Память, скорбь и адра

Монета – маленький адровый диск с бронзовым ободом – со звоном пронеслась по каменной плите и упала на землю. Ондра не глядя выудила ее из травы и, щелкнув по ребру, снова пустила монету в пляс. Солнечный свет отражался от граней, и где-то в глубине адры вспыхивали желтые и синие прожилки. Зеленоватые блики мелькали по лицу Ондры, и в гранях адрового диска ей виделась морская вода. Волны и глубинные течения. Дробящиеся лучи света и небо, искаженное водной гладью. Стайки пузырей воздуха и обломок мачты, проплывающий прямо перед ней. Волны, смыкающиеся над ее головой, и течение, тянущее ее вниз, в холодные и темные глубины… Нахмурившись, Ондра резко вытянула вперед руку и прихлопнула вращающуюся монету. Выждав немного, она убрала ладонь и подозрительно уставилась на диск. Просто отполированный кусок адры в бронзовой оправе. Больше зеленый, нежели синий, и уж точно не напоминающий цветом морскую воду. Подобными деньгами пользовались лишь те, кто имел непосредственное отношения к храму и занимал не самую последнюю должность – аколиты еще не могли себе этого позволить, но вот младшие жрецы – вполне. Дисками адры можно было оплатить услуги храма, но за его пределами они встречались довольно редко – считалось, что адровая монета может привлечь как благость, так и далеко не самое желанное внимание, поэтому, как правило, вскоре после получения подобной платы от жрецов горожане сдавали адру в ближайший храм, обменивая на медь и серебро. Находились, впрочем, и те, кто носил такие монеты как своеобразный амулет, защищающий невесть от чего и привлекающий невесть что. Ондра взяла монету и посмотрела сквозь нее на солнце. Блеснула бронза, адра вспыхнула сине-зеленым, заиграли блики. Жрецы утверждают, что бывает еще и белая адра, но девушка никогда ее не видела. Ни в огромных кристаллах, растущих из-под земли, ни в монетах, ни в ювелирной лавке своего отца. Сунув монету в карман, Ондра покосилась на главное здание храма, рассеянно почесывая сустав, раньше бывший ее правым плечом. Адрой с ней расплатились в борделе. Клиент – владевшая ею тогда апатия стерла из памяти его лицо и имя – проговорил с ней почти целый час, задавая странные и бессмысленные вопросы. Ондра сидела у окна, блуждая взглядом по улице, и молчала, а в ее памяти вновь и вновь вздымались и опадали волны, стремительные порывы ветра бросали в лицо соленые брызги, кричали люди, а темные воды смыкались над ее головой. Вздрогнув от звука, который она поняла за треск ломающейся мачты, девушка поняла, что это была всего лишь хлопок закрывшейся двери. Клиент ушел, оставив на полу рядом с ней адровый диск в медной оправе. Заглянувшая в комнату хозяйка, увидев монету из адры, сплюнула и сделала руками какой-то витиеватый жест, который, по островным поверьям, должен был защищать от зла. Адрой расплачивались жрецы, но никто из них не стал бы идти через весь город в дешевый портовый бордель, когда была возможность выбрать заведение поближе к центру. Поди еще докажи храмовой страже, что действительно заработал, а не украл эти деньги. Ондра играла с монетой весь вечер, то подбрасывая ее в воздух и наблюдая за переливающимися в свете свечей бликами, то рассматривая сквозь нее улицу. А через два дня за ней пришел один из старших жрецов. Его яркая церемониальная мантия, по мнению Ондры, нелепо смотрелась в этих тусклых стенах, а сапоги были забрызганы грязью – похоже, весь путь от храма он проделал пешком. Два стража и один младший жрец, сопровождавшие его, морщились и старались незаметно