди очерствеют без цивилизации. Потеряют моральный облик, станут хуже животных, и так далее. Может, доля правды в этом и есть, но в основном, человек, все-таки, тварь глубоко социальная. Да, некоторые сходят с ума, убивают, насилуют, мародерствуют. Но другие – большинство – сбиваются в группы, помогают друг другу. Отчаянно защищают родных или, как Уилл Смит в фильме «Я – легенда», опекают собак, кошек, другую выжившую живность. А я поливаю тополь. Во дворе пустынно, в районе тоже. Большинство живых убежало подальше от городов еще в самом начале эпидемии. Большинство зараженных – давно сгнило, вместе с современной цивилизацией. Я подхожу к тополю, придирчиво осматриваю его со всех сторон: вчера была сильная гроза, под ногами хрустят сломанные ветки. На массивном стволе много трещин, известка давно сошла, и у меня мелькает мысль, что надо бы заскочить в хозяйственный и поискать там что-то укрепляющее для деревьев. Прислоняюсь к тополю, обхватываю его руками. Сбоку, возле левой ноги, расплывшийся холмик. Наташа. Прижимаюсь крепче, утыкаюсь лицом в шершавую кору. - Хороший мой, - шепчу, - сильно же тебя потрепало. Слова больно царапают горло – отвык разговаривать. - Но ты держись, ладно? – дышу с присвыстом, голос срывается, хрипит. – Пожалуйста. Ты же один у меня остался.