Пой мне еще

Юрий Хованский этим вечером был в на удивление хорошем расположении духа. Все вокруг располагало к этому, захотелось даже выйти на улицу и прогуляться просто так в одиночестве. В воздухе чувствовалась прохлада и свежесть. Асфальт был мокрым — недавно выпал снег и, казалось, все, наступила зима, но теперь потеплело и он почти везде растаял, а иногда накрапывал мелкий дождик. "Все-таки, природа та еще пмсная сучка", — подумал Юра и направился в сторону дома, пока дождь не усилился. Хованский наклонился, заметив что-то, белеющее на асфальте, и, к своему удивлению, увидел цветок. Бледно-голубой, похожий на маленький тюльпан, с красно-оранжевыми тычинками. Впереди была целая тропинка из таких же маленьких разноцветных тюльпанчиков. Юра стоял, как вкопанный, и думал, идти ли? Он никогда не рвался встретить того самого человека и, вероятнее всего, случись это в другой день, прошел бы мимо, а то и потоптался бы по этому цветочному ковру. Но сейчас было интересно, кто же все-таки его судьба. Тем не менее, с интересом упорно боролось нежелание идти куда-либо, кроме родной квартиры. Цветы увядали и исчезали, а вместе с ними исчезала и тропинка. Это и послужило толчком к действию. Хованский задумчиво кивнул, соглашаясь со своими мыслями, сжал тонкий стебелек шафрана и пошел. Но вот цветочная тропинка свернула на другую улицу, и Юра, помедлив, все же последовал дальше. Он представил себя со стороны — идет, почти бежит, как ищейка, уткнувшись взглядом в землю. Наверняка, его принимали за идиота, другие-то не видели! Далеко идти не пришлось. Через несколько метров он перешел на другую сторону улицы и наткнулся на парня. Он сидел на земле, на какой-то картонке, играл на гитаре и пел. Голова опущена, а лица не видно из-за кепки, но голос завораживал, заставлял Хованского стоять на месте и слушать, не смея пошевелиться. Песня смутно знакомая, вроде бы, что-то из Сплина. — Пой мне еще, — почти шепотом напевает парень, и Юру пронимает до дрожи. Он мысленно повторяет, обращаясь к нему: "Пой мне еще". Кажется, что он действительно поет только для него. Никита прервался всего на мгновение, чтобы глянуть, кто подошел. Из-под козырька были кепки видны только ноги ниже колена. И колыхающиеся за ними красные маки. Хотелось поднять голову и посмотреть, но он вдохнул холодный воздух и продолжил петь. Юре показалось, что голос стал еще более проникновенным. Он словно окутывал его, согревал. Невольно на губах появилась улыбка, стало еще спокойнее. Да и сам вид парня, сжавшегося с гитарой в светлых на фоне сгущающихся сумерек цветках, особенно густо разросшихся вокруг него, действовал на Хованского как-то странно, намертво приковывая к себе взгляд. К концу песни Ник уже почти не чувствовал замерзшие пальцы, голос дрожал, а сам он хотел только посмотреть на человека, стоящего рядом. Но он все же доиграл. Пальцы в последний раз коснулись струн, и он поднял голову. Хованский растерялся, когда его взгляд встретился с пронзительным взглядом музыканта. Наверное, нужно было что-то сказать, но он не имел ни малейшего понятия, что говорят в таких ситуациях — до этого как-то не доводилось. Он видел, как на лице парня появилась улыбка, чувствовал, что и сам улыбался, но все его тело словно сковало, он мог только мысленно пытаться подобрать слова. Черников улыбался и точно так же думал, что нужно что-то сказать, но все, что приходило в голову, было каким-то глупым. Ну, правда, не бросаться же к первому встречному на шею с клятвами в вечной любви, и не важно, что этот первый встречный — твоя судьба. Минуту, может две, они смотрели друг на друга, нелепо улыбаясь. Вместе с песней, казалось, замолкло все вокруг, вся Вселенная сосредоточилась на этом квадратном метре гребаной Земли. Оба ощущали хрупкую магию момента, но Юра, начиная чувствовать себя все более глупо, все же заговорил: — Может, ко мне пойдем? — он почесал затылок, задумываясь на секунду, и протянул Никите руку. — Ну, пивка выпьем... — решил уточнить, не хотелось, чтобы парень подумал что-то не то. Нет, конечно, может и... Но не сейчас же, впервые видятся. Юра почему-то знал, что впереди у них еще много времени и торопиться незачем. Никита крепко ухватился за протянутую ладонь, поднялся вместе с гитарой и отряхнул штаны. — Может и пойдем. Я Никита, но можно просто Ник. — Юра. Ник так и не отпустил его руку, Хованский крепче сжал тонкие холодные пальцы и повел за собой теперь уже своего музыканта, думая, что он будет петь еще, но теперь только для него.