соскоблить со своей обуви налипшие ошметки нечистот. Ондра безучастно смотрела на это, сидя у одной из ширм. Ночные посетители – в основном моряки с пришвартовавшегося днем корабля – поспешили убраться с их пути, а хозяйка, отчаянно потея и заикаясь, спросила, чего желает господин – у них есть аумауа, эльфы и люди, и даже один мохнатый карлик из далеких лесов. Жрец прервал ее бормотание, развернув пергамент с печатью правителя и зачитав приказ, согласно которому одна из портовых девок освобождалась от службы в борделе и поступала в полное и безраздельное владение храма. Один из стражей остался внизу со своим предводителем, а второй, прихватив младшего жреца, отправился в обход. Ондра, зачарованно рассматривавшая причудливый головной убор старшего жреца, заметила их, только когда страж, взяв ее за руку, рывком поднял девушку на ноги. Монета выскользнула из ее руки и со звоном покатилась по полу. Младший жрец, подобрав ее, с неловкой и словно застывшей улыбкой вернул адру Ондре. Старший жрец ничего не говорил ей, пока они не вышли из борделя. Лишь оказавшись на свежем воздухе (хотя, слово «свежий» не очень-то подходило к смраду портового района), он коротко пояснил, что храм намеревается создать новых – истинных – богов, и Ондра была отобрана как подходящая кандидатка. Один страж возглавлял шествие, уверенно выбирая дорогу среди хибар, второй замыкал группу, то и дело оглядываясь назад. Ондра спросила, зачем выбирать такой извилистый путь, если до стены, огораживающей центральный район, можно было бы дойти напрямик? Младший жрец попытался было объяснить что-то насчет необходимости тайны, но, встретив ледяной взгляд своего старшего коллеги, тут же умолк. Пару минут спустя неподалеку раздался кошмарный, полный неизбывной тоски вой. Стражи схватились за оружие, вглядываясь в темноту, а младший жрец торопливо начал бормотать защитное заклинание. В портовых окраинах поселилась Сен Гула, и что от нее еще не успели избавиться. Шторма в этом году были не по сезону сильные (как успела убедиться и сама Ондра), и неделю назад о рифы разбился очередной корабль, возвращавшийся в город. Одна женщина почти сумела доплыть до порта – ей не хватило какого-то десятка метров. Вместо нее на берег выбралась Сен Гула – призрак, немедля принявшийся терроризировать окрестности. Пока стражи и жрецы всматривались в ту сторону, откуда раздался вой, Ондра отвернулась, подумав о том, что месяц назад она и сама могла бы стать таким же чудовищем, и до сих пор не определилась, что именно – удача или неудача – оставило ее в живых. Сен Гула, по всей видимости, успела обогнуть их, прячась за хибарами, и теперь зависла в воздухе около сохнущих рыбацких сетей, вперив пустой взгляд в Ондру. Девушка замерла, не в силах пошевелиться от страха, с каким-то отстраненным интересом разглядывая призрачную фигуру. Растрепанные и спутавшиеся волосы падали на лицо, сквозь прорехи в одежде виднелись проступающие под сморщенной кожей кости. Сен Гула несколько секунд смотрела на Ондру, после чего вдруг плаксиво скривила лицо и открыла рот в немом плаче. Спрятав лицо в руках, она развернулась и исчезла в стене ближайшего дома. Ондра, обнаружив, что все это время стояла, не дыша, тихо вздохнула. – Призрак ушел, – раздался голос рядом с ней. Старший жрец, как оказалось, наблюдавший за ней, тоже видел, как призрак утопленницы сбежал подальше от них. Прищурившись, он словно ждал какого-то ответа, но Ондре нечего было ему сказать. Наконец, раздраженно передернув плечами, жрец отвернулся. – Поспешим.

