"Я разберусь сам"

      После возвращения со съемок проекта, Мигель был раздосадован и зол больше чем обычно, и Егор, молчавший всю дорогу, это прекрасно видел. Бедного хореографа, в первую очередь, добила необходимость делать выбор сложный, невероятно сложный и неравный выбор, во-вторых, недостойное, как сам Егор позже скажет Мигелю, поведение участницы его команды.       Казалось, Мигель должен кричать, бушевать, кидаться вещами и всячески пытаться доказать свою правоту, но...но мужчина почему-то сразу же после съемок, надувшись как самый настоящий ребенок, унесся в сторону их общей гримерки. Егор не мог просто бросить все и кинуться за партнером, он ведь наставник, хороший, добрый и правильный наставник. Какое-то время ему пришлось убить на то, чтобы успокоить отчаянно ревущую девушку. "Хватит ломать комедию, дорогуша" - набатом стучало в голове, но Егор лишь сочувственно гладил содрогающуюся от слез танцовщицу по спине.       Дальше квест для Дружинина приобрел новое направление: мало того, что у него за кулисами была плачущая и никак не собирающаяся успокаиваться Кейко, так еще приперлись репортеры, так сказать, на горяченькое. Дать слово девушке? Зачем? Чтобы она начала выливать все самые грязные подробности, непосредственно касающиеся Мигеля? Прогнать репортера или же самому ответить на вопросы? А что делать? Он - наставник, он - хореограф, он - самый взрослый и, вероятней всего, самый умный. по крайней мере, старше Мигеля и умнее Кейко.       Где-то через полтора часа, когда скандал был с треском улажен, Дружинин, изрядно вымотавшись, наконец-то сумел доползти до гримерки. Почему-то ему казалось, что Мигель, выведенный из себя и пышущий огнем, как самый настоящий дракон, давно уже прыгнул в тачку и умчался в какой-нибудь бар. Как оказалось, Егор ошибся. Дважды.       Мигель, уже переодетый, в куртке со смартфоном в руках распластался морской звездой на их любимом диванчике. Ноги обутые в тяжелые шнурованные ботинки мужчина нагло закинул на стеклянный маленький столик, за которым они обычно пили чай. Недалеко, по правую руку от хореографа, примостился его спортивный рюкзачок. Вероятнее всего, Мигель ждал его очень и очень долго.       Аккуратно прикрыв дверь, Егор глубоко вздохнул, наконец-то обращая взгляд Мигеля на себя, мол, давай, я знаю, как ты зол. Начинай. Но мужчина, лишь бросив на него короткий виноватый взгляд, поспешил убрать грязные ботинки со столика. - Поехали домой, - попросил его Мигель, забрасывая рюкзак на одно плечо, и Егор поспешил кивнуть.       Мигель, не дожидаясь его, схватил ключи с трельяжа и, негромко хлопнув дверью, унесся в неизвестную сторону, оставив партнера в растрепанных чувствах. Наставник, покачав головой, устало принялся стаскивать с себя пиджак, - не стоит заставлять Мигеля ждать.       Их дом - это была своеобразная крепость, за которой можно позволить себе все, что угодно. Где никто их не увидит и, тем более, не осудит. Только за крепкой стеной можно было сбросить надоевшие маски. позволить себе быть никем, таким же серым человеком в толпе, у которого есть дом: место, где ждут любимый человек и пушистый кот. И Мигель с удовольствием пользовался этим.       Куртка вместе с ботинками некрасивой кучей валялась на полу, а сверху, довершая эту воистину историческую картину пристроился спортивный рюкзак, сам же хореограф, тяжело вздохнув, поплелся в ванную. Егор, ни проронив ни звука, молча поднял белую курточку с пола, аккуратно вешая на плечики прозрачной вешалки, ботинки заняли положенное место на полке мысками к стене, - именно так, как привык Егор; рюкзак благополучно был устроен на нижней полочке в платяном шкафу. Теперь хореограф позволил с легкой улыбкой на губах сбросить тяжелую куртку с уставших плеч.       Хотелось немедленно улечься на мягкую кровать и, устроив голову на любимой, сильно пахнущей туалетной водой Мигеля, подушке блаженно прикрыть глаза. Но Егор упрямо гнал эти мысли подальше, сейчас самое главное упокоить этого истерика, который черт знает зачем поперся в душ, хотя по звукам, доносящимся из ванной комнаты, Мигель, скорее, принимает любимую ванну с душистой пеной. Может многие и решили бы, что Мигель отходчив, и непременно бы ошиблись в своем суждении, - в такие моменты, когда ссору приходится прервать, буквально, в самом разгаре, Мигель становится самой настоящей бомбой. Бомбой замедленного действия, что способна бабахнуть, как говорится, в самый неожиданный момент.       