Лицо бога

      Его разбудила песня. Чей-то голос протяжно вёл знакомую мелодию, то резко падая к низким, почти хриплым нотам, то снова взмывая, словно стремясь достичь небесной высоты. Песня лилась, искрилась, подобно чистому ручью в горах, а Локи чувствовал себя путником, терзаемым жаждой.       Он смутно помнил бешеный стук сердца, непонятные тени, шёпот, и ощущение западни, куда его завлекло что-то или кто-то, но сон быстро растаял. Сквозь прикрытые веки просачивался утренний свет, но Локи только сильнее зажмурился. Ему не хотелось вставать и начинать новый день. Он продолжал лежать, околдованный, опьянённый чужой песней, будившей в душе странное чувство - умиротворения, любви и надежды, давно потерянной, но обретённой вновь.       Песня пела о сильных и быстрых, о мудрых и безжалостных, она спрашивала каждого могуч ли он, и каждому бросала вызов. Локи чувствовал, как силы наполняют его и уже ничего не слышал кроме этой песни. Потому что именно её пела Фригга, когда Локи ещё ребенком отдыхал, положив голову ей на колени. Мать всегда гладила его по волосам, перебирая тёмные пряди. И именно здесь, лежа у неё на коленях, чувствуя нежность её кожи и внимая благословенные звуки её песни, он находил своё успокоение. Локи так часто видел эту картину, что мог, не открывая глаз, представить всю её очень чётко.       Он наяву видел сияние её волос, подобных расплавленному золоту, её очей, подобных полдневным небесам, блеска её рук, похожих на свежевыпавший снег, когда он сверкает при солнечном закате. На её красоту страшно было взглянуть, но Локи радовался, что мог видеть её, пока она сияла и блистала в меняющейся пелене света, составляющей её одеяние.       Рядом с ней Бездна меркла и отступала, и ей не было пути обратно, пока Локи находился в объятьях матери. Фригга и сейчас сидела в изголовье, гладила его волосы, и пела ему как когда-то очень давно. Острее самой страшной боли почувствовал он прилив любви к матери – и его захлестнула волна раскаяния…       Ни о чём другом он не жалел так сильно, как о том, что оставил её, не смог защитить. Ему хотелось прижаться к её рукам и целовать их, моля о прощении. Ему хотелось рассказать ей всё, а главное – сказать, что он осознал каждую из всех своих ошибок.       Но у него не было на это сил.       Локи чувствовал только, как тепло, идущее от матери, проникает в него, льётся потоками и очищает его сердце. Знакомая рука пришла на помощь, поддержала и направила. Снова стало легче. Снова нежный голос позвал его по имени. Едва слышно он отозвался:       - Мама…       Я не хотел, мама.       Он знал, что ему не место рядом с ней. Показалось, что на него навалились своей тяжестью горы, что облака налились дождём и хлещут в глаза, что огонь и лёд смешались в сознании, и выжигали, вымораживали все мысли.       Бездна вновь смотрела на него.       Тысячи голосов нашёптывали что-то на разных языках, о чём-то молили, чего-то требовали. Звали, рыдали, смеялись. Угрожали, манили, сулили неземное блаженство и вечный, бескрайний покой.       Один шаг, просто шаг.       И всё завершится.       Навсегда.       Ведь он везде был не на своём месте. Маг среди воинов, ледяной великан среди асов. Убийца отца и враг своего же рода. Он оказывался чужим везде, куда бы ни ступала его нога. И он был опасен своим безумием. Этакой жуткой, пугающей червоточиной, затаившейся где-то внутри, только и ждущей, чтобы вырваться вновь.       И рядом больше не было Фригги, способной отвести от него беду. Сейчас ему нестерпимо хотелось зарыдать, отчаянно, крепко-накрепко обхватить кого-нибудь руками. Он устал от всего этого. Устал. Он не сможет продержаться так пять тысяч лет. Презираемый живыми, брошенный мёртвыми.       А потом был голос. Его звали. Песня из прошлого вновь зазвучала в ушах, и горячо любимый, давно умолкший голос снова запел. Локи вытянулся, каждой клеточкой внимая благословенные звуки.       Кривясь от неожиданной боли в плече, он приподнялся на постели. Веки крепко слиплись, и он нетерпеливо тёр их пальцами, торопясь увидеть поющего. От каждого неосторожного движения тупо болела голова, а от света резало глаза, но он едва ли обращал на это внимание.       Тор сидел спиной к окну, закрыв глаза, и жёлтые блики плясали вокруг его головы и рук; а Локи смотрел и слушал, как чужой голос творит музыку такой пронзительной красоты, что сердце у него сжималось. Лицо Тора отражало нечеловеческое умиротворение, он пел мелодию своей матери, бережно перебирая каждое слово, словно янтарные бусины из ожерелья Фригги.       Бездна зияла у Локи за спиной. Тянулась из глубин султанчиками щекотной, едва заметно мерцающей дымки. Но теперь он без сомнения шагнул от неё прочь.       Ему было куда идти.