***

Из воспоминаний Ондру вывел удар колокола. Поморщившись, она вновь обернулась к центральной части храма, терпеливо дожидаясь, пока стихнет звон. Громкие звуки усиливали ее и без того выматывающую головную боль. Все началось со второго ритуала. Да, именно тогда. Ондра зло пнула попавшийся под ногу камень и пошла искать какое-нибудь место, где было бы прохладнее – полуденное солнце нещадно палило, и голова от этого буквально раскалывалась на части. В храм ее привели без малого три месяца назад. Завлекли невыполнимыми обещаниями и исцелением терзавшей ее апатии. Сулили жертвы – человеческие – в ее славу. Отчасти они, впрочем, не обманули – жертвы ей принесли, и апатия исчезла бесследно. Прихватив с собой правую руку и половину лица – первый ритуал прошел не слишком удачно, из двенадцати претендентов остались одиннадцать, да и те пострадали. Первые несколько часов сразу после «жертвоприношения в ее честь» Ондра помнила крайне смутно. Она говорила с океанами и морями, и течения отвечали ей. Она видела волны, разбивавшиеся о скалы, и была ими. Она видела луны и то стремилась к ним вместе с приливами, то игриво возвращалась назад. Она видела, как тонул – в ней – ее муж, и нежно увлекала его за собой в бездонный мрак. Как ей позже рассказали, на самом деле она просто игралась с водой бассейна в одном из залов. Второй ритуал поначалу ничем не отличался от первого. Сотня людей, закованных в цепи, затравленно смотрела на нее и остальных претендентов. Суетились жрецы, настраивая гигантский механизм из бронзы и адры. Сотня душ, лишаясь своих тел, устремлялась к ней, наполняя ее своей силой и памятью. На сей раз она ничего не лишилась – ни оставшейся руки, ни ног, ни лица. Сотня душ исчезла бесследно, и вместе с ними из ее памяти исчезла еще половина дня. Придя в себя, Ондра обнаружила, что вновь сидит у кромки бассейна в просторном зале и пялится на отражающиеся в воде луны. Причем, даже не настоящие – всего лишь фрагмент расписного потолка. А вместе с рассудком пришла и головная боль. Она накатывала волнами, словно насмехаясь над морскими течениями, то усиливаясь, то почти исчезая. После третьего ритуала все стало еще хуже. Теперь Ондра практически не могла спать – в минуты участившихся «приливов» ее голову словно сдавливали огромными тисками. У воды, впрочем, ей становилось чуточку легче. Кроме зала с лунами на потолке, она могла бы направиться еще и на нижние этажи, поскольку там частенько встречались каменные чаши с водой, и царил прохладный полумрак. Второй вариант был даже предпочтительнее, поскольку там она вряд ли встретит кого-то из жрецов в этот час. В последнее время они начинали как-то странно на нее поглядывать, словно раздумывая о некоем спорном решении. Ондра спустилась по лестнице, окунувшись в блаженную тень, и едва не вскрикнула, нос к носу столкнувшись с Ваэлем. Полоумный эльф притаился в одном из ответвляющихся коридоров, практически полностью скрывшись во мраке. В том коридоре не было факелов, и уходил он, кажется, куда-то в сторону жертвенного зала с бездействующим сейчас механизмом. Ондра видела лишь очертания фигуры Ваэля, но готова была поклясться, что из темноты на нее смотрит далеко не одна пара глаз. – Что тебе нужно? – она решила начать первой. Эльф был на удивление брехлив и мог бы болтать часами, рассказывая свои полоумные истории. Что там было в прошлый раз, призрачная свинья с небесным узором на шкуре? – Как грубо, – фыркнул Ваэль. – Продолжай в том же духе, и я могу решить, что ты вполне заслуживаешь того, чтобы твоя голова раскололась на мелкие кусочки. Ондра поежилась. Она могла бы развернуться и сбежать, вернувшись под палящее солнце, но теперь ей было страшно поворачиваться спиной к этой тьме. – Я не… – Я – Ваэль, – эльф воздел руки и плавно их опустил. – Я даю ответы, и я же их забираю. По крайней мере, так я решил, – он усмехнулся. – И тебе тоже лучше бы поторопиться с решением, или закончишь как сестра Бераса. Сомневаюсь, что он будет с такой же нежностью заботиться и о твоем черепе. Ондра стиснула зубы. Снова накатила боль, медленно, но неотвратимо усиливаясь. – Мне не нужны ответы. Я все знаю сама. Я заплатила всем, что у меня было, за кусок адры в бронзовой оправе, я заплатила рукой и лицом за сотню