У них не было привычки вламываться в ванную комнату, когда та уже занята, но сейчас проблема не требовала отлагательств, так что в срочном порядке пришлось искать себе реалистичную отговорку. Мол, срочно нужно закинуть вещи в стиральную машинку...ну да, на ночь глядя или там...зубы почистить. Вторая идея звучала очень и очень правдоподобно, так что Егор, быстро переодевшись в спальное - растянутую футболку и спортивные штаны, поплелся в ванную.       В лицо ударил горячий пар. и будь на Егоре очки, они бы тот час запотели. - Егор? - кинул пробный шар хореограф, что вдруг затих по ту сторону цветастой шторки. - Нет, Мигель, грабители, - вздохнул мужчина, протирая полотенцем запотевшее от горячей воды зеркало, - хотя, сомневаюсь, что они бы тебе ответили. - хмыкнул Егор, явно пытаясь завести хоть какое-то подобие диалога.       Мигель обиженно фыркнул, и тут же послышался возмущенный плеск воды, кажется "дельфину" приспичило поменять позу. Егор же, поддерживая свою легенду, поспешил достать из стаканчика свою зеленую щетку и мятную пасту, горячо любимую самим Мигелем. - Я не буду тебе ныться, - вдруг выдал хореограф из-за шторки, заставляя Дружинина бросить удивленный взгляд на источник звука, - иди дальше защищай свою Кейкошу, мне как-то все равно, и свали уже наконец из ванной. - Егор мог поклясться, что объект его обожания и головной боли сейчас обиженно щурится, наморщив лоб. - Сереж, - зовет его хореограф, все еще не оборачиваясь, - если Мигель соизволит выглянуть из-за шторки, Егор увидит это в отражении зеркала. - Мы же взрослые люди, хватит злиться из-за пустяков. - Давай я сам разберусь... - Разбирайся, конечно, я надеюсь, что рано или поздно ты разберешься и сделаешь какой-нибудь вывод, - буркнул Егор, засовывая за щеку зубную щетку.       Повисла неловкая тишина, прерываемая лишь тихим плеском воды и бесконечным шуршанием щетки о ровный ряд зубов, Егор не решался продолжать этот бессмысленный разговор. Почему-то хореограф был уверен, что если скажет еще хоть слово, его точно обольют водой и выставят из собственной ванной, - настолько Мигель казался разозленным. - И знаешь что самое обидное, Егорчик, - через пару долгих минут мужчина наконец-то соизволил подать голос, - ты даже не пытался приструнить наглую девчонку, - судя по плеску воды, Мигель воинственно сложил руки на груди.       Дружинин лишь коротко вздохнул. Рот жгло от слишком мятной пасты, и даже глаза, казалось, еще чуть-чуть, и начнут слезиться, что уж говорить, а тем более протестовать, в таком состоянии Егор просто не мог. Да и не захотел бы.       "Егорчик" - так зовет его Мигель в минуты белой ярости, когда вся злость со страшной силой ударяет в голову, но вместо криков слышится лишь леденящее душу спокойствие. В такие моменты на Мигеля страшно смотреть: он не брызжет слюной направо и налево, наоборот, сильнее сомкнув пухлые губы, мужчина вкладывает в каждое слово столько яду, что давно можно было бы убить целый зал. "Егорчик", по-мнению Мигеля, - это очень и очень плохой человек, провинившийся и достойный настоящих мучений, "Егорчик" - это уже не любимый партнер, мило сопящий в загорелую шею, это предатель, которого нужно и можно ударить побольнее.       Егор виновато потупил взгляд.       Виноват. И вправду виноват. С точки зрения Мигеля он даже больше чем виноват, потому что он не просто промолчал, он принял чужую, неправильную сторону. Виноват, потому что позволил себе оборвать на слове, поправить в выражениях и осадить за подобный тон. Виноват, потому что заставил заикаться и чувствовать себя еще большим придурком. Виноват, потому что всегда защищал. - "Давайте оставим подобный тон", да пошло оно к черту! Какого хрена я не могу выражаться так, как пожелаю?! Почему это я должен выслушивать обвинения от какой-то третьесортной танцовщицы?! - взбеленился вдруг Мигель, и Егор отчетливо слышал, как тот ударил мокрыми ладошками по бортам ванной. - И почему ты позволил ей разговаривать со мной в подобном тоне, Егор? Раз ты у нас такой правильный! Почему. Ты. Позволил? - Мигель, - сплевывая пасту вместе со слюной, кашлянул хореограф, хоть как-то пытаясь прервать поток вполне обоснованных, но от этого не менее неприятных, объяснений. - Ты знаешь, что никому и никогда я не прощу три вещи: если кто-то клеится к моей принцессе, врет в глаза и пиздит за спиной.       Егор, уперевшись обеими руками в белый. немного скользкий от воды край раковины, чуть нагнув голову, беззвучно смеялся. Ну уж очень специфичные принципы у его "принца".       