Дыхание

Вдох. За вдохом следует удар, выбивающий воздух из легких вместе с криком. Ей это нравится. Нравится причинять боль. – Мама! – Я тебе не мать. Удар. Выдох. Боль и страх, страх и боль, что было раньше – загадка для Криденса, как та, что про курицу и яйцо. Вдох. Мэри Лу так любит причинять боль, весь мир так любит причинять боль, что Криденс уже усвоил: спрятаться не получится. Выдох. Когда кто-то протягивает руки, первая мысль – даже не мысль, рефлекс – сжаться. Ведь протянутая рука – это всегда удар. И боль. Перетерпеть, затаив дыхание. Но эти руки другие. Теплые и ласковые. Волшебные. Фантастические. Грейвс весь фантастический. Криденс забывает дышать, лишь подается навстречу незамысловатой ласке, тонет в объятьях, жмурится, концентрируясь на тепле ладоней, и тут же вновь испуганно распахивает глаза, как будто все это вот-вот исчезнет. Грейвс исчезает. Криденс вспоминает, что нужно дышать. У Грейвса властный голос и цепкий, тяжелый взгляд, но его прикосновения – мягкие, почти нежные – заставляют забыть обо всем на свете. О всей боли, о всем зле вокруг. Криденс не умеет выражать любовь, он даже не уверен, что это называется любовью, ведь раньше у него был только страх. Он ни в чем не уверен, кроме того, что хочет провести вечность в этих объятьях, и что лучше умереть, чем лишиться этого. Криденс жмется ближе, цепляясь дрожащими пальцами за край дорогого плаща, дышит прерывисто, в такт ненормальному биению сердца. Когда Грейвс целует его – осторожно, целомудренно, в уголок губ – Криденс думает, что больше ничего не нужно для счастья. Тепло губ, ладоней, дыхания на щеке. За три выдоха до падения в пропасть, за секунду до… – Ты мне больше не нужен. Страх и боль станут единым мрачным вихрем, бездной отчаяния. За выдохом не последует вдох.