лезвий в моей голове, – она воздела руку, насмешливо повторяя жест Ваэля, – и я – Ондра. Ваэль снова фыркнул. Тьма за его спиной колыхнулась, и Ондра почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Боль резко усилилась, став почти невыносимой. Девушка пошатнулась и ухватилась за каменную стену, судорожно хватая ртом воздух. Ваэль продолжил говорить, и его монотонный голос долетал до нее, словно сквозь толщу воды. – Тебя собираются превратить в бога, но каждому божеству нужен свой аспект и ритуал. Для начала. По крайней мере, для начала. Как иначе люди будут тебе поклоняться? Как им позвать тебя, моля о твоей милости? За что им проклясть твое имя? Поторопись и выбери то, что будет принадлежать тебе, как уже сделали мы. – Сделали?.. – она с трудом повернула голову, перед глазами плясали черные мушки. Если подумать, то за последнюю неделю она стала значительно реже встречать других претендентов. – Именно, – Ваэль оскалился. – Не то чтобы у тебя была безграничная свобода выбора – жрецы выбрали нас, примерно представляя тот выбор, который сделаем мы, но ты ведь не откажешь себе в удовольствии плюнуть им в лицо? Тебе дали силу сотен душ, но ты до сих пор не нашла ей применения. А просто хранить ее, как уже выяснили жрецы, невозможно. – И что вам, стервятникам, до этого? – прохрипела Ондра. Зрение затуманилось, но пик боли уже прошел. Ваэль, улыбаясь, вышел из теней. Словно и не было мрака и множества глаз – перед Ондрой стоял всего лишь седеющий эльф, деловито поправляющий рукава мантии. – Видишь ли, когда жрецы догадаются, что ты не справляешься с возложенной на тебя ролью, от тебя избавятся. Найдут кого-нибудь нового, мало ли тех, кто потерял всю прошлую жизнь в кораблекрушении. Ондра вскинула голову. Откуда он… – Но, веришь ты или нет, мы к тебе уже привыкли, – неумолимо продолжал говорить Ваэль. – Ты для нас меньшее зло уже потому, что мы тебя знаем, пережив с тобой бок о бок три ритуала. Поэтому мы дадим тебе шанс. Попросись прогуляться за пределами храма. Там и лежат твои ответы, здесь ты ничего не найдешь. – Сколько я тебя знаю, ты всегда страдал словесным поносом, – Ондра потерла висок. Головная боль, наконец, отступила, напоминая о себе лишь редкими всполохами в основании затылка. Стало легче дышать, и к девушке вернулась способность рассуждать здраво. – Сами-то что, тоже выходили свежим воздухом подышать? Ваэль расхохотался и направился к лестнице. Взойдя на десяток ступеней он обернулся и заговорищески подмигнул. – И да, и нет. Эотасу, например, очень понравилось водить аколитов по здешним коридорам, а потом зажигать с ними свечи, болтая об искуплении. Некоторые, кажется, прониклись. И лучше бы тебе не знать, что сделал со своим новообретенным последователем Скейн, – хихикнув, эльф скрылся из виду.

***

Она последовала совету лишь два дня спустя, когда приступы стали совсем уж невыносимыми. К тому моменту Ондра и сама уже не верила, что что-то можно исправить. Приближался день очередного ритуала, которого она, очевидно, не переживет. Старший жрец, выслушавший ее просьбу, пристально взглянул на Ондру, после чего безразлично махнул рукой. По всей видимости, они уже списали ее со счетов. Ей выдали какие-то лохмотья и плащ, чтобы она могла скрыть отсутствие руки. Недостающую половину лица прикрыли повязками и зачесанными на эту сторону волосами. Страж, который должен был ее сопровождать, со скучающим видом тащился в отдалении. Ондра словно в полусне брела по улицам города. Головная боль не отпускала ее с прошлого дня, и у девушки уже не осталось сил с нею бороться. Она лишь судорожно сжимала в кулаке адровую монету, которую зачем-то взяла с собой. Небо было затянуто тучами, и порывы ветра терзали чье-то белье, оставленное сушиться на протянутых между домами веревках. Город был полон жизни – лоточники бойкими криками завлекали покупателей, под ногами с воем носились два не поделивших территорию кота, мимо прогрохотала тележка, на которой стояла клетка с парочкой истошно галдящих вирмов. Она и сама не заметила, как оказалась в порту. Здесь улицы были практически пусты – осмелевшая Сен Гула, которую до сих пор безуспешно пытались поймать и убить, начала свирепствовать и в дневное время. Ей уже удалось прикончить посланный по ее душу