Покачав головой, хореограф потянулся за пушистым полотенцем, чтобы вытереть рот и щеки, ожидалось, что Мигель продолжит распекать его, но тот подозрительно притих. Мягкая ткань касалась нежной кожи щек, пока Егор еле удерживал себя от ужасного желания обернуться и убедиться, что Мигель не буравит его внимательным взглядом. - Она решила, что я ее ревную к тебе... - Мигель вдруг странно замолкает, фраза кажется незаконченной, будто начав говорить, мужчина задумывал одно, а когда дело дошло до действий - резко передумал. - Наоборот, - совсем тихо добавил Мигель.       Из ослабевших рук вылетела баночка с увлажняющим кремом, а сам хореограф, прерывисто вздохнув, повернулся к тому месту, где, по идее, должно было находиться лицо собеседника. Шторка по ту сторону странно шевелилась, словно это не просто сквозняк, а чье-то тяжелое дыхание.       Через секунду, видимо, Мигелю слегка надоела эта игра, и он, крайне нерешительно, чуть отодвинул ляпистую шторку на столько, чтобы в образовавшееся отверстие можно было просунуть голову, - Ты же хотел ее в команду, зачем сказал, что это не так? Мигель, теперь люди будут считать двуличным тебя, - Егор, быстро отвернувшись, принялся мазать тонким слоем обветренную на морозе кожу лица. - Погоди, двуличным? Не двухличным? Что? - Что?       Мигель громко и отрывисто расхохотался, а Егор честно попытался припомнить данную оговорку за партнером, казалось, что в эфире это слово прозвучало правильно. - То есть то, что она пиздела, глядя мне в лицо, это ничего страшного, а то, что я оговорился - это уже беда, - раздраженно фыркнули из-за вновь прикрытой шторки. - И вообще, скажи я ей что-то типа, раньше я хотел тебя в команду, но теперь нет, выглядело бы глупо и совсем не обидно.       Егор со вздохом принялся аккуратными движениями наносить приятно пахнущий корицей и медом крем на веки. В голове кружился, наверное, миллион противоречивых мыслей: с одной стороны нужно было как-то донести до упертого Мигеля, что он в какой-то мере не прав, а с другой - совершенно не хотелось его...расстраивать. - Вот почему я все еще живу с тобой? - вдруг проворчал хореограф, и Егор невольно хмыкнул. - Эти девчонки вечно разводят сырость на пустом месте, в моей команде плачут парни и выбывают, в твоей девчонки и попадаю в топ. Вот же... - Она милая. Поэтому люди голосуют за нее. - Еще одно слово и я добавлю чертов депилятор тебе в крем для лица. Потом расскажешь, какого это жить без бровей.       Дружинин покачав головой отложил любимый крем на стеклянную полочку. Пора прекращать этот концерт. - Я переживаю, - чуть смутившись, произнес Егор, складывая руки крестом на груди. - Переживаю, что подумают о тебе другие, Мигель, многие скажут, что ты хам, а не какой ни профессионал, что всего лишь капризный мальчишка, нахал и тому подобное. Участники моей и твоей команды, - мужчина с тихим стоном закусил губу. - Мигель, я знаю, что с таким темпераментом, как у тебя, люди обычно ведут себя подобным образом. Скандалят и выясняют отношения, но это...       "Ты как спичка. Раз и вспыхнул. Секунда и сгорел" - улыбнулся Егор своим мыслям.       Пара шагов, и хореограф с тихим стоном сдергивает с вешалки белое, огромное, махровое полотенце, так любимое Мигелем. Ловким движением рук, Егор расправляет пушистое, словно облачко, полотенце, словно заботливая мамочка, готовая укутать ребенка, чтобы тому не было холодно.       Мигель без слов отодвигает цветастую шторку. Слышится громкий плеск воды, а, буквально через мгновение, мужчина оказывается на ногах. Мигель, качая головой, мягко преступает через высокий бортик ванной, одной мокрой, до невозможности горячей рукой, опираясь о плечо Егора. тот лишь ежится от неприятного ощущения сырой одежды, что липнет к коже и чужого веса, давящего на плечо.       Егор чуть наклоняется вперед: его глаза неотрывно следят за выражением лица Мигеля, ища хоть какой-нибудь признак недовольства. Губы мягкие, теплые касаются чужой, грубоватой щеки, когда темная щетина неприятно колет подбородок. - Не смей ревновать меня, - вдруг заявляет Егор, ласково промокая кончиком полотенца мокрое от воды и пота чужое лицо. - Слышишь, Мигель, не смей.       Горячее, влажное тело прижимается к нему все сильнее, и даже через одежду Егор ощущает приятный жар, идущий от Мигеля. Теплые руки мягко обвивают шею, притягивая к себе чуть ближе, пока пухлые губы что-то шепчут, беспрерывно касаясь мочки уха. Кажется, Мигель пытается извиниться.