бесконтрольное

Криденсу восемь, когда он понимает - он обречен. Не столько на долгую и далеко не счастливую жизнь с приемной матерью, одержимой идеей искоренить магов из общества, сколько на постоянный страх, что Мэри узнает о его маленькой тайне. Магию пришлось подавлять, тушить пожар внутри своими слезами и страхом, что он останется один снова, что мать - ненавидящая все, что связано с магией - сделает с ним то же, что хочет сделать с жертвами ее ненависти. Криденс тогда впервые начинает замыкаться в себе, надеясь, что Мэри не заметит перемен в нем. Когда Мэри заметит, будет слишком поздно для того, чтобы что-то можно было исправить. Мэри вызывала страх. Криденс так и не смог привыкнуть к боли - его раны заживали долго, доставляя множество мучений при совершении самых простых действий - было больно даже одеваться, касаться предметов и изредка обнимать маленькую приемную сестру. Когда в его жизни появился маг, отличающийся от тех, какими представляла их мать, мир пошатнулся, а руки стали болеть намного меньше. Каждое нежное прикосновение - сначала палочки, холодным деревом скользившей по израненным ладоням, а потом и таких же сухих и холодных пальцев, приносило облегчение, боль отступала. Бэрбоун понимал - он пойдет куда угодно за тем, кто избавляет его от боли, кто понимает его, кому он может верить и помогать. Криденс в такие моменты заикался сильнее обычного, но тяжелые, успокаивающие объятия и твердая рука на плече помогали ему сдерживать отрывисто вырывающийся из легких воздух, давали возможность успокоиться и не бояться. Грейвз относился к нему со странной нежностью, больше походящей на отцовскую, и в то же время был непозволительно близко - так близко могли быть только влюбленные люди (Криденс сам видел), и в глубине души подросток каждый раз ждал поцелуя. Мужчина понимал его, и Криденс даже хотел открыться ему, показать, что он умеет, но холодная субстанция внутри сжимала органы, что-то шипя, и эту идею приходилось отодвигать далеко на задний план. Криденс знал, чего ему не хватало на самом деле - близкого человека, который бы любил его - личность и душу, а не тело, способное раздавать листовки и сопровождать мать, и не его возможность искать смертельно опасного ребенка. Отсутствие поддержки, боль, переполнявшие еще молодую душу чувства угнетали, заставляли все чаще обращаться к темным глубинам - там было нечто, что спасало Криденса в самые страшные моменты. И оно не умело бояться. Криденс морально достигает критической точки, когда поход к сенатору с матерью оказывается провальным. Может, эта упорная женщина и смогла смириться с отказом, но подросток, специально остановленный этим мерзавцем - нет. Он находит сенатора позже - в самом начале выступления, перед десятками людей высшего общества, и у Бэрбоуна впервые не дрожат руки перед чем-то важным лично для него. Криденс знает - его объятия смертельны, и поэтому он вкладывает в них всего себя - все то зло, что накопилось в нем в последнее время. Нечто внутри не торжествует, но подросток в восторге от свершенного. Когда излишне доверчивого информатора предает тот, кому он верил намного больше, чем собственной матери (пусть и приемной), Криденс вытирает со своих щек злые слезы, стоя в пыльном, полуразрушенном доме на на первом этаже, пока этот Дьявол (он больше не был ангелом) поднимается к маленькой Модести, которая была такой же, как и он. Желание, чтобы он увидел его, забрал свои слова о том, что Криденс - сквиб и не имеет магической силы, оборачивается покрывающимися трещинами стенами, пульсацией темной злобы, которая затопляет сознание. Последняя стена рушится, и Криденс встречается с холодным взглядом, в котором мелькает непонимание и удивление. Грейвз вызывает боль. - Ты можешь контролировать это?.. - Я не хочу. Ослепляющая ненависть взрывается в сознании, и Криденс больше не чувствует своего тела - он становится легким и гибким, а ни одно физическое препятствие не приносит ему вреда. Бэрбоун и правда любит эту свою сущность - лишь за то, что он перестает чувствовать страх за свою жизнь. Он не знает, как зовется это существо, но когда-то оно впечатлило маленького Криденса настолько, что он должен был скрыть его от чужих глаз, чтобы его не отобрали. Он упивается той силой, которую несет в себе, разрушает любые стены - прочь из слабого, вечно израненного ремнем тела, прочь из покорного, доверчивого сознания. Криденс не убил Грейвза - он не смог даже сейчас, в надежде, что он оценит его магию, ту силу, которая в полной мере доступна только ему. Но Грейвз за ним не идет. Темная форма мягка и податлива, стелется темным туманом, обхватывая черными щупальцами бетонные стены, и боль в ней не чувствуется. Криденс ненавидит - но огонь уже потух, только тлеют угли в душе, рушатся остатки мира, в котором подросток жил долгое время. Он не чувствует страха, но гораздо более чувствителен к чувствам других - и тот мужчина, Ньют, кажется ему добрым, и уже по-настоящему. Тьма оседает на рельсы, и Криденс чувствует под собой холодную землю, но это не смущает его - он готов слушать. Его собственные чувства возвращаются. Сейчас есть только он и Ньют. Но последний не успевает ему помочь. Понять, что зло - сумма бессильных ненависти, боли и страха, было легко, когда появилось третье слагаемое. Предательство вызывало ненависть. Криденс слишком поздно осознал, кто он есть (надо было тогда же, в восемь лет), что его мечтам сбыться не суждено, и тьма вновь захватывает его, стоит увидеть знакомое, казавшееся некогда ангельским лицо. Его Обскури не чувствует боли, не умеет бояться и сожалеть. Наверное, поэтому Криденс ничего не чувствует перед забвением.