отряд стражников, так что местные предпочитали не выходить из домов без крайней нужды. На причале были лишь два припозднившихся рыбака, торопливо выгружавших из лодки свои сети, да некая женщина, горько рыдавшая у самой воды. В руках она держала не то четки, не то обычный браслет. В окружающей тишине, нарушаемой лишь плеском волн, ее рыдания звучали особенно громко, словно вбивая гвозди в голову Ондры. Она вопросительно посмотрела на ближайшего рыбака. Тот искоса глянул на плачущую женщину, после чего пробурчал что-то на языке островов. – Сестра ейная. На корабле была, который ко дну пошел месяца три назад. Домой, грит, возвращалась, да не вернулась, – он сплюнул. – Терь частенько здесь ревет над цацкой своей. От сестры, грит, осталась. Рыбак, казалось, хотел еще что-то сказать, но, услышав оклик своего товарища, продолжил сосредоточенно воевать с сетью, зацепившейся за что-то на дне лодки. Ондра уставилась на плакальщицу. Пальцы снова вцепились в адру, провели по бронзовому ободу. Нарастающая боль стирала малейшие следы сочувствия. Напоминание о прошлой жизни, а? Все ее прошлое было похоронено на дне моря, откуда оно уже никогда никого не потревожит. Все, что ей осталось – проклятая адра, которая вскоре станет ее погибелью. От боли перед глазами вновь поплыли круги. Сейчас больше всего ей была нужна тишина, но для этого требовалось как-то заткнуть плакальщицу. Протяжный всхлип стал последней каплей. Ондра рванулась вперед, выхватила из рук плакальщицы браслет – всего лишь горстка бусин на потрепанном шнурке – и швырнула его в море. Адровая монета, которую она все это время сжимала в кулаке, сверкнула следом и камнем пошла ко дну. – Вот. Море забрало твои печали, так забудь их, наконец, – прошипела Ондра. Плакальщица потрясенно уставилась на нее. Ондру кольнула совесть, и она выпалила первое, что пришло ей в голову. – Твоя память принесет тебе лишь новое горе. Отдай ее волнам, и позволь им забрать у тебя твою ношу. За спиной раздался удивленный полувздох-полувсхлип. Обернувшись, Ондра встретилась взглядом с подкравшейся к ней Сен Гула. Призрак медленно распадалась на часть, растворяясь в воздухе. Рыбаки с воплями ужаса шарахнулись в стороны, один из них не удержался на причале и упал в воду, увлекая за собой сеть. Сен Гула, от которой остался один лишь разваливающийся остов, подалась было к плакальщице, но в следующий миг уже исчезла без следа. Плакальщица сжалась на самом краю причала, открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег рыба. Ондра замерла – ее боль исчезла, словно и не терзала девушку все эти дни. Подбежавший страж схватил ее за шиворот плаща и поволок к выходу из портового района, цветисто ругаясь – от страха, а не от злости.

***

Будущие боги вновь собрались в одном зале. За стеной суетились жрецы, проводя последние приготовления, а где-то неподалеку ждали своей печальной участи очередные жертвы. Начинался четвертый ритуал. – Так на чем мы остановились? – Скейн потянулся с мерзким хрустом костей. – Ах, да. Не кажется ли вам, что нам стоит от них избавиться? – И кто тогда будет проводить жертвоприношения? Или ты научился работать с их механизмами? – сварливо откликнулась Хайлия. – Дождемся завершения ритуалов, – Воедика всегда говорила так, словно мечом рубила. – Пока не получим полную силу. Затем избавимся от угрозы. – Угрозы ли… – проворчал Абидон. – Они создают богов, чтобы те плясали под их дудку, – фыркнул Галавэйн. – Создавая, знаешь и способ разрушить, – согласился с ним Ваэль. – Как думаешь, будут ли они колебаться перед перспективой нашего уничтожения? – Не проще ли избавиться от знаний о ритуале? – подал голос Берас. – Он сложен, и даже отсутствие одной маленькой детали не даст воссоздать полную картину. Воедика покачала головой. – Слишком рискованно. Упустим хоть что-то, и все пойдет прахом. Нам нужно уничтожить энгвитанцев прежде, чем у них возникнет сама мысль о том, чтобы уничтожить нас. Магран, из-за незнания местного языка понимавшая одно слово из трех, задумчиво кивнула. Остальные молчали, но если у кого-то и были сомнения, их предпочли держать при себе. Ондра расплылась в улыбке. У нее уже был готов ответ. – Оставьте это мне. Энгвитанцы, а с ними и все наши горести будут погребены на дне моря.